Протестантская этика. 
Религиоведение

Предпосылки протестантизма

Пристальный взгляд на общественное развитие показывает, что социальные преобразования происходят не только в результате воздействия экономики. Многие исследователи пытались понять, почему именно в Европе, а не в Азии или Африке родился капитализм. Ответ на этот вопрос Веберу пришлось искать в сфере культуры. Он видел причину происхождения капитализма в протестантском этосе, особой культурно-мировоззренческой настроенности людей. Протестантский этос (т.е. совокупность этических представлений) — это своеобразный комплекс ценностных, жизненных и практических установок. Он возник в XVI в., когда начался пересмотр средневековой культуры в соответствии с потребностями нарождающейся буржуазии.

М. Вебер пытался понять: почему именно в Европе в конкретный миг ее истории сформировался капитализм? Оттого, что появилась частная собственность? Ничуть не бывало: она существовала и прежде. Сложился, наконец, рынок? Да, это вообще древнейшее достояние человечества. Может быть, толчок дало широкое распространение банков, как в современной России? Нет, нечто подобное существовало в Вавилоне, Египте, в средиземноморских государствах далекого прошлого, Средних веков и Нового времени.

Фактически для рождения капитализма недоставало только одного компонента: особой психологической настроенности людей и специфических этических правил. Они-то как раз и родились вместе с протестантизмом в период Реформации. В протестантской этике не просто признается достоинство труда, низость праздности. Труд рассматривается как судьба, как призвание человека, как его предназначение. Признается богоугодность трудового призвания. Высшее существо, как выясняется, вовсе не против деловой сметки, не против богатства. Более того, Лютер учил, что если человек получает прибыль небольшую при том, что имел возможность увеличить доход, он совершил грех перед Богом.

Протестантская этика освятила труд. Более того, она открыла в нем неисчерпаемую поэзию. Мир хозяйства традиционно считался мертвым, косным. Предполагалось, что сфера экономики с ее заботами о насущном ограничивает и стирает вдохновение души. В предшествующей культуре гений противостоял ремесленнику, а поэт — торговцу, рыцарь — ростовщику. В эпоху Реформации возвышенность укоренилась в области самого хозяйства. Всякий труд, сопряженный с преобразованием жизни, оказывался поэтичным.

Одновременно была осуждена праздность. В ряде стран приняли законы против бродяг. Хозяйственная профессия оценивалась как ответ па призыв Бога. Следовательно, готовность перестраивать, украшать жизнь воспринималась как моральный долг. Этим же диктовалось желание совершенствовать свое мастерство, свой хозяйственный навык. Однако понимание труда как ценности еще не выражало целиком внутренний мир человека эпохи Реформации.

Труд был соотнесен с аскетизмом, с высокой целью земного существования. Иначе говоря, вовсе не предполагалось, что полученная прибыль должна немедленно обслужить гедонистические потребности человека. Напротив, смысл труда усматривался в том, чтобы произвести некое накопление, преодолев искушение всяческих удовольствий. Если католицизм считал заботу о нищих святым и добрым поступком, то протестантизм отверг этот предрассудок. Милосердие понималось как готовность помочь обездоленному освоить профессию и позволить ему продуктивно работать.

Одной из высших добродетелей считалась бережливость. Но речь шла вовсе не о накоплении как таковом. Полученную прибыль человек новой эпохи не тратил без остатка. Приращение не оседало мертвым грузом. Напротив, оно требовало от агента хозяйственной жизни еще большего напряжения, важно было выйти за пределы повседневного наличного опыта и отыскать сферу малоизвестного, область риска. Эпоха Реформации открыла запредельность там, где она менее всего предполагалась — в экономическом укладе, в мире хозяйства. Прибыль, следовательно, всегда больше того, что она приносит владельцу. Приращение богатства — это выход за пределы насущного, нужного, потребляемого, это чистый прирост бытия. Это прыжок в неизвестность, это стихия творчества.

Таким образом, протестантская этика не просто опоэтизировала труд, а придала ему новое, неведомое измерение, позволяющее переосмыслить человеческую природу, обрести новые грани безмерного бытия. Можно сказать, в эпоху Реформации стал вырабатываться новый человек — носитель другого характера, нежели в предшествующие эпохи. Он видел свое предназначение в свободе, в дерзновении.

Католицизму, по Веберу, свойственна отчужденность от мира, аскетические черты его высших идеалов должны были воспитать в его сторонниках известное равнодушие к земным благам. Эта аргументация действительно лежит в основе распространенной в наши дни сравнительной оценки обоих вероисповеданий. Протестанты, используя эту схему, подвергают критике аскетические (действительные или мнимые) идеалы жизненного уклада католиков, последние же в свою очередь упрекают протестантов в материализме, к которому привела секуляризация всего содержания жизни. Французские католики полны радости жизни, немецкие протестанты растворили свою веру в мирском предпринимательстве.

По мнению Вебера, немецкое слово «Beruf» (профессия, призвание) выражает религиозный мотив — представление о поставленной Богом задаче, и звучит тем сильнее, чем больше в каждом конкретном случае подчеркивается это слово. «Если мы проследим историческую эволюцию этого слова, — пишет Вебер, — во всех культурных языках мира, то окажется, что у народов, тяготеющих в преобладающей своей части к католицизму, как и у народов классической древности, отсутствует понятие, аналогичное тому, что в немецком языке именуется «Beruf' в смысле определенного жизненного положения, четко ограниченной сферы деятельности, тогда как оно существует у всех протестантских (по преимуществу) народов»^[1].

Новым является не только значение данного слова, нова и сама идея, которая создана Реформацией. Неизбежным следствием этого было представление о религиозном значении мирского будничного труда. Этот догмат всех протестантских исповеданий отвергает католическое разделение нравственных заветов христианства на заповеди и советы. Согласно этому догмату единственным средством быть угодным Богу считается не пренебрежение мирской нравственностью с высот монашеской аскезы, а исключительно выполнение мирских обязанностей так, как они определяются для каждого человека его местом в жизни: тем самым эти обязанности становятся не только профессией человека, но и его призванием.

Эта идея Лютера сложилась на протяжении первого десятилетия его реформаторской деятельности. Вначале Лютер (вполне в духе господствующей средневековой традиции, так, как она выражена, например, у Фомы Аквинского) относит мирскую деятельность к сфере рукотворного. Будучи угодной Богу и являясь необходимой естественной основой религиозной жизни, она сама по себе нравственно индифферентна, подобно еде или питью.

Однако чем последовательнее Лютер проводит идею спасения только верой и чем резче в связи с этим он подчеркивает противоположность своего учения «евангельским советам» католического меньшинства, которые «продиктованы» дьяволом, тем большее значение получает у него профессиональное призвание. С точки зрения Лютера, монашеский образ жизни не только бессмыслен для оправдания перед Богом, но и являет собой порождение эгоизма и холодного равнодушия, пренебрегающего мирскими обязанностями человека.

• [1] Макс Вебер и методология истории. Протестантская этика. М., 1985. С. 86.