Проблема транспарентности правосудия

Термин «транспарентность» вошел в отечественную юридическую практику относительно недавно — в середине 2000;х гг. — как русскоязычная производная от английского «transparency» или от французского " transparent" , переводящихся на русский язык одинаково — «прозрачный» или в иносказательном варианте — «явный», «очевидный», «открытый». Употребление иноязычной терминологии в уголовно-процессуальных исследованиях периода реформ стало традиционным, причем авторы не всегда считают необходимым раскрывать значение употребляемого термина, а тем более вдаваться в тонкости его перевода и толкования.

Авторы коллективной монографии 2005 г., специально посвященной проблемам транспарентности правосудия^[1] и до сих пор единственной в своем роде, анализируют это понятие как известное российскому читателю, не давая его научного определения и не соотнося со сложившейся российской уголовно-процессуальной терминологией. Так, например, сотрудники секретариата ЕСПЧ О. С. Чернышова и Г. В. Диков в статье с красноречивым названием «Транспарентность судопроизводства — стандарты Европейского суда по правам человека» рассуждают о «прозрачности» судебных процедур и многократно ссылаются на положения ЕКПЧ^[2], в тексте которой, однако, нет слов «транспарентность» и «прозрачность» ни в русскоязычном переводе, ни в англоязычном оригинале. Есть в рассматриваемом документе английское слово «public» и его русский перевод — «публичность», а употребляются они в значении «открытость», «гласность» судебных процедур. Полагаем, что здесь нельзя обойти вниманием тот факт, что словом «публичность», как известно, в советско-российской уголовно-процессуальной науке и в системе российского юридического образования всегда обозначалось совсем другое явление, нежели «транспарентность». Публичность уголовного процесса — это его официальность, т. е. возбуждение и ведение подавляющего большинства уголовных дел уполномоченными государственными органами, действующими в публичном (т.е. в общественном^[3]) интересе. Один из трех основных вариантов перевода английского слова «public» выглядит так же.

Отождествление без каких-либо оговорок транспарентности правосудия и его публичности в последние годы стало обычным и для высказываний известных специалистов по уголовно-процессуальному праву. Профессор А. В. Смирнов пишет: «Публичность, или открытость, правосудия — это более глубокое понятие, чем просто гласное ведение судебного разбирательства или оглашение приговора. В сущности, она — приоритет гражданского общества над государством в судопроизводстве»^[4]. Все в данном высказывании заслуживает поддержки, кроме одного: неправомерного отождествления публичности процесса с его открытостью, т. е., судя по названию статьи («Транспарентность судебной власти: политико-правовой анализ») с его транспарентностью. В. И. Полудняков, представляющий одновременно и судейское, и научное сообщество, обоснованно считает важной гарантией независимости судей то, что «деятельность судьи, решения суда всегда публичны»^[5], явно имея в виду открытость судебного разбирательства, осуществление его «на публике» .

Смешение понятий «публичность» и «гласность» не является изобретением последних лет и отнюдь не всегда было обусловлено «трудностями перевода» иноязычных правовых источников. И. Я. Баршев в своем знаменитом дореформенном труде 1841 г. употребляет термин «публичность» в значении «гласность», хотя о необходимости и полезности официальности уголовного судопроизводства высказывается в преддверии реформ XIX столетия довольно категорично^[6]. В пореформенных трудах по уголовному процессу публичность последнего, как правило, понимали исключительно как официальность, проистекающую от так называемого «должностного обвинения», «сосредоточенного в руках особо учрежденных для этого должностных лиц»^[7]. Смешение «публичности» и «гласности» уголовного процесса для пореформенных учебников уголовно-процессуального права, в целом, не характерно, как не свойственно это советскому периоду отечественной истории. Дискуссии по поводу отнесения «публичности» к числу принципов советского уголовного процесса в науке велись^[8], а «гласность судебного разбирательства» таковым признавалась всеми авторами безоговорочно. При этом в ст. 18 («Гласность судебного разбирательства») УПК РСФСР 1960 г. одной из составляющих этого принципа уголовного процесса названо следующее правило: «Приговоры судов во всех случаях провозглашаются публично». Это формально создавало лингвистическую основу терминологической путаницы, но сказать, что последняя как-то повлияла на формирование понятийного и терминологического аппарата уголовно-процессуальной науки, нельзя.

Позднее ситуация изменилась. Толкование термина «публичность» как буквального перевода английского «public» послужило в 2001 г. формальным поводом к исключению принципа публичности из гл. 2 УПК РФ («Принципы уголовного судопроизводства»). Поправка за номером 1.40, предложенная депутатом Мироновым (об особой статье в гл. 2 УПК «Публичность производства по уголовному делу»), была отклонена с немногословной мотивировкой о наличии в УПК РФ статьи «с более понятным названием „Гласность“»^[9]. Такую мотивировку трудно оценивать иначе как недоразумение. Однако впоследствии отсутствие принципа публичности в системе принципов современного российского уголовного процесса вызвало волну критики в адрес нового УПК РФ. Одновременно с этим заметно оживились дискуссии по поводу статуса правила о публичности производства по уголовному делу в системе уголовно-процессуального регулирования. Занимая любую позицию в этих дискуссиях, трудно смириться с тем, что понятийный аппарат уголовно-процессуального закона иногда формируется под воздействием банальной терминологической путаницы.

Транспарентностью правосудия в современной юридической науке принято считать его открытость, доступность информации о деятельности судебной власти вообще и о рассмотрении судами конкретных дел, в частности. Транспарентность правосудия — понятие более широкое, нежели гласность судебного разбирательства, правило о которой закреплено в ст. 241 УПК РФ, но гласность судебного разбирательства по уголовным делам есть неотъемлемый и важнейший элемент транспарентности правосудия.

А. В. Смирнов выделяет три «функции транспарентности правосудия» :

" 1) контроль гражданского общества за независимостью и справедливостью судопроизводства;

• 2) создание условий для единообразия практики применения и соблюдения закона;
• 3) обеспечение юридической экономии, позволяющей участниками процесса быстро и полно охватить как весь нормативный материал, так и практику его судебного применения"^[10].

В контексте международных стандартов справедливого судебного разбирательства (ст. 14 и 19 Международного пакта о гражданских и политических правах, ст. 6 и 10 ЕКПЧ и др.) гласность судебных процедур в литературе обычно ассоциируется, во-первых, с «правом каждого на публичное разбирательство его дела судом», во-вторых, с соблюдением требования об «обязательном публичном объявлении судебного решения» и, в третьих, с правилами ограничения права на публичное судебное разбирательство, для которых тоже определены международные стандарты (ст. 10 ЕКПЧ)^[11]. Анализируя международно-правовые принципы и нормы, а также конституционные нормы зарубежных государств, Е. Б. Абросимова выделяет «несколько основных форм транспарентности, или, иными словами, несколько видов информации о правосудии, которая должна быть доступна любому человеку или иному заинтересованному субъекту»^[12]. К этим формам (видам информации) автор относит следующую информацию: о суде как органе судебной власти; о судебных решениях, в том числе и распространяемую путем опубликования текстов этих решений; о конкретном судебном процессе; о будущих, т. е. назначенных, судебных процессах^[13].

Обеспечение транспарентности правосудия способствует решению глобальной социально-политической задачи преодоления отчуждения между государством и человеком, права и свободы которого это государство признало для себя высшей ценностью. Транспарентность правосудия — это не просто обеспечение информированности общества о деятельности судебной власти, это одно из направлений формирования в стране гражданского общества и обеспечения его функционирования.

Транспарентность правосудия есть неотъемлемая и важнейшая часть более масштабной проблемы транспарентности российского государства вообще, поэтому о «прозрачности» разных видов служебной деятельности в настоящее время принято говорить в самых разных контекстах, касается ли это размещения государственных заказов и расходования бюджетных средств или антикоррупционной политики. У проблемы транспарентности Российского государства, в свою очередь, помимо широкого общесоциального есть более узкий, сугубо уголовно-процессуальный аспект. Наличие в российском уголовном процессе досудебных стадий, образованных властной правоприменительной деятельностью органов уголовного преследования, позволяет распространять проблему транспарентности правосудия и на эту деятельность, которая сама по себе правосудием не является. Однако полагаем, что обеспечением открытости одной лишь судебной деятельности по уголовным делам в любой национальной правовой системе континентально-европейского типа проблему транспарентности правосудия решить невозможно: то, что делается правоохранительными органами до суда, связано с вторжением государства в сферу конституционных прав и свобод многих людей. Следовательно, досудебная уголовно-процессуальная деятельность тоже должна быть сориентирована на общепризнанные международные стандарты прав человека. Этот аспект проблемы в контексте транспарентности правосудия должного освещения в науке до сих пор не получил.

Проблема гласности правосудия в отечественной уголовно-процессуальной науке традиционно рассматривалась применительно к деятельности судов. В советские годы эти исследования касались только судебного разбирательства по уголовным делам, в пореформенном уголовном процессе предмет исследования отчасти расширился за счет форм судебного контроля, которому, в существенно ограниченных пределах, но тоже присуща гласность судебной деятельности, хотя бы и осуществляемой в закрытых судебных заседаниях.

Общим условием предварительного расследования является правило о недопустимости разглашения его данных (ст. 161 УПК РФ), соблюдение которого обеспечено уголовноправовой санкцией (ст. 310 УК РФ). Это требование закона формально можно считать прямой противоположностью общего условия гласности судебного разбирательства (ст. 241 УПК РФ). Однако, думается, что это не совсем так: транспарентность государственной власти как принцип существования правового государства в той или иной степени касается всех звеньев и систем государственной машины. Уместно напомнить, что стремление отечественной уголовной юстиции к «самозасекречиванию»^[14] признавалось авторами Концепции судебной реформы одним из системных ее пороков, и речь здесь шла не только и не столько о судах. Понятно, что раскрытие и расследование преступлений, предшествующее направлению уголовного дела в суд с обвинительным заключением (обвинительным актом), либо прекращению уголовного дела и отказу государства от уголовного преследования в конкретных случаях, требует соблюдения условий тайны. Вся эта деятельность осуществляется, как правило, при информационном дефиците, часто требует преодоления противодействия со стороны криминальных структур; при осуществлении разного рода «тактических операций» используется «фактор внезапности», в основе которого тоже лежит служебная и профессиональная тайна. Соблюдение «следственной тайны» не без оснований связывается и с необходимостью оберегать сведения о частной жизни граждан, причастность которых к совершению преступлений пока лишь предполагается, и ставить под сомнение их репутацию до обвинительного приговора суда правоохранительные органы не вправе. «Следственная тайна» лежит в основе обеспечения безопасности участников производства по уголовным делам, добросовестно исполняющих свои обязанности по оказанию содействия государству в раскрытии и расследовании преступлений, в розыске преступников и их изобличении. Однако признавая все это, нельзя не учитывать и другого: именно тайна создает благоприятную питательную среду для безнаказанного злоупотребления властью, фальсификации доказательств по уголовным делам, применения пыток и других незаконных способов получения желаемых показаний. Тайна, воспринятая представителем власти как возможность ни перед кем не отчитываться, создает условия для бесконтрольного распоряжения этой властью и для развития негативных процессов в правоохранительной сфере. Гласность судебного разбирательства неслучайно признавалась принципом всего советского уголовного процесса и фигурировала в этом качестве в проектах УПК РФ вплоть до июня 2001 г. Свойство универсальности этого принципа (т.е. действие его в отношении всех стадий процесса) проявляется в том, что в судебном заседании гласности придаются результаты деятельности правоохранительных органов до суда. Понимая это, следователь и дознаватель осуществляют (точнее, должны осуществлять) свою деятельность в расчете на придание или, как минимум, на возможность придания результатов этой деятельности огласке в суде, освещению в СМИ, доведению до сведения неопределенного круга лиц.

Полагаем, что требованию транспарентности правосудия должна отвечать правоприменительная деятельность и в досудебном производстве. Проявляется это в следующих правилах, которые есть в действующем уголовно-процессуальном законе, решениях Конституционного Суда РФ и Верховного Суда РФ:

• 1) мотивированность любых властных решений, затрагивающих конституционные права и свободы, и изложение этих мотивов в соответствующих процессуальных документах;
• 2) предоставление заинтересованным лицам возможности ознакомления с процессуальными решениями, затрагивающими их права и законные интересы;
• 3) возможность опубликования данных предварительного расследования в СМИ в объемах и в порядке, определенных законом;
• 4) возможность обжалования в суд любого властного решения досудебного производства любым лицом, считающим нарушенными свои конституционные права и свободы, с обеспечением возможности личного участия этого лица в судебном заседании и ознакомления с соответствующими процессуальными документами.

С учетом всего сказанного сформулируем определение транспарентности уголовного судопроизводства, для которого дает основания большинство российских литературных источников.

Транспарентность уголовного судопроизводства — это система нормативно закрепленных правил, обеспечивающих любому заинтересованному лицу возможность получить информацию о производстве по уголовному делу в том объеме и в той форме, которая, с одной стороны, позволяет этому лицу реализовать собственные конституционные права и свободы, но, с другой — не допускает необоснованного нарушения или ограничения конституционных прав и свобод других лиц.

В приведенном определении выделим несколько ключевых моментов.

• 1. Транспарентность уголовного судопроизводства, равно как и транспарентность уголовного правосудия, — это открытость не только собственно судебного производства по уголовным делам, это доступность для восприятия заинтересованными лицами информации и о досудебном производстве в той части, в которой это затрагивает их конституционные права и свободы.
• 2. Транспарентность уголовного правосудия не тождественна гласности судебного разбирательства, которая, в свою очередь, не сводится к правилам об открытом судебном заседании, при том что без правил об открытом судебном заседании нет гласности судебного разбирательства, а без последнего нет транспарентности правосудия.
• 3. В процедурном выражении транспарентность уголовного судопроизводства предполагает наличие нормативно закрепленных правил, определяющих: а) допустимый баланс между открытостью юридических процедур производства по уголовным делам и защитой личной и семейной тайны; б) оптимальное соотношение «прозрачности» правосудия с другими его приоритетными публично-правовыми ценностями: независимостью судей, презумпцией невиновности, следственной, адвокатской, врачебной и иной охраняемой законом тайной.
• 4. Транспарентность правосудия предполагает, с одной стороны, наличие нормативно определенных оснований и пределов открытости судебных заседаний и распространения информации о производстве по уголовному делу до суда, а с другой — возможность властного усмотрения при принятии соответствующих решений лицом, ответственным за производство по конкретному уголовному делу на конкретном его этапе. Властное усмотрение в этих случаях подчиняется общим правилам транспарентности правосудия, требует специального обоснования и должно быть облечено в форму мотивированного процессуального решения.

• [1] Проблемы транспарентности правосудия: монография / ред.-сост. Е. Б. Абросимова, С. Л. Чижков. М.: ЛексЭст, 2005. 328 с.
• [2] Чернышева О. С., Диков Г. В. Транспарентность судопроизводства — стандарты Европейского суда по правам человека // Проблемы транспарентности правосудия: монография / ред.-сост. Е. Б. Абросимова, С. Л. Чижков. С. 57.
• [3] Здесь считаем необходимым согласиться с М. В. Немытиной, специально подчеркивающей, что публичный интерес — это именно общественный, а не государственный интерес (см.: Немытина М. В. Право России как интеграционное пространство. 2-е изд., перераб. Саратов: Научная книга, 2008. С. 49). Абсолютное отождествление государственного интереса с общественным, допускаемое многими авторами, представляется ошибочным: государственный интерес в реальности может быть настолько обременен чиновничьими, бюрократическими атрибутами, что утрачивает всякую связь с интересами общества и отдельных людей.
• [4] Смирнов А. В. Транспарентность судебной власти: политико-правовой анализ // Проблемы транспарентности правосудия: монография / ред.-сост. Е. Б. Абросимова, С. Л. Чижков. С. 13.
• [5] Полудняков В. И. Современная российская судебная реформа. С. 22.
• [6] Баршев Я. И. Основания уголовного судопроизводства с применением к российскому уголовному судопроизводству. С. 42−43, 47.
• [7] Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. Т. 1. С. 74.
• [8] Подробнее об этих дискуссиях см.: Тарасов А. А. К вопросу о публичности современного уголовного процесса России // Юридический аналитический журнал. 2006. № 1 (15).
• [9] См.: Стенограмма заседания от 20 июня 2001 г. URL: mizulina.ru:8100/docs/stenogr200601.doc. С. 88−89.
• [10] Смирнов А. В. Транспарентность судебной власти: политико-правовой анализ. С. 14.
• [11] Абросимова Е. Б. Судебная власть: транспарентность или конфиденциальность // Проблемы транспарентности правосудия: монография / ред.-сост. Е. Б. Абросимова, С. Л. Чижков. С. 33.
• [12] Там же. С. 39.
• [13] Там же. С. 39−56.
• [14] Концепция судебной реформы в Российской Федерации / под ред. Б. А. Золотухина. М.: Редакция газеты «Демократический выбор», 2001. С. 30.