Теория деятельности как общепсихологическая парадигма

При разнообразии методических приемов исследований в рамках школы А. Н. Леонтьева было выработано единое понимание деятельности не только как категории (в рамках теории «верхнего» уровня), но соотношение деятельности и сознания в рамках единых объяснительных принципов теорий среднего уровня. Это собственно и означало реализацию деятельностного подхода уже не только как методологической платформы (это имело место и в школе Рубинштейна, взгляды которого начали формироваться раньше), но и как целостной парадигмы исследований, выделивших в качестве предметов разные виды деятельности, но с единым общепсихологическим пониманием единиц и уровней их анализа. Уровневый подход — то, что стало существенным объединяющим звеном школ Выготского и Леонтьева. Иной подход был заявлен в работах С. Л. Рубинштейна, чему мы посвятим специальные параграфы (гл. 12).

При всех различиях деятельностных подходов в отечественной науке они традиционно связываются с реализацией в них общей марксистской методологии. Сегодня это подвергается сомнению. Так, в работе В. А. Лекторского различие видится именно в философских основах. Соглашаясь с учениками Рубинштейна относительно того, что первый абрис его деятельностного подхода намечен в работе 1922 г. «Принцип творческой самодеятельности», он видит в ней развитие идей марбургского неокантианства. Дело в том, что деятельностный подход не связан только с марксизмом. Фихте в своем представлении о «чистом Я» предполагал деятельность объективации, когда создание противостоящего субъекту внешнего предмета позволяет ему конструировать самого субъекта. Саморефлексия Абсолюта в концепции Гегеля осуществлялась только в созидании человеческой культуры посредством труда и разных видов деятельности. Маркс был наследником великой немецкой классической философии, в которой сформировались разные варианты деятельностного подхода, в том числе и идеалистические направленные. «Важнейшая общая черта деятельностных концепций, созданных Фихте, Гегелем и Марксом, — это идея опосредствования. Данная идея противоположна тому пониманию сознания и Я как его центра, которое было само собой разумеющимся для европейской философии и наук о человеке (включая психологию), начиная с Декарта» [Лекторский, 2004, с. 8].

Философ считает, что по существу идея Маркса о деятельности как прежде всего духовной, связанной с созданием предметов культуры, была востребована только в XX столетии, когда была осознана необходимость снятия дихотомии субъективного и объективного миров. И под теориями, подразумевающими деятельностный подход, следует понимать только такие «концепции, для которых была важна проблематика культурного опосредствования, а не те, которые исследовали действия единичного субъекта как бы сами по себе» [Лекторский, 2004, с. 9]^[1]. Идея Рубинштейна о самоопределении субъекта как порождении его же деяниями — закономерное развитие концепции в духе идей Маркса, но и естественное продолжение идей марбургской школы неокантианства, т. е. не приспособление к господствующей идеологии марксизма, а возвращение к истокам.

Таким образом, деятельностные подходы разнятся и в философии, и в психологии. Марксизм — это то общее, что учитывалось в развитии двух основных отечественных концепций, называемых сегодня деятельностным и субъектно-деятельностным (теперь уже и просто субъектным) подходами в психологии. И это общее связано с материалистическим пониманием категории деятельности и возможностью объективного изучения деятельностно опосредствованной психики.

В работах А. Н. Леонтьева положения марксизма эвристично развивались в контексте выделения основных проблем психологической науки. Сам марксизм впитал в себя многие достижения человечества, и часто ссылками на Маркса, Энгельса, Ленина авторы просто прикрывали апелляцию к идеям Канта, Гегеля и других «идеалистов». Мысль, например, Гегеля, «освещенная» одобрительной пометкой Ленина, могла использоваться без риска обвинения в идеализме.

Многие авторы лишь формально ссылались на идеи марксизмаленинизма, отдавая дань моде или подчиняясь внешним требованиям. Такие ссылки вовсе не свидетельствовали о том, что исследователь действительно работал в рамках марксистской методологии и полученные им результаты несут на себе ее печать.

Деятельность — это не просто совокупность процессов реального бытия человека, опосредованных психическим отражением, она несет в себе те внутренние противоречия и трансформации, которые порождают психику, выступающую в свою очередь в качестве условия осуществления деятельности. Иногда образно говорят, что психика является органом деятельности, моментом ее движения. Предметная деятельность есть форма связи субъекта с миром. Она включает в себя два взаимодополняющих процесса: активное преобразование мира субъектом и изменение самого субъекта за счет «впитывания» в себя все более широкой части предметного мира.

Деятельность является первичной как по отношению к субъекту, так и предмету деятельности. Главный канал развития субъекта — интериоризация — перевод форм высшей материально-чувственной деятельности во внутренний план. Эффекторные, исполнительные механизмы деятельности, направляемые исходным образом ситуации, испытывают на себе сопротивление внешней реальности в силу неполноты или неадекватности афферентирующего образа. Обладая определенной пластичностью, деятельность подчиняется предмету, на который она направлена, модифицируется им, что приводит к исправлению исходного образа за счет обратных связей. Этот циклический процесс является источником не только новых образов, но и новых способностей, интересов, потребностей и других элементов человеческой субъективности. Воздействуя на внешний мир и изменяя его, человек тем самым изменяет себя.

Главной характеристикой деятельности, как она понимается в концепции А. Н. Леонтьева, является ее предметность. Под предметом имеется в виду не просто природный объект, а предмет культуры, в котором зафиксирован определенный общественно выработанный способ действия с ним. И этот способ воспроизводится всякий раз, когда осуществляется предметная деятельность.

Самостоятельно открыть формы деятельности с предметами человек не может (см. предыдущий параграф). Это делается с помощью других людей, которые демонстрируют образцы деятельности и включают человека в совместную деятельность. Поэтому вторая сторона деятельности — ее социальная, общественно-историческая природа. Переход от совместной (интерпсихической) деятельности к деятельности индивидуальной (интрапсихической) и составляет основную линию интериоризации, в ходе которой формируются психологические новообразования.

Деятельность всегда представляет собой акт, инициируемый субъектом, а не запускаемый внешним воздействием. Поэтому деятельность — не совокупность реакций, а система действий, сцементированных в единое целое побуждающим ее мотивом. Мотив — это не только предмет потребности, это также то, ради чего осуществляется деятельность. Отношение мотива к цели определяет личностный смысл того, что делает человек.

Важнейшим положением психологической теории деятельности является утверждение об общности строения деятельности внешней, материальной и деятельности внутренней, психической, осуществляемой в идеальном плане. Это вытекает из уже отмеченного представления о формировании внутренней деятельности из внешней. Теория такого перехода (интериоризации) наиболее полно разработана в учении советского психолога П. Я. Гальперина (1902−1988) об управляемом формировании «умственных действий, понятий и образов». При этом внешнее, материальное действие, прежде чем стать умственным, проходит ряд этапов, на каждом из которых претерпевает существенные изменения и приобретает новые свойства. Принципиально важно, что исходные формы внешнего, материального действия требуют участия других людей (родителей, учителей), которые дают образцы этого действия, побуждают к совместному его использованию и осуществляют контроль за правильным его протеканием. Позже и функция контроля интериоризуется, превращаясь в особую деятельность внимания.

Внутренняя психическая деятельность имеет такой же орудийный, инструментальный характер, как и деятельность внешняя. В качестве этих орудий выступают системы знаков (прежде всего языка), которые не изобретаются индивидом, а усваиваются им. Они имеют культурно-историческое происхождение и могут передаваться другому человеку только в ходе совместной (вначале обязательно внешней, материальной, практической) деятельности. В результате возникает особая форма психического отражения «сознание» — «совместное знание», которое не сводится просто к последовательности внутренних деятельностей или действий. Дело в том, что и во внешней, и во внутренней деятельности наряду с сукцессивным планом, в котором представлена последовательность актов, существует и особый симультанный план, который придает единство и целостность любой деятельности, это план образа — одномоментного отражения исходных условий, хода деятельности (внутренней и внешней) и ее ожидаемого результата. Поэтому существуют два плана сознания — сознание как внутренняя деятельность и сознание как отражение (образ). Аналогично трехчленной структуре деятельности (операция — действие — собственно деятельность) сознание также состоит из трех образующих — чувственная ткань, значение и личностный смысл.

Сознание как внутренняя деятельность в определенном смысле противопоставляется сознанию как образу. Всякая деятельность имеет выраженный процессуальный характер и временную организацию (т.е. сукцессивна). Образ представляет собой преимущественно симультанный конструкт, обеспечивающий преемственность, единство и целостность разворачивающейся во времени деятельности. Можно сказать, что сознание — образ и сознание — деятельность суть две формы бытия психики, два аспекта ее существования, которые, будучи взаимосвязаны, в то же время качественно не сводимы друг к другу. В деятельности осуществляются их взаимопереходы и развитие.

Субъективность образа следует понимать прежде всего как его субъектность (принадлежность субъекту), что предполагает указание на его активность и пристрастность. В то же время нельзя утверждать, что образ принадлежит только субъекту. Образ наделяется содержанием, принадлежащим также и предметному миру. Сама возможность возникновения образа той или иной части реальности, того или иного предмета определяется особым свойством этого предмета, его способностью полагать себя в человеческой субъективности. Образ — это явление объекта субъекту, проявление свойств и того и другого, и поэтому он принадлежит им обоим.

Тесная связь, взаимопереходы образа и деятельности выдвигают на первое место (в качестве наиболее существенных) амодальные характеристики образа, несущие его предметное содержание на языке тех деятельностей, которые с ним могут быть осуществлены. Образ не субстанционален, он не представляет собой некоторой вещи. Поскольку образ неотделим от деятельности, то нет и какого-либо «склада» образов в нашей долговременной памяти. Не будучи включенным в деятельность, образ не существует как психологическое явление.

Личность есть наиболее полное выражение субъективного полюса деятельности, она порождается деятельностью и системой отношений с другими людьми. Личность — это особое социальное качество индивида, не сводящееся к простой совокупности его прошлого опыта или индивидуальных особенностей. И прошлый опыт, и индивидуальные черты, и генотип человека представляют собой не основу личности, а ее предпосылки, условия становления и развития личности. «Одни и те же особенности человека могут стоять в разном отношении к его личности. В одном случае они выступают как безразличные, в другом — те же особенности существенно входят в ее характеристику» [Леонтьев, 1975, с. 165]. Может случиться так, что физически сильный ребенок привыкнет решать конфликтные ситуации с помощью силы и будет развивать это свое качество в ущерб другим, например интеллекту или умению понимать чувства других людей. Тогда указанная особенность человека (физическая сила) обязательно войдет в структуру его личности и станет существенной детерминантой того типа отношений, в которые входит данный человек с другими людьми. Но это же качество может остаться фоном, не повлиявшим существенно на ход развития личности. Это же можно сказать о таких качествах, как красота или уродство, особенности темперамента и даже природные качества ума, художественная одаренность и т. п. Не определяют прямо характера личности и внешние условия жизни — богатство или бедность, уровень образования и т. д. Все эти качества могут влиять только косвенно, ограничивая или суживая поле выбора, в рамках которого человек сам строит свою личность, совершая активную деятельность и входя в определенные отношения с другими людьми.

Деятельностный подход решительно отвергает теорию двух факторов, согласно которой личность есть некоторый усредненный результат влияния биологических особенностей человека (генотип) и социальных, средовых. Оба этих фактора являются вторичными, внешними, и их влияние опосредуется активным выбором субъекта деятельности. В отличие от индивида личность не «предсуществует» по отношению к деятельности, она складывается в ходе самой деятельности, творит самое себя. Источник развития личности лежит в ее внутренних противоречиях, разрешение которых тем или иным способом преобразует саму личность. Развитие личности — это отнюдь не равномерное поступательное движение: в нем есть кризисные периоды и переломные моменты, возможны распад и дегенерация.

Но в чем же заключается единство и целостность личности, если ее описывать на языке деятельности? Что изменяется в ходе ее развития? Ядро личности в теории деятельности — это совокупность действенных отношений человека к миру, т. е. отношений, реализуемых в деятельности. Поскольку, как мы отмечали выше, главной характеристикой деятельности выступает ее мотив, то основой личности является иерархическая структура ее мотивов. Высшим же уровнем интеграции выступает самосознание личности. Однако мы перейдем к другому аспекту концепции и из многообразия леонтьевского наследия подытожим преодоление постулата непосредственности.

• [1] Философию Сартра, согласно этому автору, тоже можно понимать в качестве варианта деятельностного подхода.