Новелла. 
История зарубежной литературы эпохи Возрождения

Как это нередко бывает, новое являет себя убедительнее и с наиболее далеко идущими последствиями в разломе эпох, а не позже, когда, казалось бы, новое восторжествовало и представляет собой культурный пласт, доступный для разработки. Именно таким жанровым предсказанием, пронизывающим всю эпоху Возрождения, и явились при ее начале сонет и новелла, соответственно представленные Петраркой и Боккаччо собранными в книгу. Труднее всего оказалось подражать именно цельности. Из ближайших продолжателей Боккаччо лишь родоначальник английской литературы Джеффри Чосер успешно подхватил эксперимент с новеллистическим сборником (см. § 6.3). Хотя очень может быть, что именно «Декамерон» в творческом наследии Боккаччо оставался Чосеру неизвестным, а сходство с ним в «Кентерберийских рассказах» — по преимуществу типологическое: результат аналогичной эволюции английского писателя и влияния других произведений Боккаччо.

В Италии новеллисты разрабатывают отдельные приемы малой повествовательной формы или акцентируют диалектную особенность своей речи. Со временем едва ли не каждый крупный город претендует на то, чтобы иметь своего Боккаччо, но еще долго первенство удерживают его земляки, флорентийцы. Младшим современником Боккаччо был первый из них — Франко Саккетти (1335 — между 1400 и 1410), автор сборника «Триста новелл», из которых до нас дошло 258.

Подобная продуктивность Саккетти объясняется краткой формой его новелл. Вот сюжет одной из них. Юноша, увлеченный вылавливанием из дождевого потока рассыпавшихся вишен, не замечает, как тем же потоком унесены важные бумаги, которые отец попросил его отнести в суд, где тот выступал ответчиком по тяжбе. Не смеющий вернуться без бумаг, юноша решает бежать из дома и пристает к купцам. Отправленный ими в ночи на поиски хлеба, он сбился с пути и заночевал в пустой бочке, куда просунул свой хвост волк, блуждающий в поисках добычи. Юноша ухватился за хвост и, невзирая на толчки и удары, не отпустил его, пока волк мчался, погоняемый бочкой, загнавшей его до смерти. Найденный поутру с хвостом в руках, юноша узнает, что по закону может получить вознаграждение за убитого волка, и с этими деньгами решается вернуться домой. Мораль под занавес: «Действительно, этот случай — пример того, как не следует не то что отчаиваться, но и унывать, сетовать, что бы ни случилось» (новелла XVII).

В сравнении с Боккаччо и новелла, и финальная мудрость могут показаться шагом назад — то ли к новеллино, то ли к притче. Но это не так. У Саккетти иная, чем в средневековых жанрах, беглость речевых характеристик, подвижность зарисовок. Почти всегда у него повествование строится вокруг отчетливой жанровой сценки, которая, как в приведенной выше новелле, осложняется анекдотическими обстоятельствами. Что же до финальной мудрости, то она не выглядит назиданием, скорее — житейским советом. И если у Саккетти, в отличие от Боккаччо, нет диалогического обрамления новелл, то сам его совет звучит нс авторитетным словом, требующим безусловного подчинения, а репликой в разговоре.

После Боккаччо характер повествователя в новелле рассказывающий, беседующий, а не наставляющий. Это верно даже для жанрового варианта на латыни, доминирующего в последующее столетие, когда новелла в основном существует как жанр гуманистической прозы. Пример, как известно, подал Петрарка, переведя заключительную новеллу «Декамерона» (X, 10). Ему последовали многие, чтобы поправить риторическое мастерство Боккаччо на основе обогащенного классического опыта, а одновременно преподать более отчетливый урок гуманистической нравственности там, где у Боккаччо совершается что-либо злодейское и жестокое (см. «Гуманистическая полемика с Боккаччо» в рубрике «Материалы и документы»).

Наибольшего мастерства и известности собственным новеллистическим творчеством на латыни достиг Поджо Браччолини (1380−1459), автор «Фацетий», создававшихся между 1438 и 1453 гг. Еще более краткие, чем новеллы Саккетти, фацетии представляют собой образец гуманистической прозы, ориентированный на классический жанр — в данном случае на анекдот в античном смысле слова. Это слово было употреблено византийским историком Прокопием Кесарийским (VI в.), который во времена императора Юстиниана, наряду с официальной, писал другую историю, потаенную — анекдотическую. Анекдот — остроумный комментарий к истории, сделанный частным лицом. Гуманисты не могли пройти мимо подобного жанрового опыта, предполагая вернуть латыни статус живого языка культуры и одновременно освятить латынью современность. Современная шутка приобретает на латыни достоинство вневременной мудрости, тем более острой, что звучит среди преобладающего неразумия:

" Во Флоренции во время одной из городских смут, когда среди граждан шел бой из-за формы правления и сторонник одной из партий был убит противниками среди страшного шума, некто, стоявший в отдалении, видя обнаженные мечи и людей, бегающих во все стороны, спросил соседей, в чем тут дело. Один из них по имени Пьетро де Эги сказал: «Тут распределяются городские должности и службы». — «Очень дорого они стоят, — заметил тот, — и не хочу я их». И сейчас же ушел" (LXXIX).

Рядом с такого рода политическими анекдотами у Поджо немало фривольных сценок, так что русский перевод «Фацетий» в издательстве «Academia» (1934) вышел в свет двумя изданиями: сокращенным за счет наиболее скабрезных новелл и полным «на правах рукописи» — 300 нумерованных экземпляров для библиофилов.

В XV в. мода на новеллу постепенно распространяется по всей Италии, и среди новеллистов за пределами Флоренции появляется первый оригинальный мастер — Томаззо Гуардатто (ок. 1420 — после 1476), известный под именем Мазуччо Салернского — по названию города, где он родился. Салерно, как и весь юг Италии, находился во владении Арагонской династии, правившей в Сицилии и Неаполе. При этом дворе писатель провел бо? льшую часть жизни в качестве секретаря князя Сансеверино.

Сборник «Новеллино», состоящий из 50 новелл, вышел в свет в Неаполе в год смерти писателя. Новеллы подписаны именем Мазуччо — сокращенное от Томаззо. Речевое, разговорное имя задает повествовательный тон, как никогда прежде, играющий диалектными оттенками речи — неаполитанской. Этому не препятствует и то обстоятельство, что новеллы были предназначены для чтения при дворе. Каждая открывается посвящением влиятельному и знатному лицу, написанному с подобающей изысканностью и торжественностью. Затем следует сам рассказ. Первое, что привлекает внимание, — установка на достоверность: «Рассказывали мне с ручательством за истину…», «Как хорошо известно…», «Молва, вернейшая носительница древнейших деяний, поведала мне…» .

То, что передает Мазуччо, предлагается как подлинные случаи, а сам рассказчик претендует на роль хрониста современности. Собственно истории в «Новеллино» не так много; здесь более частных судеб, освещение которых, тем не менее, делает ясными некоторые политические пристрастия автора. Арагонская династия в это время остро враждовала с Римом, и Мазуччо, как никто другой из итальянских новеллистов, антиклерикален, порой памфлетно резок. Это и послужило причиной тому, что Ватикан занес «Новеллино» в Индекс запрещенных книг.

Подлинный парад новеллистов проходит по Италии в XVI в. Именно теперь возникает желание подражать Боккаччо в цельности сборника, а что касается основной сюжетной темы — любви, то, в отличие от «Декамерона», она становится не только главной, но едва ли не единственной. Во Флоренции Аньоло Фиренцуола (1493−1545) создает «Беседы о любви», опубликованные посмертно в 1548 г. и таким образом знаменательно отметившие 200-летие чумы, ставшей сюжетной завязкой в «Декамероне». Правда, теперь кружок флорентийских молодых людей бежит на виллу не от чумы, а от самой жизни и забывается в обсуждении свойств страсти. О рассказанных новеллах высказываются различные мнения, они обсуждаются, звучат репликой в общем разговоре, и все вместе взятое складывается в гуманистический трактат о любви, принимающий диалогическую форму.

Если традиции гуманистического стиля и риторики во Флоренции пережили время, когда гуманистический идеал казался осуществимым, то во многих других городах Италии речевая непосредственность торжествует над риторической выучкой. Венецианец Джанфранческо Страпарола, чьи «Приятные ночи» появились в 1550 г., представляется современному исследователю логичным, но далеко не успешным продолжателем традиции: «Безмерный успех этой сугубо развлекательной и коряво написанной книги был подготовлен предшествовавшим ей развитием новеллистической прозы»^[1].

Стилистический произвол, склонность к диалектам и стремление к остросюжетной, порой сказочно-фантастической, нередко жестокой увлекательности рассказа побуждают оценивать многих новеллистов как провозвестников маньеризма, предсказывающего рождение литературного стиля, уводящего за пределы собственно Ренессанса — в XVII столетие^[2]. В Италии это движение становится очевидным ранее всего в силу целого ряда исторических обстоятельств.

В числе тех, кого связывают с маньеризмом, — проживший бо? льшую часть жизни в Ферраре Джамбаттиста Джиральди Чинтио (1504−1576). Да, дух греховности и жестокости служит атмосферой для его сборника «Экатомити» («Сто новелл», 1565). Но стоит напомнить, что Джиральди Чинтио начал сочинять новеллы в момент, когда Рим был взят и разграблен императором Карлом в 1527 г. В городе вспыхнула эпидемия чумы. Ее-то, по примеру Боккаччо, и избирает Джиральди Чинтио в качестве сюжетной рамы для своего сборника. В отличие от Боккаччо, чума не вызывает у рассказчиков желания противопоставить ей жизненность и достоинство человека, но воспринимается как кара.

Мир перестает представляться светлым и упорядоченным. Если следовать его законам, то логичнее показать все смешанным, ускользающим от простой нравственной логики. Это и делает Джиральди Чинтио, который был не только новеллистом, но и драматургом, а также первым теоретиком нового жанра — трагикомедии. Однако еще чаще о Джиральди Чинтио вспоминают в связи с тем, что к его сюжетам восходят две шекспировские пьесы: «Отелло» и «Мера за меру» .

• [1] Хлодовский Р. И. Новелла и новеллисты // Андреев М. Л., Хлодовский Р. И. Итальянская литература зрелого и позднего Возрождения. С. 168.
• [2] Хлодовский Р. И. Литературные и исторические проблемы зрелого и позднего Возрождения // Андреев М. Л., Хлодовский Р. И. Итальянская литература зрелого и позднего Возрождения. С. 43.