Первобытная религия. 
Религиоведение

Прежде всего религия должна осуществлять теоретическую и практическую функции. Она включает в себя космологию и антропологию, отвечает на вопросы о происхождении мира и человеческого общества и из ответа на эти вопросы выводит представление о долге и обязанностях человека. Между этими аспектами нет резкого различия: они сочетаются и смешиваются друг с другом в том глубинном представлении, которое Кассирер обозначает как чувство всеединства жизни. Именно здесь мы находим общий источник магии и религии. Магия — не разновидность науки, а псевдонаука. Не выводится она также из принципа, который в современном психоанализе называется «всесилием мысли» .

Сами по себе ни желание познавать, ни желание обладать и подчинять себе природу не могут служить объяснением магии. Дж. Фрэзер проводит строгое различие между двумя формами магии, которые он обозначает как «имитативную» и «симпатическую». Однако по своему происхождению и, но значению всякая магия — «симпатическая», ведь человек не станет вступать в магический контакт с природой, покуда не убедится, что существует связь, объединяющая все вещи, что разрывы между ним и природой, а также между различными видами природных объектов в конце концов искусственны, а не реальны.

На философском языке это убеждение было выражено стоической максимой (взаимострастие целого или внутренняя связь целого), которая лаконично выражает эту фундаментальную веру, лежащую в основе всех магических ритуалов. Как замечает Кассирер, произвольное применение концепции греческой философии к неразвитым, зачаточным формам человеческих верований опасно. Однако стоики, отчеканившие эту формулу «внутренней связи целого», никоим образом не преодолели взгляд народной религии. Посредством тех общих понятий, которые пребывают во всем мире и во все времена, они стремились примирить мифологическое и философское мышление, признавая, что даже последнее содержит некоторые моменты истины.

На деле учение стоиков о всепроникающем дыхании, рассеянном повсюду во Вселенной, сообщающем всем вещам взаимное тяготение, которое их и объединяет, обнаруживает разительную аналогию с первобытными понятиями, такими, как «мана» полинезийцев, «оренда» ирокезов, «вакан» индейцев сиу, «маниту» индейцев алгонкинов. Конечно, нелепо было бы ставить на одну доску философскую и мифолого-магическую интерпретацию понятий. Тем не менее, как считает Кассирер, мы можем проследить общие корни того и другого, проникая в более глубокие слои религиозного сознания, но для этого не стоит пытаться строить теорию магии, основываясь на принципах нашей эмпирической психологии, в особенности на принципе ассоциации идей.

Можно подойти к проблеме с точки зрения магического ритуала. Б. Малиновский дал впечатляющее описание племенных праздников у туземцев Тробрианских островов. Они всегда сопровождались мифологическими рассказами и магическими церемониями. Во время священных празднований, праздников урожая старейшины внушали подрастающему поколению, что духи предков должны вернуться из преисподней. Духи приходили на несколько недель, снова поселялись в деревне, усаживаясь па деревьях, на высоких площадках, специально для них сооруженных, наблюдали за магическими танцами. Подобный магический ритуал дает нам ясное и конкретное представление об истинном смысле «симпатической магии» и ее социальной и религиозной функциях. Участники таких празднеств, исполнители магических танцев слиты друг с другом воедино, как и со всеми вещами в природе. Они не разделены: их радость ощущает вся природа, ее разделяют также их предки. Пространство и время исчезают, прошлое становится настоящим, вновь наступает золотой век человечества.

Религия, по замечанию Кассирера, не способна и не может даже стремиться к подавлению или искоренению этих глубочайших инстинктов человеческого рода. Она должна решать совсем иную задачу — использовать эти инстинкты и направлять их по другим каналам. Вера во «внутреннюю связь целого» есть одно из наиболее прочных оснований и самой религии. Однако религиозная «симпатия» совсем иного рода, чем «симпатия» мифологическая или магическая; она дает место новому чувству — чувству индивидуальности. Здесь, однако, проявляется одна из основных антиномий религиозной мысли. Мы не можем преодолеть барьер этого конечного существования, не можем охватить бесконечное. Именно эта трудность и это препятствие должны были преодолеваться развитием религиозного мышления.

Проследить за этим процессом можно в трех различных направлениях, описывая его психологическое, социологическое и этическое содержание. Развитие индивидуального, общественного и морального сознания тяготеет к одной и той же схеме: последовательная дифференциация в итоге приводит здесь к новой интеграции. Понятия первобытной религии гораздо более темны и неопределенны, чем наши теперешние понятия и идеалы. «Мана» полинезийцев, подобно другим сходным понятиям, которые встречаются в других частях света, отличается неясностью и неустойчивостью. Здесь нет индивидуальности — ни субъективной, ни объективной. Она понимается как единая таинственная субстанция, пронизывающая все вещи.

Согласно определению английского миссионера и этнографа Р. Кодрингтона (1869−1908) мана — это «сила или влияние — не физическое, а до известной степени сверхъестественное, — которое проявляется в физической силе или в других способностях и качествах, которыми обладает человек». Мана может быть свойством души и духа, по это не сам по себе дух — это не анимистическое, но доанимистическое понятие. Мана находится во всех вещах, какова бы ни была их природа и их родовые признаки. Камень, который привлекает внимание своей величиной или неповторимой формой, наполнен маной и приводит в действие магические силы. Она не связана с отдельным субъектом. Мана может быть похищена у человека и передана новому владельцу. Мы не можем выделить в ней индивидуальные черты, отождествить ее с личностью, а одной из первых и наиболее важных функций всех высших религий было как раз открытие и выявление личностных элементов в том, что именовалось Святым, Священным, Божественным.