Принцип независимости судей и подчинения их только закону

Независимость судей является конституционным, межотраслевым, организационно-функциональным принципом гражданского процессуального права, который имеет нормативное закрепление как на национальном, так и международном уровне правового регулирования.

Характеризуя данный принцип, нельзя не отметить, что степень его воплощения в реальной действительности зависит не только от полноты нормативного закрепления. Весьма существенное влияние здесь имеют национальные правовые традиции, существующие в государстве, особенности эволюции правовой системы, уровень правосознания в обществе, менталитет граждан, наконец, уровень экономического развития страны.

Это тем более важно, что независимость не только предполагает широкие права судьи при отправлении правосудия, но и накладывает на него определенные ограничения, которые призваны не допустить ее перерастания во вседозволенность. Причем самоограничение, которое, как правило, не поддается законодательному регулированию, ничуть не уступает по значимости прямым нормативным запретам, что, в свою очередь, усиливает роль правил профессиональной этики судей, получивших закрепление в Кодексе судейской этики, утвержденном VI Всероссийским съездом судей 02.12.2004.

В связи с этим роль этического аспекта независимости трудно переоценить. Своего рода краеугольным камнем данного аспекта принципа независимости является следующее правило: " Судья при исполнении своих полномочий, а также во внеслужебных отношениях должен избегать всего, что могло бы умалить авторитет судебной власти, достоинство судьи или вызвать сомнение в его объективности, справедливости и беспристрастности" (п. 2 ст. 3 Закона РФ от 26.06.1992 № 3132−1 «О статусе судей в Российской Федерации»).

С юридико-технической точки зрения принцип независимости судей, будучи закрепленным при помощи текстуального способа, имеет прямое нормативное закрепление, т. е. может рассматриваться как принцип-норма. При этом в законодательстве (ч. 1 ст. 120 Конституции, ст. 5 Федерального конституционного закона «О судебной системе Российской Федерации», ч. 4 ст. 5 Федерального конституционного закона «О судах общей юрисдикции в Российской Федерации», ст. 8 ГПК) рассматриваемый принцип конструируется как начало, состоящее из двух взаимосвязанных элементовправил: одно из них гласит о том, что судья независим при осуществлении правосудия, а другое предписывает всем судьям при отправлении правосудия подчиняться исключительно Конституции и федеральному закону. Статья ГПК идет несколько дальше и устанавливает как бы в развитие основной идеи еще два императивных положения, а именно: судьи рассматривают и разрешают гражданские дела в условиях, исключающих постороннее на них воздействие; любое вмешательство в деятельность судей по осуществлению правосудия запрещается и влечет за собой установленную законом ответственность.

Однако совершенно очевидно, что нормативная формулировка раскрывает лишь сущность данного принципа, которая очень точно подмечена Т. В. Сахновой: «В ходе гражданского процесса только суд осуществляет правоприменительную деятельность, и в ней он полностью независим. Ничье суждение о том, как следует разрешить дело, какой закон применить, не имеет для суда обязательной силы… Никто, в том числе вышестоящий суд, не вправе давать судье указаний о том, как следует разрешить данное дело, какую норму права применить»^[1].

Что же касается содержания принципа независимости, то оно выходит далеко за рамки нормативной формулировки и практически полностью состоит из норм, которыми устанавливаются гарантии реализации данного принципа. В связи с этим нельзя не отметить два обстоятельства. Во-первых, ныне действующие процессуальные кодексы, в отличие от своих предшественников, исходят из общей позиции, согласно которой гарантии независимости судей устанавливаются не только федеральным законом, но и Конституцией. Во-вторых, гарантии независимости судьи, включая меры его правовой защиты, материального и социального обеспечения, предусмотренные Законом РФ «О статусе судей в Российской Федерации», распространяются на всех судей в Российской Федерации и не могут быть отменены и снижены иными нормативными актами РФ и субъектов РФ (п. 4 ст. 9 Закона). В развитие данного подхода в Федеральном конституционном законе «О судах общей юрисдикции в Российской Федерации» (ч. 4 ст. 5) было закреплено правило, согласно которому в Российской Федерации не могут издаваться законодательные и иные нормативные правовые акты и осуществляться действия (бездействие), отменяющие или умаляющие независимость судов и судей.

Вряд ли какой-то другой принцип может сравниться с принципом независимости по многообразию и разносторонности гарантий реализации. Не случайно при рассмотрении в литературе, как научной, так и учебной, традиционно именно гарантиям данного принципа уделяется основное внимание. По справедливому замечанию В. М. Шерстюка, без развитой системы гарантий, в том числе и юридических, этот правовой принцип становится всего лишь декларацией^[2].

В науке принято различать политические, экономические, организационные и юридические гарантии независимости судей^[3].

К политическим гарантиям относятся запреты, обусловленные специфическим статусом судьи как субъекта деятельности по отправлению правосудия, а именно: запрет быть депутатом, заниматься предпринимательской деятельностью, участвовать в политических движениях, состоять в каких-либо партиях, представлять интересы государственных, коммерческих и иных организаций, отдельных должностных лиц.

Судья не вправе заниматься политической деятельностью, принадлежать к политическим партиям, быть депутатом, а также выступать в качестве третейского судьи, арбитра. Для судьи законом установлен запрет осуществлять предпринимательскую деятельность или совмещать работу в должности судьи с другой оплачиваемой работой, кроме научной, преподавательской, литературной и иной творческой деятельности. При этом указанная деятельность не может финансироваться исключительно за счет средств иностранных государств, международных и иностранных организаций, иностранных граждан и лиц без гражданства, если иное не предусмотрено международным договором РФ или законодательством РФ. Судья не вправе входить в состав органов управления, попечительских или наблюдательных советов, иных органов иностранных некоммерческих неправительственных организаций и действующих на территории РФ их структурных подразделений, если иное не предусмотрено международным договором РФ или аконодательством РФ (п. 3 ст. 3 Закона РФ «О статусе судей в Российской Федерации»).

К числу политических гарантий судебной независимости относится и конституционно закрепленный принцип разделения властей (ст. 10 Конституции).

Следует, очевидно, согласиться с мнением о том, что за последние два десятилетия Российским государством сделан ряд шагов в направлении укрепления материальной базы (основы) независимости судей, что в полной мере соответствует общему вектору развития России как правового государства, провозглашенному в Конституции^[4].

Под экономическими, или материальными, понимаются обусловленные высоким статусом судьи гарантии, связанные материальным и социальным обеспечением судей, в частности: достойный уровень оплаты труда, бесплатное обеспечение жильем, лекарственными средствами, медицинским обслуживанием, обязательное государственное страхование жизни и здоровья судьи, а также принадлежащей ему и членам его семьи собственности и иные социальные льготы, включая социальное обеспечение, бесплатное пользование на всей территории РФ всеми видами общественного транспорта.

Важную роль в обеспечении независимости играют и организационные гарантии, которые находят закрепление преимущественно в законодательстве о судоустройстве и об органах судейского сообщества. Они подразумевают, в частности, такое построение судебной системы, при котором бы исключалось воздействие органов власти на местах на деятельность судебных органов по осуществлению правосудия. К сожалению, приходится констатировать, что в данном вопросе пока прогресса не наблюдается: в отличие от системы арбитражных судов система судов общей юрисдикции в зависимости от уровня имеет привязки либо к административно-территориальному делению страны, либо к федеративному устройству государства. Разумеется, полной автономии в части построения судебной системы от сложившегося территориального деления и федеративного устройства, очевидно, быть не может. Однако опыт судоустройства в системе арбитражных судов свидетельствует о том, что принцип регионального устройства (автономности арбитражных судов в судебной системе страны), примененный сначала при образовании арбитражных судов округов, а затем и арбитражных апелляционных судов, себя оправдывает. В связи с этим нельзя не согласиться с мнением В. В. Яркова, отмечающего, что Федеральным законом от 09.12.2010 № 353-?3 не была изменена система судебной организации в судах общей юрисдикции, в частности не воспринят вариант реформирования по аналогии с арбитражными судами с образованием отдельных подсистем апелляционных (на базе областных) и межрегиональных кассационных судов^[5].

Относительно юридических гарантий неизбежно возникает вопрос о критерии их выделения. Ведь нормативное закрепление само по себе нельзя положить в основу выделения юридических гарантий, поскольку оно характерно для всех без исключения гарантий, а не только для юридических. Представляется, что в данном случае уместно говорить об остаточном принципе выделения гарантий, при котором в разряд юридических попадают все предусмотренные законодательством гарантии, кроме политических, экономических и организационных. При этом использование остаточного принципа ни в коей мере не принижает значения юридических гарантий, поскольку все они прямо или косвенно связаны со статусом судей, причем статусом профессиональным, т. е. отражают специфику судебной деятельности с разных сторон (доступ к профессии, порядок привлечения к ответственности, формирование состава суда для рассмотрения дела и т. д.).

Традиционно к юридическим относят следующие гарантии принципа независимости:

• — неприкосновенность судьи (ч. 1 ст. 122 Конституции, ст. 16 Закона РФ «О статусе судей в Российской Федерации»);
• — несменяемость судей (ч. 1 ст. 121 Конституции);
• — право судьи на отставку;
• — установленный законом порядок приостановления и прекращения полномочий судьи;
• — особый порядок привлечения судьи к ответственности, как административной, так и уголовной;
• — запрет, под угрозой ответственности, чьего бы то ни было вмешательства в деятельность по осуществлению правосудия.

Несменяемость, которая, по нашему мнению, является юридической гарантией независимости судей, означает, что судья назначается на должность без ограничения каким-либо сроком, кроме случаев, предусмотренных п. 2 и 3 ст. 11 Закона РФ «О статусе судей в Российской Федерации»; судья не подлежит переводу на другую работу или в другой суд без его согласия; полномочия судьи могут быть приостановлены или прекращены в порядке и по основаниям, установленным федеральным законом; судья имеет право на отставку.

В России начало несменяемости судей известно со времен Екатерины II, но законодательное закрепление получило в результате судебной реформы Александра II.

Назначаемость судей на должность как юридическая гарантия независимости выражает оптимальный сточки зрения государства и общества вариант доступа претендентов на должность судьи к судейской профессии. Преимущество назначаемости объясняется обычно стремлением государства исключить ангажированность той или иной частью электората как фактор, способный в случае избрания претендента на искомую судейскую должность негативно повлиять на его независимость при осуществлении правосудия, а также устранить возможность использования фактора ангажированности самими судьями для достижения цели избрания на очередной срок.

По сути же, нельзя не отметить взаимодополняемость начал назначаемости и несменяемости и, наоборот, взаимоисключающий характер начал выборности и несменяемости. Не случайно известный русский юрист И. Я. Фойницкий в свое время обращал внимание на то, что опасение быть неизбранным может побудить судью вступать в компромиссы с лицами, влиятельными на выборах, ко вреду для правосудия^[6], а автор теории разделения властей Ш. Монтескье единственным средством против ангажированности считал несменяемость судей, которая, как он отмечал, «дает судьям степень силы и независимости, достаточную для преследования высокопоставленных преступников, которые легко могли бы импонировать судье сменяемому»^[7].

По российскому законодательству судьи не избираются, а назначаются на должность высшими органами государственной власти РФ (Советом Федерации Федерального Собрания РФ и Президентом РФ с учетом мнения в некоторых случаях квалификационных коллегий судей и законодательных органов субъектов РФ).

Юридическими гарантиями независимости судей являются также специальный порядок приостановления и прекращения полномочий судьи, а также институт отставки. Приостановление полномочий судьи допускается только по основаниям, предусмотренным в законе (например, в связи с признанием судьи в установленном порядке безвестно отсутствующим; его участием в предвыборной кампании в качестве кандидата в органы законодательной или исполнительной власти), по решению квалификационной коллегии судей, которое может быть обжаловано в Высшую квалификационную коллегию судей и далее в ВС РФ. Приостановление полномочий судьи, как правило, не влечет за собой прекращение выплаты заработной платы или уменьшение ее размера, а также лишение иных социально-экономических гарантий.

Важнейшей конституционной гарантией независимости судей является их неприкосновенность (ч. 1 ст. 122 Конституции). Неприкосновенность судьи включает неприкосновенность личности, неприкосновенность занимаемых им жилых и служебных помещений, используемых им личных и служебных транспортных средств, принадлежащих ему документов, багажа и иного имущества, тайну переписки и иной корреспонденции (телефонных переговоров, почтовых, телеграфных, других электрических и иных принимаемых и отправляемых судьей сообщений) (п. 1 ст. 16 Закона РФ «О статусе судей в Российской Федерации»). Неприкосновенность судей выражается также в особом порядке привлечения к административной и уголовной ответственности.

Неприкосновенность судьи означает, что судья, члены его семьи и их имущество находятся под особой защитой государства. Соответствующие органы государства обязаны принимать меры по обеспечению безопасности судей, членов их семей, сохранности принадлежащего им имущества, если от судей поступит соответствующее заявление. Судья имеет право на хранение и ношение служебного огнестрельного оружия. Кроме того, в законе четко оговаривается: всякое вмешательство в деятельность судьи по осуществлению им правосудия преследуется по закону, а судья не обязан давать какие-либо объяснения по существу рассматриваемых или находящихся в его производстве дел, а также представлять их кому бы то ни было для ознакомления иначе, как в случаях и порядке, предусмотренных процессуальным законодательством (ст. 16 Закона РФ «О статусе судей в Российской Федерации»^[8].

Одно из проявлений неприкосновенности судей и как следствие этого их независимости — особый порядок привлечения судей к ответственности. Судья, в том числе после прекращения его полномочий, не может быть привлечен к какой-либо ответственности за выраженное им при осуществлении правосудия мнение и принятое судом решение, если только вступившим в законную силу приговором суда не будет установлена виновность судьи в преступном злоупотреблении либо вынесении заведомо неправосудных приговора, решения или иного судебного акта (п. 2 ст. 16 Закона РФ «О статусе судей в Российской Федерации»). По действующему законодательству судья может быть привлечен к уголовной ответственности только по решению Председателя Следственного комитета РФ с согласия квалификационной коллегии судей соответствующего субъекта РФ.

В свете особой роли правил судейской этики в обеспечении независимости судей нельзя не упомянуть и об их дисциплинарной ответственности. О важности данного вида ответственности свидетельствует тот факт, что ее применение в настоящее время регулируется не только Федеральными законами («О статусе судей в Российской Федерации» и «Об органах судейского сообщества в Российской Федерации»), нормами профессиональной этики, но и Федеральным конституционным законом от 09.11.2009 № 4-ФКЗ «О Дисциплинарном судебном присутствии». Данным нормативным актом, по сути, устанавливается исключительная подведомственность Дисциплинарному судебному присутствию дел по жалобам на решения Высшей квалификационной коллегии судей РФ и квалификационных коллегий судей субъектов РФ о досрочном прекращении полномочий судей за совершение ими дисциплинарных проступков, а также по обращениям об оспаривании отказа указанных органов в досрочном прекращении полномочий судей за совершение ими дисциплинарных проступков (ст. 1).

Самостоятельную разновидность юридических гарантий принципа независимости судей составляют процессуальные гарантии. В отличие от всех остальных гарантий, они находят непосредственное проявление в деятельности по отправлению правосудня по гражданским делам, т. е. в сфере гражданского судопроизводства, и поэтому закрепляются в нормах ГПК, а не в законодательстве о судоустройстве и статусе судей.

В самом общем виде идея процессуальных гарантий независимости выражена в ст. 9 Закона РФ «О статусе судей в Российской Федерации», где на первое место среди юридических гарантий поставлена предусмотренная законом процедура осуществления правосудия, иначе говоря, строго регламентированный законом порядок отправления правосудия, или процессуальная форма, одним из видов которой является гражданская процессуальная форма.

Будучи закрепленным в ст. 8 ГПК, запрет чьего бы то ни было вмешательства в деятельность по отправлению правосудия последовательно проводится законодателем при регулировании различных вопросов гражданского процесса. Так, ни прокурор, участвующий в деле, ни государственный орган, дающий заключение по делу, не вправе указывать суду, как следует поступить; мнение обоих указанных субъектов как по делу в целом, так и по отдельным вопросам, его составляющим, для суда не является обязательным. Даже вышестоящий суд (в частности, суд кассационной инстанции), отменяя решение суда первой инстанции и направляя дело на новое рассмотрение, ограничен в даче обязательных для нижестоящего суда указаний. Говоря более конкретно, он вправе указать на допущенные ошибки и процессуальные действия, которые необходимо совершить для их устранения, но не вправе предрешать вопросы о достоверности или недостоверности того или иного доказательства, о преимуществе одних доказательств перед другими, а также о том, какое решение суда должно быть принято при новом рассмотрении дела (ч. 2 ст. 390 ГПК).

Среди норм и институтов, которыми обеспечивается действие принципа независимости в действующем ГПК, следует выделить, в частности:

• — институт отвода судей (гл. 2 ГПК);
• — правило о тайне совещания судей (ч. 2 и 3 ст. 194 ГПК);
• — правило о неизменности состава суда (ч. 2 ст. 157 ГПК);
• — правило о порядке голосования судей при вынесении решения коллегиальным составом суда (ст. 15 ГПК);
• — правило об оценке доказательств судом по внутреннему убеждению (ч. 1 ст. 67 ГПК);
• — правило о пределах обязательности указаний вышестоящего суда при отмене решения с возвращением дела в нижестоящий суд для повторного рассмотрения (ч. 2 ст. 369 ГПК).

Тайна совещания судей обычно толкуется как некое процессуальное правило, согласно которому решение выносится судом в изолированном помещении, именуемом совещательной комнатой^[9]. Во время совещания (если дело рассматривается коллегиальным составом суда) и (или) вынесения решения в помещении, где постановляется акт правосудия, могут находиться только судья, рассматривающий дело, или судьи, входящие в состав суда по делу. Присутствие иных лиц в совещательной комнате не допускается. Сами судьи не вправе разглашать суждения, высказанные во время совещания. Нарушение тайны совещания рассматривается законом как безусловное основание отмены судебного постановления (п. 7 ч. 4 ст. 330 ГПК). Таким образом, в своем изначальном смысле правило о тайне совещательной комнаты сохраняет практическое значение только по делам, которые подлежат коллегиальному рассмотрению по первой инстанции, а также в судах апелляционной и кассационной инстанций, поскольку для них устанавливается преимущественно коллегиальное рассмотрение дел. Что касается суда надзорной инстанции, то в президиумах судов голосование по результатам рассмотрения надзорной жалобы (представления) происходит в открытом режиме.

В соответствии со ст. 15 ГПК все вопросы, возникающие при рассмотрении дела в коллегиальном составе, разрешаются судьями большинством голосов. Никто из судей не вправе воздерживаться от голосования. Председательствующий, если дело рассматривается коллегиально, голосует последним. Судья, не согласный с решением большинства, вправе изложить в письменной форме свое особое мнение, которое приобщается к делу, но при объявлении принятого по делу решения суда оно не оглашается.

В литературе отмечается, что правило ч. 2 ст. 15 ГПК содержит в себе внутреннее противоречие, потому что обязанность судьи, не согласного с большинством, подписываться под итоговым документом судебного разбирательства есть не что иное, как навязывание ему чужой воли, т. е. прямое нарушение независимости данного конкретного судьи при отправлении им правосудия^[7]. Не оспаривая наличия логического противоречия, хотелось бы все же отметить, что принцип независимости судей указанным правилом не нарушается, и прежде всего ввиду наличия права на особое мнение. Ведь главное с точки зрения независимости — иметь возможность не соглашаться с мнением большинства, а не иметь право отказа от подписания решения, принятого с соблюдением установленного порядка проведения голосования. К тому же нельзя не учитывать связь между нормами о коллегиальном составе суда (ст. 7, 14 ГПК) и нормой о содержании решения (ч. 2 ст. 197 ГПК), согласно которой в системе с положениями, закрепленными в ст. 330 ГПК (п. 1, 5 ч. 4), подпись судьи, а при коллегиальном рассмотрении дела — всех судей, входивших в состав, рассматривавший дело, является обязательным реквизитом судебного решения как процессуального документа.

Подводя итоги, хотелось бы еще раз повторить, что принцип независимости судей (особенно независимость внешняя) имеет полное нормативное воплощение в действующем российском законодательстве. Однако, по справедливому замечанию Д. А. Фурсова, отечественному судопроизводству недостает традиций невмешательства в отправление правосудия не только со стороны высших должностных лиц в государстве, но и всех им подчиненных чиновников, а также со стороны руководства суда, от которого судья зависит при решении вопросов организационных, кадровых, дисциплинарных, поощрительных, социальных, под угрозой претерпевания личной ответственности вплоть до безотлагательного увольнения с занимаемой должности^[11].

Нельзя забывать и о том, что независимость помимо внешнего аспекта (недопустимость какого-либо вмешательства извне на судью при осуществлении правосудия) имеет и весьма важный внутренний аспект, который проявляется в психологическом отношении судьи к рассматриваемому им делу, к сторонам спора и трудно поддается как правовому регулированию, так и контролю с чьей бы то ни было стороны. Требование беспристрастности, закрепленное ч. 2 ст. 12 ГПК, призвано минимизировать влияние личностного, психологического фактора на результаты рассмотрения дела судьей или судьями (при коллегиальном рассмотрении). Однако в силу преимущественно этического характера данное требование вряд ли может исключить влияние указанных факторов на отправление правосудия в полной мере. Единственным процессуальным средством реализации данного требования являются нормы института процессуальных отводов (гл. 2 ГПК), конкретно — нормы о праве лиц, участвующих в деле, заявить отвод пристрастному (ангажированному) судье и об обязанности самого судьи при возникновении такой ситуации заявить самоотвод (ч. 1 ст. 19 ГПК). Но и здесь трудно говорить об эффективности процессуального механизма, поскольку вопрос об отводе, заявленном судье, рассматривающему дело единолично (а это подавляющее большинство гражданских дел), подлежит рассмотрению самим этим судьей (ч. 2 ст. 20 ГПК), а порядок рассмотрения вопроса о самоотводе вообще законодательно не урегулирован.

В связи с изложенным не вызывает сомнения необходимость дальнейшего совершенствования работы органов судейского сообщества, нормативной регламентации процедур допуска к профессии судьи и применения института отвода судей, закрепления в ГПК общих правил распределения поступающих дел и формирования коллегиального состава суда, а также замены судьи (судей) в ходе производства по делу.

• [1] Сахнова Т. В. Курс гражданского процесса: теоретические начала и основные институты. М., 2008. С. 97.
• [2] Шерстюк В. М. Развитие принципов арбитражного процессуального права. М., 2004. С. 39.
• [3] См., в частности: Кайгородов В. Д. Принцип независимости судей и подчинения их только закону в советском гражданском процессуальном праве: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Свердловск, 1975.
• [4] Лукиянчук Н. и др. Фемида на грани нищеты // Российская газета. 1992. 20 мая.
• [5] Ярков В. В. Новеллы ГПК: «новое вино в старые меха»? // Юридическая газета. 2011. № 1−2 (4). С. 1−3.
• [6] Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. Т. I. СПб., 1912. С. 234.
• [7] Симкин Л. Правосудие и власть // Новый мир. 1990. № 7. С. 182−183.
• [8] Клеандров Μ. Н. Судья — центральное звено судебной системы. Тюмень, 1999. С. 30.
• [9] А. Т. Боннер, не оспаривая сам запрет на присутствие кого бы то ни было в помещении, где выносится решение, на наш взгляд, справедливо отмечает, что в современных условиях, когда, по существу, все гражданские дела разрешаются судьями единолично и мотивированное решение, как правило, сразу не выносится, для того чтобы составить резолютивную часть решения (ст. 199 ГПК), судье нет необходимости удаляться на совещание с самим собой в так называемую совещательную комнату (см.: Боннер А. Т Еще раз к вопросу о «балластных» нормах в гражданском процессуальном законодательстве // Российский ежегодник гражданского и арбитражного процесса. 2005. № 4. СПб., 2006. С. 240).
• [10] Симкин Л. Правосудие и власть // Новый мир. 1990. № 7. С. 182−183.
• [11] Фурсов Д. А. Современное понимание принципов гражданского и арбитражного процесса. М., 2009. С. 11.