Общественный выбор и институты

Ярким представлением синтеза ортодоксии с институционализмом могут быть работы сторонников школы общественного выбора. Так, У. Несканен, в рамках теории бюрократии, считал, что наилучшая форма борьбы с ней — приватизация, которая раскрепощает человека, делает его независимым от чиновника, повышает уровень его экономической свободы, укрепляет права собственности и ограничивает деятельность государства во многих сферах жизни. Он применял специально введенный термин «мягкая инфраструктура», преследуя цель показать ненавязчивый характер процесса приватизации и ее необходимость как гаранта эффективной борьбы с бюрократией.

Вирджинская школа^[1] отстаивает ограничение государственного регулирования, но также ее представители не уходят от факта неспособности рынка выполнять «социальные функции». Они изучают роль политического процесса в принятии экономических решений и проявлений экономической власти. Что такое власть политическая и экономическая, есть ли разница, и если есть, то каково соотношение между их проявлениями, конкретные механизмы — эта тема постоянно прослеживается в дискуссиях вирджинской школы. Политическое решение суть решение альтернативное. Эти решения определяют качество экономической политики, эффективность применения тех или иных экономических методов и процедур. Бьюкенен подходит с позиции анализа совершенно разных взаимодействующих структур: политической и экономической (рыночной). Модели поведения агентов накладываются на политическую систему, с целью использовать ее методы для достижения частных выгод, т. е. здесь с очевидностью проглядываются неоклассические взгляды о частном интересе, да и сама политика предстает как сфера обмена.

Мы не хотим сказать, что это не так. Действительно торговля между группами особых интересов присутствует в реальной жизни, проявляющаяся в покупке голосов в законодательном органе власти, что «вирджинцы» называют логроллингом. Если рассматривать концепцию данной школы как систему, то в этой системе, на наш взгляд, можно выделить три уровня значимости в проводимых исследованиях: 1) механизмы проектирования правил игры в обществе, а также изменения правил в рамках конституционной экономики; 2) деятельность государственных институтов в рамках установленных правил и развитие политического процесса; 3) выработка подходов к реформации политических процедур (с учетом интересов групп особого поведения), сводящейся к поиску согласованного соотношения между справедливостью и эффективностью, обнаруживаемой функционирующими структурами, поиску общественного согласия^[2].

Технологию в качестве фундамента рассматривал и Д. Белл в своих «Началах постиндустриального общества», «Культурных противоречиях „капитализма“»; Э. Тоффлер в «Докладе об экоспазме» и «Третьей волне». У Д. Белла к технологии добавляется знание, поэтому Д. Нейсбитт предложил называть общество такого типа информационным. Изменения в таком обществе охватывают три сферы: технико-экономическую, сферу культуры и политики, отрасль услуг становится преобладающей, наука и информация становятся ведущими факторами развития.

В качестве варианта концепции Белла рассматривается супериндустриальное общество Тоффлера. Общество движимо совершаемыми революциями (волнами), например, аграрная революция сформировала аграрное или традиционное общество, промышленная революция — индустриальное, революция в области коммуникаций и технологии подводит нас к супериндустриальной цивилизации. Эта революция кардинально, по мнению Тоффлера, изменит образ жизни людей, модели их поведения, трудовую мораль, образование, системы обработки информации, характер производства, потребности, структуры стимулов и ценностей, социальные контакты, правовую и политическую системы общества, сменит всю гамму приоритетов, общественных целей развития. Это будет новая технотронная цивилизация. Некоторые признаки нового общества и рождаемые им противоречия ощущаются уже сегодня.

Таким образом, подводя итог, можно утверждать, что институционализм опирается на следующие положения:

1) части (элементы системы) взаимодействуя образуют целое (систему); атомизм вытесняется холизмом, целостными представлениями; 2) «междисциплинарный подход», т. е. связь экономической теории и других общественных дисциплин в проведении исследований на стыке наук и в результате размывание границ; 3) отказ от абстрактных моделей неоклассики и анализ реальных экономических процессов, критика абстрактно-дедуктивного метода; 4) центральные элементы анализа — институты и институциональная среда (общественная и частная); 5) исследование эволюции институтов и следующих отсюда проблем наследственности, изменчивости и естественного отбора институтов, а также мутаций; 6) политико-правовое, социокультурное, психологическое и технологическое развитие, служащее предметом изучения; 7) решающая роль государства как формообразующей общественной компоненты.

Проблема общественного выбора на микроуровне решается в рамках концепции Р. Коуза, облеченной в форму одноименной теоремы, получившей наименование, с легкой руки Дж. Стиглера, «теоремы Коуза» .

В 1937 г. в работе «Природа фирмы» Р. Коуз задался вопросом: почему в рыночной стихии существует фирма, «внутренности» которой не обнаруживают рыночного взаимодействия? Он ввел понятие «особых» издержек, возникающих при осуществлении обмена, сделки — трансакционных издержек, через анализ которых можно объяснить феномен существования фирмы. Считая фирму и рынок институтами, составляющими институциональную структуру экономической системы, Коуз непосредственно затронул проблему появления институтов вообще, причины их образования, ответил на вопрос: почему взаимодействуют, сосуществуют столь разные институты — рынок и фирма.

По сути дела Коуз говорит о причинах существования организации, структуры, иерархии. Существование организации устраняет издержки трансакций^[3] по сравнению с издержками в случае ее отсутствия, т. е. внутрифирменные издержки ниже, чем издержки рыночных трансакций. Создание фирмы происходит для осуществления действий, которые бы без нее совершались в результате децентрализации индивидов через рыночные трансакции. Государство в этой концепции понимается как сверхфирма.

Рассмотрение экономических явлений при помощи инструмента трансакционных издержек требует более точного определения не только самого понятия «трансакционные издержки», но и понятия «института» .

Далман следующим образом определил понятие «трансакционных» издержек: это «…издержки сбора и обработки информации, издержки проведения переговоров и принятия решения, издержки контроля и юридической защиты выполнения контракта». Таким образом, определение Далмана, на которое ссылается Коуз, лучше высказываний Коуза демонстрирует неотделимость трансакционных издержек от процесса управления и организации. Организация и структура уменьшают их, но механизмы взаимодействия агентов никуда не деваются, поэтому и трансакционные издержки сохраняются. Следуя за Коузом, необходимо признать, что без анализа трансакций и издержек с ними связанных, нельзя познать сущность процессов функционирования экономической системы. Снижение трансакционных издержек выступает важным условием позитивной трансформации. «Трансакционные издержки возникают вследствие того, что информация обладает ценой и асимметрично распределена между сторонами обмена» , — пишет Норт об трансакционных издержках. Следствие такой асимметрии и цены информации — несовершенство рынков, проявляющееся в сохранении стимулов к обману, обхождению рыночных правил, заложенных в институциональной матрице и генерируемых институтами, даже если эти институты обновленные и улучшают потекание обменов в экономике. Таким образом, залогом успешной институциональной трансформации признается снижение трансакционных издержек (без значительного увеличения трансформационных), которое возможно, только если информация будет доступной, выровненной, т. е. не будет выделяться групп высоко информированных и групп, испытывающих информационный голод, под которым мы понимаем состояние тезауруса в целом, т. е. и уровень образования тоже.

Т. Веблен понимал под институтами привычки и стереотипы мышления, с которыми согласно большинство или, точнее, которые охватывают большинство членов общества. Несколько иное определение институтам дает Д. Норт: «…институты — правила игры», включающие формальные правила и неформальные ограничения, а также принуждение в выполнении тех и других. Развернутое определение дает К. Менар: «Под институтами мы понимаем действующую в исторических условиях совокупность социальноэкономических правил, над которыми индивиды или группы индивидов в основном не властны, как в краткосрочном, так и в среднесрочном плане. С экономической точки зрения эти правила нацелены на то, чтобы определить условия, в рамках которых может осуществляться индивидуальный или коллективный выбор размещения и использования ресурсов»^[4]. Далее он проводит различие между институтами, рынками и организациями, которое состоит в том, что институты не представляют собой механизмы координации, а «…способствуют определению общественно-исторических условий, при которых могут учреждаться эти механизмы» .

Как образуется новый институт, каким образом он приобретает и видоизменяет свои функции и, наконец, что является «движителем» изменения институтов? Ответы на поставленные вопросы в настоящее время остаются предметом дискуссии, но мы довольно кратко покажем ту позицию, которой придерживаемся. Почему, но данному вопросу может существовать много разных мнений? Дело в том, что каждый исследователь по своему представляет институт, рынок и организацию, соответственно, и раскрывает их в целях анализа. На таких определениях базируются выводы, качество которых во многом зависит от точности и полноты характеристики. Немногие институционалисты, следуя Ойкену, пытаются вывести определение из проводимого анализа действительности, а не до него. Они берут на себя тяжелый труд. Легче задаться чем-либо, а потом проверять насколько точно это положение отражает действительность и позволяет проводить качественный анализ. Но последний способ часто бывает малопродуктивным (примером служат некоторые неоклассические априорные допущения, оказавшиеся неадекватными) и создает впечатление четких построений, которые при проверке оказываются далекими от реальной жизни. Для институционалистов это верно в меньшей степени, но объясняет разноголосицу во мнениях и монокаузальность, свойственную некоторым исследователям в объяснении экономических явлений в рамках данного направления.

Например, К. Эйрс, исследуя взаимовлияние культуры и хозяйства, рассматривал поведение индивида только как продукт социокультурных условий. Коуз, изучая природу фирмы, объяснял ее существование с позиций трансакционных издержек, не вдаваясь в существо информационных взаимосвязей внутри организации, стимулов, мотивации, системы ценностей и других аспектов. Если взять «конъюнктурно-статистических институционалистов» (Фримена, Менша, Миллендорфера, Голдстайна и др.), то каждый из них объяснял длинноволновую динамику, смену технико-экономических парадигм какой-либо одной причиной или небольшим комплексом причин, но о развернутом количестве факторов, вносящих свой вклад в колебательный процесс, не приходится говорить, тем более пока строго не очерчен весь набор факторов, задающих цикл, все еще не ясной остается доля вклада фактора из этого набора. Определить структуру этого набора удастся именно через анализ обособленного влияния фактора на цикл, и через влияние при одновременном действии всех других факторов, хотя задача является достаточно трудной.

Если смотреть на институты как на исторически изменяющиеся социальные ограничения, а институциональную динамику видеть во взаимодействии социальных групп особых интересов, то рынок, который можно считать институтом в этом смысле, но особого типа, предстает в виде взаимодействующих моделей поведения его агентов, в поведении которых просматриваются компоненты спроса и предложения, за которыми стоит удовлетворение конкретных потребностей. Мы вправе говорить об организации рынка и институциональной матрицы, т. е. формальных правил и неформальных ограничений, а также комплекса принуждения. Однако если под организацией имеем в виду фирму, то под этим понимаем нечто другое, т. е. не просто организация как единство и упорядочивание сложных социально-экономических процессов, когда она выступает некой абстрактной характеристикой (Вебер, Эрроу), и даже не организация в смысле отдельных законов связи и построения функционирования отраслевых рынков — межфирменных структур, а организация как элементарная ячейка анализа, внутрифирменная структура, центр принятия решений, выработки стратегий поведения, тип большого разнообразия специфических организационных форм, обнаруживающих разную эффективность.

На источники изменения институтов существует несколько точек зрения. Так, Веблен утверждал^[5], что творческая деятельность человека, «праздное любопытство» — двигатель социотехнических изменений. Поведение индивидов, характеризуемое данными свойствами, является результатом изменения человеческого сознания и мировоззрения под действием науки, техники, трансформированной институциональной матрицы, но и через создание новых идей, стереотипов, моделей поведения, обеспечивает дальнейшее развитие институтов и изменение поведения хозяйствующих субъектов.

Несколько иное представление о факторах институционального развития обнаруживает И. Шумпетер. Оно, но нашему мнению, довольно близко к вебленовской трактовке. Только, если Веблен обращался к человеческим качествам и характеристикам поведения субъектов и через инстинкт любопытства, стремления к знанию, которое коренится в биологической природе человека, заложено в его генах, — объяснял изменения социума, то Й. Шумпетер считал факторами институционального развития инновационное поведение предпринимателей и следующие отсюда технологические изменения. Он выделял пять основных факторов, определяющих изменения:

• • производство нового продукта;
• • введение нового производственного метода;
• • освоение новых рынков;
• • доступ к источникам сырья;
• • внедрение новых методов организации производства.

Причем реализация перечисленных факторов, задающих характер экономическому развитию, полностью зависит от сочетания двух групп условий: 1) ввода инновации и 2) принятия инновации.

Данная мысль Шумпетера чрезвычайно важна. Она лежит на поверхности, но тем не менее означает, что для появления инновации требуется не только генератор в виде изобретательских способностей, смелости предпринимателя, поощрительной политики властных иерархий, но и, главным образом, способность среды принять и распространить инновацию.

Под инновацией Шумпетер понимал «…историческую и необратимую перемену в способе делания вещей» (в «Чтениях по циклу теории бизнеса», цит. по: Барр Р. Политическая экономия: в 2 т. Т. 1: пер. с фр. — М.: Международные отношения, 1995). Далее он говорил, что инновации — есть изменения в производственных функциях, которые (инновации) не могут быть подвержены какому-либо делению. Идея о восприимчивости или невосприимчивости того или иного нововведения наглядно демонстрирует, что институциональная матрица может отвергать развитие, т. е. закрепленные правила и процедуры не позволяют внедрять интеллектуальные достижения, рожденные в мозгах людей, которым институциональная структура не может запретить думать. Примеров тому, как совершенные изобретения и открытия реализовывались, т. е. превращались в инновацию через десятки лет после их совершения, множество.

Следующий источник изменений институтов — конфликт между ними, силы трения между умирающими институциональными формами и появляющимися новыми. Данные процессы трения обусловлены тем, что институциональные формы разновременны, т. е. сложились в определенном историческом интервале времени и обладают характерными «генами», которые в конечном счете вносят свой вклад в старение и умирание этих форм, но одновременно эти старые «гены» продуцируют новые объекты (институты), обладающие новыми признаками. Ответить на вопрос о размножении институциональных структур, иерархий, выявить закономерности изменчивости и факторы мутаций, определить механизмы наследования признаков и моделей поведения, деформации структур стимулов и потребностей — означает приблизиться к сути проблемы эволюции институтов.

Идея эволюции экономических систем — институциональных структур — просматривается уже у Т. Мальтуса, изучавшего проблемы народонаселения в динамической постановке, рассуждая о выживаемости человеческого рода, обеспеченности продовольствием и связи между ростом населения и продовольственными ресурсами. Конечно, Мальтус не произносил понятия «институциональная структура», но ставил глобальную проблему развития человеческого общества и факторов, которые по его мнению становятся на пути этого развития. Убывающее плодородие почвы и рост народонаселения, происходящие в разных пропорциях, остаются главными причинами, создающими проблему выживаемости. Таким образом, Мальтус ставит вопросы: как будет развиваться система и что стоит на пути этого развития; выживет ли человек как биологический субъект и каковы экономические основания этому? Безусловно, ответы и весь дух мальтусовских опытов не выходят за рамки классики, но уровень поднятых вопросов как явных, так и неявных — «эволюционный»^[6].

Впервые произведение было опубликовано в 1798 г. Первая перепись населения, которая проводилась раз в десять лет, была проведена через три года после опубликования работы Т. Мальтуса. В последние десятилетия XVIII в. действительно произошел значительный рост населения и прогнозы Мальтуса оправдались, что придало его суждениям большую весомость и вызвало к жизни многочисленные дискуссии в то время, которые в некоторых своих вариациях продолжаются до сегодняшнего дня. По крайней мере, имя Мальтуса сегодня постоянно упоминается при разговоре о демографических перспективах человеческого общества как некая отправная точка. Изменился характер проблемы, появились новые факторы, ее определяющие, но сама проблема не снята с повестки дня: каков воспроизводственный порог народонаселения и как он связан с продовольственным обеспечением человека, особенно в условиях массовых экологических загрязнений и ухудшения здоровья человека, появлением новых вирусов (ВИЧ), представляющих смертельную угрозу человеческому роду.

Позже появилась эволюционная теория в биологии, основанная Ч. Дарвиным. Существует точка зрения представителя современного старого институционализма Дж. Ходжсона^[7] о том, что на Ч. Дарвина оказали влияние эволюционные представления А. Смита. Практически это замечание показывает приоритет экономистов, а не биологов, в развитии эволюционного подхода. Такое уточнение интересно с фактологической стороны, особенно если Ходжсон приводит подтверждения. Смит, описывая поведение индивидов в процессе обмена, провозглашает принцип «невидимой руки» рынка, приводящего этих индивидов к повышению их благосостояния, хотя каждый из них стремится действовать только в своих интересах, но выигрывают оба. У Мальтуса индивиды борются за обладание ресурсами и произведенными продуктами. И у одного и у другого эволюционные представления, если считать под последними механизмы естественного отбора, оставляющие лучшие жизнеспособные формы.

Затем на базе теории наследственности, изменчивости и естественного отбора, а также селекции Ч. Дарвина, возникли философские взгляды Г. Спенсера о едином движении биологической (природной) и общественной жизни. Это был философский эволюционизм.

Поскольку проведение институциональных преобразований и мероприятий по проектированию новой институциональной структуры непосредственным образом касается работоспособности и целей правительственных иерархий вследствие необходимости принятия органами власти управленческих решений, правовых актов и конституционных норм, то ключевую роль в этом процессе начинает играть поведение групп особых интересов, которые, атакуя разные уровни правительственных иерархий с целью принятия выгодных им решений, создают управленческое качество и определяют тем самым направленность структурных изменений.

• [1] Так называют школу общественного выбора, но имени университета, в котором она сформировалась и где проводились первые исследования. Позднее Бьюкенен и Таллок организовали самостоятельный центр исследований общественного выбора.
• [2] Работа Бьюкенена и Таллока «Формула согласия» раскрывает некоторые направления изменений в несовершенной политической системе западных стран (1962). Государство, по Бьюкенену, должно защищать права граждан, выполнение других функций приводит к неэффективности политического процесса, которая перекладывается на всю экономическую систему. Разработки «вирджинцев» — весьма полезный, но не достаточный инструмент анализа политической структуры общества в ее экономических проявлениях.
• [3] Под трансакционными издержками Коуз понимал следующие разновидности издержек: «Чтобы осуществить рыночную трансакцию, необходимо определить, с кем желательно заключить сделку, оповестить тех, с кем желают заключить сделку и на каких условиях, провести предварительные переговоры, подготовить контракт, собрать сведения, чтобы убедиться в том, что условия контракта выполняются, и так далее» .
• [4] Менар К. Экономика организаций. М.: ИНФРА-М, 1996. С. 24.
• [5] См.: Веблеп Т. Теория праздного класса. М.: Прогресс, 1984.
• [6] Мальтус Т. Опыт о законе народонаселения: пер. И. А. Вернера. М., 1895.
• [7] Об уточнении Ходжсона (кроме самого Ходжсона в работе «Theories of Economic Evolution: Λ Preliminary Taxonomy». The Manchester School, 1993. Vol. LXI. No. 2) Макаров В. О применении метода эволюционной экономики // Вопросы экономики. № 3. 1997. — Прим. авт.