Феномены глобального насилия
По-видимому, такое же, если не большее доверие к государству существует и в рамках диктатуры. Лидеры диктаторских режимов прекрасно понимают, насколько важно, чтобы граждане верили, что государство выражает именно их интересы. А поскольку на самом деле хотя бы в силу отсутствия эффективных обратных связей и неизбежно более высокой, чем в демократических странах, коррупции, диктаторская власть… Читать ещё >
Феномены глобального насилия (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
Особого внимания заслуживают феномены глобального насилия, открыто проявляемого в системе глобальных координат в XXI в. В условиях глобальных трансформаций значительно расширяется основа для насильственных санкций и действий против неугодных режимов для овладения и осуществления власти в отдельных странах при внешнем вмешательстве в дела стран и народов, неугодных мировым лидерам. Это касается тех стран, гг которых демократия не имеет достаточного внутреннего иммунитета против политического насилия и внешнего вмешательства в политическую жизнь и независимое развитие государств, которые провозглашаются зоной национальных интересов США и их военных союзников, прежде всего в рамках военно-политического блока НАТО. В последние десятилетия такие попытки предпринимаются в отношении ряда приграничных районов России на Северном Кавказе, выливаются в военно-политические акции против Киргизии, Таджикистана, Югославии, ряда стран Афро-Азиатского региона — Египта, Ирака, Ливии, Мали, Сирии и других государств. На протяжении последних лет на территории этих стран развернуты масштабные боевые действия, уносящие жизни сотен тысяч невинных людей и приносящие взамен разрушение экономического и социально-культурного потенциала, трансферт в эти страны псевдодемократии, замешанной на крови народов и их беспрецендентном порабощении.
Все это свидетельствует о том, что современная цивилизация не только унаследует предшествующие отношения, но при активных усилиях внутренних и внешних деструктивных антидемократических сил не способно избежать насилия, в том числе с применением вооруженных сил, внешних боевых формирований, целенаправленно создаваемых международным диктатом для вмешательства во внутренние дела стран и народов.
Насилие в целом можно оценить как политическое средство низкой эффективности, поскольку при невысокой степени достижения поставленных задач (из-за непредсказуемости насилия) оно связано с большими социальными издержками. Насилие более эффективно при решении разрушительных задач тактического характера, чем при достижении долгосрочных созидательных целей.
Несмотря на низкую эффективность политическое насилие может приносить ожидаемые результаты в определенных конкретно-исторических ситуациях. Условиями эффективности насилия являются достаточность ресурсов; легитимность; владение искусством применения насилия (гибкое сочетание насилия с другими властными средствами, учет социальных условий деятельности политических субъектов, логичность и последовательность в использовании физического принуждения, соблюдение меры насилия); наличие благоприятных внешнеполитических факторов; политикоправовая, социально-экономическая, нравственная и психологическая целесообразность, оправданность. Критерием оправданности политического насилия может быть его соответствие прогрессивным потребностям, ценностям и нравственным установкам общества. Нравственная оценка политических действий, связанных с насилием, в значительной мере влияет не только на их ход, но и на перспективы политических процессов. С другой стороны, защита или утверждение определенных моральных ценностей невозможны, если политические насильственные действия неэффективны.
Психология диктатуры как формы политического насилия и реакции на нес в обществе.
Бо?льшая часть известных человечеству режимов были диктаторскими. Конечно, крайне редко это была полновластная диктатура одного человека. Чаще всего даже в условиях формально ничем не ограниченной власти тирана, существует правящая олигархия, с интересами которой он должен считаться. Однако возможность для сколько-нибудь широкого слоя управляемых влиять на управляющих, а тем более выбирать их до самого недавнего времени встречалась крайне редко.
Но и в XX в., когда идеи демократического устройства получили широкое распространение, вошли в конституции многих государств и в основополагающие международные документы, диктатуры продолжают существовать. Более того, во многих странах диктатуры, пусть и на не очень продолжительные сроки, сменяют демократию. Диктатор всегда приходит как избавитель, защитник простого человека от врагов и от хаоса. Но ни одной диктатуре не удалось выполнить свои обещания — обеспечить людям высокий уровень жизни, стабильность и безопасность.
Успехи всегда оказывались сугубо временными, а расплата, если у диктаторов не хватало разума и ответственности вовремя уступить, — страшной. Гитлер построил дороги и дал немцам работу, но кончилось это военным поражением и разделом страны. Португалия после 50-летнего правления профашистского режима оказалась самой бедной страной Западной Европы. В Эфиопии, Ираке, на Филиппинах диктатуры привели к нищете и кровопролитию. Такое насилие можно характеризовать как геноцид. Геноцид — особый вид политического насилия, которое характеризуется массовыми убийствами, большой степенью вовлеченности в акты насилия не только властной элиты и сотрудников карательных органов, но практически всего населения.
Диктатуры бывают разными. Некоторые из них ограничивают политические права граждан, не вмешиваясь в экономику или религию. Кому-то из диктаторов удается править если и не бескровно, то хотя бы без массовых репрессий. Но есть диктатуры тоталитарные. Психологическая база подобных диктатур представляет наибольший интерес.
Тоталитарная диктатура — диктатура, стремящаяся к полному контролю за всеми сторонами жизни человека и общества, приносящая в жертву своим целям жизни, не останавливающаяся ни перед какими преступлениями.
Диктатура может пользоваться эмоциональной поддержкой. Стабильной может быть только та власть, которая устраивает людей, которая что-то им дает или про которую они думают, что она им что-то дает. Это «что-то» может быть материальным, например высокий жизненный уровень, это может быть ощущение защищенности или вера в справедливость социального устройства. Это может быть радость от принадлежности чему-то светлому, могущественному и прекрасному.
Идеальных обществ не существует. Однако замечание Черчилля о том, что демократия, хотя и ужасна, является лучшей из всех возможных форм правления, по-видимому, разделяется большинством наших современников. Даже критически относящиеся к своим правительствам англичане или американцы очень редко предлагают установить вместо существующей и разочаровавшей их системы другую, основанную па принципах, апробированных в коммунистическом Китае или в Германии времен нацизма. Стабильность демократических государств имеет не только экономическую или историческую, но и психологическую природу: люди несмотря на высокий уровень критицизма согласны с существованием этой системы, согласны с тем, что при всех своих недостатках она выражает и защищает их материальные и духовные интересы лучше, чем могла бы выражать система, построенная на других началах.
По-видимому, такое же, если не большее доверие к государству существует и в рамках диктатуры. Лидеры диктаторских режимов прекрасно понимают, насколько важно, чтобы граждане верили, что государство выражает именно их интересы. А поскольку на самом деле хотя бы в силу отсутствия эффективных обратных связей и неизбежно более высокой, чем в демократических странах, коррупции, диктаторская власть не выражает интересы людей, для поддержания ощущения единства власти и парода необходимо содержать огромный и дорогостоящий идеологический аппарат. Задача этого аппарата — внедрять в сознание людей иллюзорную, искаженную картину мира, в которой государство и люди составляют единое целое, и потому даже сам вопрос о возможности поиска другой, более эффективной системы правления свидетельствует о злонамеренности или неадекватности того, кто этот вопрос задает.
Чем более жесткой и экономически неэффективной является диктатура, тем больше сил и средств тратится на регулярное и обязательное промывание мозгов. Контроль за информацией и передвижениями является необходимым условием выживания диктатуры. Цель пропагандистского воздействия — согласие, достижение легитимности диктатуры. Однако только согласия подданных для диктаторского режима недостаточно. Согласие — когнитивная конструкция. Для его достижения или для преодоления несогласия нужно обращаться к разуму человека, приводить аргументы и контраргументы, рассматривать доводы реальных или воображаемых оппонентов. Даже если пропаганда основана на лжи, она стремится принимать рациональные формы, создавая иногда даже целые научные дисциплины, единственная цель которых — подтвердить нужную властям картину мира. Но поскольку диктатура по сути своей не просто безразлична к человеку, но глубоко ему враждебна, то такой рациональный или псевдорациональный анализ рано или поздно может привести к пониманию реальности, а значит, и к разочарованию в базовых постулатах режима и крайне нежелательным для него выводам.
Диктатура нуждается в значительно большей психологической поддержке граждан, чем демократия. Президента демократической страны могут не любить, могут смеяться над ним, но система будет оставаться стабильной и эффективной. Рациональные механизмы, заложенные в ее основу, не требуют сильного аффективного подкрепления. Понимание того, что режим стоит не только на страхе перед террором и уж никак не на уважении граждан к законности и правопорядку, а на иррациональных аффектах, во многом определяет внутреннюю политику диктаторских режимов. Любое государство стремится в известных пределах контролировать поведение граждан. Номенклатура обязательных чувств выходит далеко за рамки безграничной любви к государству и ненависти к врагам. Кроме обязательных политических предпочтений диктатуры предписывают человеку, какая музыка должна ему нравиться, какие литературные произведения должны вызывать восхищение, а какие — справедливый гнев. В наиболее жестких диктатурах контроль за чувствами является чуть ли не основным делом органов безопасности.
Крайне негативное отношение к любви и к сексу, характерное почти для всех диктаторских режимов, тоже связано с попыткой тотального контроля за чувствами. Любовь между мужчиной и женщиной или родительская любовь, предполагающие, что интересы любимого человека в какой-то момент могут быть поставлены выше всего остального, — чувства, враждебные диктаторскому государству. Что же касается секса, то диктаторская власть никак не может легитимизировать его. Идеальный человек, прославляемый официальным искусством диктатуры, сексуальных устремлений не имеет, как, впрочем, не имеет и пола как такового.
Диктаторское государство, основанное на лжи и насилии, стабильно и могущественно потому, что люди его искренне поддерживают. Этот вывод крайне неприятен для тех, кто в разных странах, переживших диктатуру, хотел бы снять со своего народа ответственность за все происходившее, представив годы диктатуры как непрерывный акт насилия. Но, если люди — лишь невинные жертвы, если у них не было сил сопротивляться, это значит, что они не смогут предотвратить и будущие катастрофы и вообще не способны отвечать за собственную судьбу. Вряд ли эта позиция конструктивна. Более целесообразным представляется не отрицать факт эмоциональной поддержки диктаторской власти, а попытаться понять причины и механизм этой поддержки.
Конечно, диктаторская власть не может рассчитывать только на любовь подданных. Надо, чтобы люди не только любили, но и боялись. Поэтому репрессивный аппарат диктатуры никогда не простаивает, выявляя нс столько тех, кто против режима, — они все уже давно обезврежены, — сколько тех, кто мог бы быть против. Одновременно осуществляется широкомасштабный подкуп тех, кто служит власти. Это не так трудно сделать даже в абсолютно нищей стране, лишь бы государство имело монополию на распределение всего и вся. Людям ведь не так важно жить хорошо, как жить лучше других.
Идея специфического социально-психологического типа, который соответствует политическому режиму диктатуры, нашла воплощение в концепциях как противников диктатуры, так и ее сторонников. Примером концепции противников диктатуры может быть модель авторитарной личности Теодора Адорно. Положительное отношение к диктатуре содержится в идеологии «человека власти» Э. Шпрангера, «солдаткости» — А. Боймлера, «рабочего» — Э. Юнгера, «нордического человека» — А. Розенберга.
Стремление создать образ приемлемого для режима человека немало говорит о менталитете диктаторов. Но желание это имеет и практический смысл. Всякая власть опирается нс только на тех, кто заинтересован в ее существовании по прагматическим соображениям, но и на определенный тин личности, на людей, которым именно такая система власти нравится, отвечает их психологическим характеристикам. Причем не так важно, много ли в обществе таких людей. Важно, чтобы именно они имели максимальный доступ к руководящим и влиятельным позициям в армии, системе образования, средствам массовой информации.
Диктатуре необходим особый человек. По нет нужды создавать его специально. Он всегда существовал и существует в любой стране, хотя никогда и нигде не был в большинстве. Это человек, которому нравится тоталитарная власть, который благоговеет перед ней и готов служить этому порядку, даже не имея от него выгод лично для себя. Описанные Адорно авторитарные личности поддерживают любую сильную власть независимо от того, какие лозунги она пишет на своих знаменах. Диктатура находит таких людей, опирается на них, открывает им «зеленую улицу». Со временем именно такие люди начинают определять лицо общества. В результате складывается впечатление, что это активное в силу исторических обстоятельств меньшинство репрезентирует все население страны.
Объективно жизнь в условиях тоталитарной диктатуры жестко регламентирована. Государство контролирует все стороны функционирования общества и его членов. Оно лишает граждан личного пространства. Гражданин тоталитарного государства не распоряжается даже собственной жизнью. В разных странах, оказавшихся во власти тоталитарных диктатур, миллионы людей были арестованы и убиты по вздорным обвинениям или просто без всяких обвинений. Человек может быть убит и по каким-то понятным либо ему самому, либо репрессивному аппарату основаниям — инакомыслие, нежелательная этническая или религиозная принадлежность, неправильное социальное происхождение — и просто случайно, потому, что органы безопасности хотели продемонстрировать рвение и усердие в работе. Тоталитаризм — это сюрреалистический мир, где человек лишен многого, и защиты от всепроникновения государства практически нет.
Есть три варианта реагирования на такую жизнь. Первый вариант реакции человека на тоталитарное государство — сопротивление, восстание. Второй вариант реакции человека на тоталитарное государство — непротивление, которое не требует самопожертвования. Наиболее естественным для человека, а значит, и наиболее распространенным является третий вариант реакции на реалии тоталитарного государства — определенные искажения в восприятии мира с тем, чтобы сделать его менее пугающим и более благополучным.
Необходимые искажения в восприятии мира легче осуществить не на когнитивном уровне, отрицая какие-то аспекты реальности или придумывая то, чего нет, а на аффективном, меняя нс столько свое восприятие, сколько свое отношение к действительности. Такое мироощущение позволяет сохранить уверенность в завтрашнем дне даже на палубе тонущего корабля.
Люди хотят жить в уютном и спокойном мире, в котором им ничто не грозит. Активисты экологических движений знают, как эффективно наши современники отторгают любую неблагоприятную информацию о состоянии природы, как трудно привлечь их внимание к катастрофическим последствиям их собственной деятельности. Заядлые курильщики отвергают данные о вреде никотина, зато с радостью читают сообщения о долгожителях, которые якобы чуть ли не с рождения не выпускали трубку изо рта.
Аналогичным образом люди, живущие при диктатуре, будучи не в силах ни изменить реальность, ни примириться с ней, строят для себя иллюзорный мир. У разных людей, переживших диктатуру, уровень психической деформации различен. Это зависит от личностных особенностей человека и от его семейных обстоятельств. На индивидуальном уровне последствия психической травмы могут давать о себе знать долгие годы. Переживание трехлетнего возраста делает иногда человека больным на всю жизнь. Травмы, пережитые целыми народами, будут ощущаться еще не одно поколение.
Подводя итог психологического анализа политической активности населения и конкретных людей, всего общества и его институтов, можно отметить, что в данном феномене прослеживаются вполне очевидные закономерности, тенденции и особенности. В нем при создании внутренних и внешних условий действуют конкретные механизмы, определяющие политическую активность человека, группы и общества в целом. Понимание всего этого позволяет проникнуть в сущность данного многопланового феномена и оказывать на него целенаправленное воздействие.