Этнос, нация и национализм в призме личностного и группового самосознания

Важным критерием выделения культурных типов выступают регионально-этнические особенности. Признаки общности — это язык, нравы, обычаи, быт и определенные черты склада личности, характера. Но общность только тогда выделяется в тип, когда она сама начинает осознавать себя как некую целостность, отличающуюся от других аналогичных общностей. Подобное самосознание опирается на представления об общем происхождении и общей исторической судьбе. Отметим, что именно такое самосознание фиксируется в повседневности, проявляясь в противопоставлении «мы — они», «свои — чужие». Когда на это накладываются конфликты, имевшие место пусть и в отдаленном прошлом, то этническое отчуждение и даже неприязнь находят свое отражение в устойчивых стереотипах, а если возникают определенные экономические или политические интересы властных элит, то и в открытых столкновениях. Между тем антагонизм в отношении чужих общностей является существенным элементом механизма укрепления внутренней сплоченности и утверждения в рамках собственной идентичности.

Таким образом, взаимодействие между этническими культурами, чрезвычайно противоречиво. Оно может протекать в таких формах, как:

• а) сосуществование, при котором этносы практически не оказывают влияния друг на друга;
• б) культурная диффузия. Процессы диффузии культуры связаны с процедурами обмена продуктами и технологиями деятельности и могут являться следствием естественного движения инноваций из одних культур в другие (например, вследствие Великих географических открытий, развития капитализма, торговли), но могут стать результатом агрессии, захватнических войн, колонизации.

В XX в. вследствие развития капитализма и поиска новых рынков сбыта, роста миграционных потоков, развития средств связи, наконец, глобализации усиливается насильственное навязывание образцов культуры более развитых стран менее развитым государствам. Ответом становится обострение этнического самосознания, стремление любыми средствами утвердить свою особость. Интересно, что данное правило действует и внутри национальных государств (англичане, уэльсцы и шотландцы в Великобритании или бретонцы и эльзасцы во Франции). Роль этничности возрастает и в так называемые смутные времена, когда она становится реакцией на неопределенность. При разрушении любой общегосударственной идеи, скрепляющей общество, на сцену выходит этничность как более древняя и устойчивая форма структурирования мира.

Этничность не исчезает и с формированием нации (от лат. natio — племя, народ) как общности более высокого уровня, которая утвердилась в процессах складывания централизованных государств. Как правило, нации полиэтничны. Например, во французскую нацию наряду с французами вошли эльзас-лотарингцы, корсиканцы, бретонцы, баски. Полиэтничны швейцарцы, бельгийцы, итальянцы.

В частности, итальянцы веками писали и читали на местных диалектах, совершенно не понимая друг друга. Ученый из Флоренции едва ли бы смог беседовать с сицилийским поэтом или венецианским купцом, если бы не латынь, которая национальным языком не считалась. И лишь в XVI в. группа итальянских ученых собралась, чтобы разрешить такую абсурдную ситуацию. Решение было принято: итальянским был сделан язык, на котором говорил великий флорентийский поэт, автор «Божественной комедии» Данте Алигьери, живший в XIV в. Завершилось объединение Италии лишь в 1870 г. Похожая история случилась и в Англии, где в начале XIX в. собрание оксфордских профессоров решило, что отныне вся страна будет говорить на языке Шекспира. В таких странах, как Франция, Португалия и Испания диалект столицы становился общепринятым для всего региона, постепенно вытесняя многочисленные диалекты латыни. Во время французской революции и при Наполеоне были даже развернуты массовые гонения на местные наречия во имя торжества унифицированного языка.

Нация — устойчивое единство, содержание которого трактуется по-разному. В частности, представитель этнопсихологического подхода Р. Шпрингер полагает, что «нация — это культурная общность, союз одинаково мыслящих и одинаково говорящих личностей»^[1].

Нация связана с идеей отечества. Профессор Кембриджского университета Э. Геллнер определяет нацию «как продукт человеческих убеждений, пристрастий и наклонностей. Обычная группа людей становится нацией, если и когда члены этой группы твердо признают определенные общие права и обязанности по отношению друг к другу в силу объединяющего их членства. Именно взаимное признание такого объединения и превращает их в нацию, а не другие общие качества — какими бы они ни были, которые отделяют эту группу от всех, стоящих вне ее»^[2].

Обычно нация формируется вокруг парода или группы родственных пародов, несущих на себе основную нагрузку государственного строительства и создания хозяйственноэкономического и культурного мира.

По мнению большинства исследователей, характерной чертой нации является ее относительная устойчивость, способность непрерывного развития, в котором утрачиваются одни черты и обретаются другие, как правило, при сохранении общности территории, языка, экономических связей, психического склада, культуры и самосознания. В Энциклопедии Ларусса нация определяется как «сообщество людей, живущих на одной территории, имеющих общее происхождение или общие интересы, одинаковые нравы и обычаи и чаще всего один и тот же язык»^[3].

Оговорки «чаще всего», «как правило» необходимы, потому что имеются разнообразные исключения. В Швейцарии, например, существует четыре языка и четыре этнических общности — германо-швейцарцы (65% населения), франко-швейцарцы (18,4%), итало-швейцарцы (9,8%), реторманцы (0,8%), но единая нация швейцарцев. Так же «плывет» и признак общности экономической жизни. Он сыграл свою историческую роль в процессе становления наций, но сегодня в рамках Европейского Союза при сохранении национальных государств сформирована западноевропейская (а не только национальная) общность экономической жизни.

• [1] Цит. по: Этнометодология: проблемы, подходы, концепции. М., 1994. С. 67.
• [2] Геллнер Э. Нации и национализм: пер. с англ. М., 1991. С. 35.
• [3] Энциклопедия Ларусса. Париж, 1987. С. 854.