Политическая культура — качественная характеристика жизни социума

" Каково общество, такова и журналистика". В текущей периодике данное суждение встречается довольно часто, особенно применительно к политическому и культурному облику современной России. Утверждение обычно подкрепляется констатацией общественного нездоровья в целом, в области профессиональной деятельности журналиста в том числе. При этом подчеркиваются некоторые негативные тенденции как в работе СМИ, так и в восприятии отдельных результатов их деятельности аудиторией. Так, справедливо замечается, что сегодня «короткий путь газеты или телеканала к коммерческому успеху лежит через скандалы и кровь», но при этом «не стоит возлагать всю вину на журналистов… есть у публики жадный, не иссякающий интерес к чужому горю»^[1]. Словом, журналистика — это будто бы всего лишь добросовестное подобие общества, которым она создана.

Если следовать логике «зеркального отображения журналистикой социума» и перевести разговор в контекст избранной нами проблематики, резонно отказаться от предметного изучения политической культуры журналиста: достаточным будет анализ политической культуры общества, без обращения к практике массмедиа. Так ли это?

Надо сказать, что простых решений проблем жизнедеятельности общества и его журналистики не бывает, потому что, с одной стороны, общество и журналистика органично взаимосвязаны, как целое с его частью, с другой — журналистика является динамичным социальным институтом. В первом случае крупным планом рассматривается родство части и целого, их взаимовлияние, во втором — журналистика как социальный институт, который не только принадлежит обществу, но и живет в этом обществе, т. е. по-своему, особым образом развивается, формирует традиции, обретает историю. Однако функционирование журналистики нередко показывает довольно серьезные отличия от функционирования социума в целом. Следовательно, политическая культура журналиста как составляющая социального института журналистики будет иметь свои особенности.

Разбирая политическую культуру общества более строго, начнем с того, что составные части названного феномена указывают на две обширные области жизнедеятельности людей — политику и культуру, духовную в первую очередь.

Две сферы — политика и духовная культура, — являясь частями общественной жизни, функционируют по присущим им законам. Вместе с тем они нс существуют обособленно, имея один источник образования материальную и духовную деятельность человека. К. Маркс рассматривал человеческую культуру в глубокой исторической ретроспективе: «…возможен ли Ахиллес в эпоху пороха и свинца? Или вообще „Илиада“ наряду с печатным станком или тем более с типографской машиной? И разве не исчезают неизбежно сказительство, былинное пение и Муза, а тем самым и необходимые условия эпической поэзии, с появлением печатного слова?»^[2]. Таким образом подчеркивалась динамика взаимодействия разных сфер жизни, что также естественным образом влияет на становление политической культуры общества на разных этапах ее развития.

Политическая культура общества, являясь качественной характеристикой политической жизнедеятельности людей, наиболее тесно связана с областью духовной культуры и образует между указанными областями пограничную зону, подверженную двустороннему влиянию.

В области политики целесообразно выделить две сферы — политических отношений и политической деятельности. Классификация, в известном смысле слова, условная, но процедура разделения позволяет более глубоко проникнуть в механизм явления. Сфера политических отношений объективно порождается политическими интересами и потребностями элементов и подсистем социума, что свойственно природе этих вещей. Сфера политической деятельности производна от политических отношений, но включает в себя, кроме объективных факторов, субъективные начала. Здесь действуют не только носители и выразители коренных политических интересов определенных слоев общества, но и политики-индивиды со своими устремлениями и потребностями.

Мера прогрессивности политического устройства общества, с точки зрения демократических традиций, определяется наличием (отсутствием) тех или иных реальных возможностей объектов такой политической деятельности адекватно реагировать па действия субъектов и тем самым, в свою очередь, проявлять себя в качестве субъектов или своим поведением инициировать соответствующую реакцию высших политических институтов.

В каждом типе общества, на каждом этапе истории существуют свои субъекты и носители политической культуры. Это связано со становлением, видоизменением государственности народов, расширением прав и свобод личности. Всемирная история, как писал Г. В. Ф. Гегель, есть прогресс в сознании свободы. Последней философ дал два определения. Первое относится к ее содержанию, ее объективности — к самому предмету; другое — к форме свободы, в которой субъект сознает себя деятельным^[3]. Можно осознавать собственную свободу духа и мысли, не имея при этом объективной свободы. То же можно отнести и к соотношению субъекта и носителя политической культуры: нет непреодолимых препятствий к тому, чтобы стать носителем определенной политической культуры, прежде чем будет обретена возможность стать субъектом политики.

В работе В. И. Ленина «Что делать?» утверждается, что «классовое политическое сознание может быть принесено рабочему классу только извне»^[4]. Иначе говоря, есть возможность внесения в определенный социальный слой основ политической культуры до того, как этот социальный слой станет субъектом политики. Это было сказано в начале XX в., когда автор занимался созданием в России социал-демократической партии. В этих условиях востребованной и прогрессивной стала идея последовательной выработки политического сознания и политической культуры для тех, кто все еще не был субъектом политической деятельности. Идея владеющей газетой политической партии в своем зарождении оказалась тесно связанной с журналистской практикой, что подразумевало обращение сразу к двум областям общественной жизни: духовной культуры и культуры политической. Одна обогащает личность индивида выработанными человечеством духовными ценностями, формирует мировоззрение, идеологию; другая приобщает к миру политики, указывает политические ориентации, учит нормам политического поведения. Синтез понятий, представлений и ценностей, взятых из духовной и политической областей, оплодотворенный журналистикой и усвоенный общественным сознанием, порождает феномен политической культуры общества, отдельных его социальных слоев.

Таким образом, под политической культурой мы будем понимать институализированный и не институализированный исторический и социальный опыт национальной или наднациональной общности, оказывающий большее или меньшее воздействие на формирование политических ориентаций и в конечном счете политического поведения индивидов, малых и больших социальных групп^[5]. Дальнейшая интерпретация феномена «политическая культура» ведет к основам исторической памяти в общественном сознании, ее передаче от поколения к поколению и одновременно — к учету условий, при которых либо укрепляется, либо видоизменяется база сложившейся политической культуры.

Следует отметить, что западные специалисты рассматривают политическую культуру главным образом в духовно-психологическом плане, т. е. как основу политического поведения, а отечественные ученые отдают приоритет духовно-практическому пониманию сущности политической культуры, неразрывному единству духовного и материального^[6]. При этом политическая культура определяется прежде всего, как творческая деятельность человека в сфере политических отношений. Она является не только результатом, но и единым, динамичным процессом созидания и освоения всех присущих данному политическому строю ценностей и ориентаций^[7]. В то же время следует подчеркнуть, что повседневная, в чем-то по-своему рутинная политическая деятельность не исключается из области политической культуры. Политическая обыденность не менее верно характеризует уровень и тип политической культуры общества, чем политическая неординарность, вызывающая потребность творческого начала в ее осмыслении и действиях субъектов. Именно поэтому, в чем нельзя не согласиться с польским исследователем Ежи Вятром, понятие политической культуры нельзя сводить исключительно к психологическим состояниям. Нужно включить в него определенные образцы поведения^[8]. В структуре политической культуры индивида вопросы его политического поведения следует рассматривать на одном уровне с вопросами познания им особенностей действующей политической системы, элементом которой он является, и его эмоциями по поводу этой же системы. «Познание — отношение — поведение» — такова классическая триада политической культуры.

Очевидно, что духовная культура общества и его политическая культура носят взаимосвязанный характер: этапы их становления, если и не совпадают, то по крайней мере во многом взаимообусловлены. Так, на ранних стадиях культурного развития общества в сознании людей доминировали силовые способы решения проблем и достижения целей, которые передавались из поколения в поколение как образцы поведения, поэтизировались. Но мере усложнения культурного облика социума возникали иные приоритеты, не связанные с обязательным применением силы. Изменения в общественном сознании взглядов на природу доблести, подвигов, славы в определенной степени преображали и область политической культуры, меняли представления о том, какие средства для достижения целей полагать соответствующими ценностям и нормам современности, а какие следует счесть архаичными и, может быть, реакционными.

В этом контексте следует заметить, что наиболее яркие и героические образцы проявления политической культуры на уровне личности приходятся па самые, казалось бы, неблагоприятные для мыслящих индивидов общественно-политические условия. Именно в эпоху отсутствия демократических свобод рождается свободомыслие, которое отыскивает пути — легальные и нелегальные — к своему включению в массовую коммуникацию. Идет напряженная борьба за право овладеть — хотя бы ненадолго — одной из общественных трибун: театральными подмостками, газетой и пр. Свободомыслие как важнейший аспект политической культуры активистского типа ищет пути своего проявления через живопись, поэзию, прозу, кино и, конечно, прессу.

Исторический экскурс На этот счет история отечественной журналистики полна многими яркими страницами — их оставили нам вольнодумцы XVIII и XIX вв., да и прошлое столетие не оказалось скудным. Так, в 1960—1970;е гг. неординарностью и смелостью суждений славилась «Литературная газета». Напряженная интеллектуальная работа шла на страницах «Известий», давала знать о себе в «Комсомольской правде». Сегодня это хрестоматийные примеры, за которыми стоит неоднозначность бытия интеллектуальной и журналистской элиты советского времени.

Сложное переплетение черт старой и нарождающейся политической культуры обычно характерно для общества, идущего по пути демократических преобразований^[9]. В этом обнаруживается глубокая взаимосвязь триады уже названных категорий, наиболее часто встречающихся в работах исследователей политической культуры: «политическая система — политические ориентации — политическое поведение» .

Триада взята из политологической конструкции Габриэля Алмонда и Сиднея Вербы. Именно они выделили три прототипа политической культуры — патриархальный, подданнический и активистский^[10]. Конечно, конструкция американских политологов обладает рядом недостатков, среди которых можно назвать отчетливое стремление вывести в качестве незыблемого образца для всего человечества политическую культуру обществ Великобритании и США. Вместе с тем построения Г. Алмонда и С. Вербы оказались достаточно удобными для применения в дальнейшем развитии теоретической мысли: формулу корректируют, трансформируют, но с ней по-прежнему считаются.

Г. Алмонд и С. Верба справедливо полагают: в той мере, в какой люди не живут соответственно идеалу активного гражданина, демократия не состоялась. Вместе с тем, как пишут политологи, конечно, демократия чрезвычайно важна, она есть идеал для активного гражданина, по втягивание большинства граждан в политический процесс влечет за собой опасность дестабилизации общественной жизни.

Гарантом демократической стабильности, по мнению ученых, может стать политическая элита, которая должна быть сильной и принимать властные решения. Для установления стабильности следует ограничить участие, активность и влияние обычного гражданина. Возникает противоречие, которое подчеркивают сами Г. Алмонд и С. Верба: гражданин в демократии должен быть активным, но в то же время пассивным, включенным в процесс, однако не слишком сильно, влиятельным и при этом почтительным к власти^[11]. Предпочтительное для американских политологов политическое поведение граждан заметно контрастирует с идеалом Г. Гегеля, согласно которому гражданин «должен участвовать в принятии решения не одним только голосованием, а с увлечением побуждая других и будучи побуждаем другими, причем этот процесс всецело захватывает страсть и интерес человека, и в нем проявляется ныл, свойственный решению»^[12].

Есть объективное противоречие между историческим развитием человечества, разнообразием и сменой политических систем, выражающихся в расширении социальной базы формирования политической культуры, и стремлением политической элиты, обусловленным самим фактом ее существования, затормозить процесс расширения числа субъектов политики, достичь столь желаемого элитой баланса между политической активностью гражданина демократического общества и его пассивностью. Такой баланс труднодостижим, по временно возможен, если управлять социальными процессами, а также контролировать массовую коммуникацию в целом^[13]. Однако на каком-то этапе желаемая стабильность общества переходит в свою противоположность — стагнацию, а ее преодоление связано, как это видно из опыта истории, или с расширением, или со сменой политической элиты, а это, в свою очередь, вносит в общественное развитие коэффициент неопределенности, изменяет социальное и культурное лицо общества.

Следует подчеркнуть наиважнейший аспект феномена политической культуры, который мы связываем с качественной характеристикой жизнедеятельности социума.

Исторический экскурс В середине XX в. Г. Алмонд и С. Верба, анализируя политический опыт ряда латиноамериканских стран, обнаружили в их политической жизни вопиющее несоответствие: институты власти в этих государствах буквально скопированы с политического устройства США, а повседневная реальность изобилует военными переворотами, репрессиями, политическими гонениями. Иными словами, институты власти одни и те же, но в одном случае работают, в другом — не более чем декорации. Политологи объяснили эти качественные различия несходством политических культур США и латиноамериканских стран, подчеркивая при этом социокультурный и прогрессирующий исторический приоритет политической культуры гражданина, наиболее развитой, по их мнении, в Великобритании и США.

Мировая история не привела к утверждению единственной прогрессивной модели политической культуры, например, североатлантической. Напротив, все больше как норма начинает восприниматься многообразие моделей, соответствующих представлениям о демократии. Каждая такая модель восходит к истории и социокультурным особенностям конкретного общества.

В России па рубеже XX и XXI вв. также начала вырабатываться своя особенная модель, понимание которой принципиально важно для последующего определения специфики отечественной политической культуры журналиста и, что не менее важно, для укрепления профессионализма журналиста, поскольку верное прочтение приоритетов политической жизни российского общества позволяет последнему адекватно отображать социальную реальность. Для современного этапа политической жизни России характерны следующие аспекты:

• — вопросы политической культуры актуальны и обсуждаются не только в научной среде, но и политиками, публицистами с использованием СМИ;
• — от верного ответа на вопрос о характере современной российской политической культуры во многом зависит точность выбора политических целей и средств их достижения;
• — высказанные политиками и публицистами суждения о политической культуре общества не всегда связаны с достижениями научной мысли; чаще всего они выступают в качестве аргумента для утверждения определен ной идеологи и;
• — формирование политической культуры общества в принципе немыслимо без СМИ.

• [1] Шерил Д. Слезы крупным планом // Санкт-Петербургские ведомости. 2006. 25 авг.
• [2] Маркс К. Экономические рукописи 1857—1859 годов (Первоначальный вариант «Капитала» .) // К. Маркс. Ф. Энгельс. Соч. Т. 46. Ч. 1. М. 1968. С. 48.
• [3] Гегель Г. Философия истории // Его же. Феноменология духа. Философия истории: пер. с нем. М, 2007. С. 494, 858.
• [4] Ленин В. И. Что делать? // Его же. Поли. собр. соч. Т. 6. М., 1963. С. 79.
• [5] Бурлацкий Ф. А/., Галкин Л. Л. Современный Левиафан: очерки политической социологии капитализма. М., 1985. С. 197—198.
• [6] Политология на российском фоне. М., 1992. С. 192.
• [7] Щегорцов В. Л. Политическая культура: модели поведения. М., 1990. С. 27.
• [8] Вятр Е. Социология политических отношений: пер. с польск. М., 1979. С. 260—261.
• [9] См.: Гражданское общество: рсф. сб. / отв. ред. Г. И. Иванов. М., 1994. С. 18.
• [10] См.: Бурлацкий Ф. Л/., Галкин А. А. Современный Левиафан: очерки политической социологии капитализма. С. 184.
• [11] Алмонд Г., Верба С. Гражданская культура и стабильность демократии: пер. с англ. // Политические исследования. 1992. № 4. С. 123—124.
• [12] Гегель Г. Философия истории. С. 703.
• [13] Пархоменко Г. Ф. Концепции политической коммуникации в американской социологии // Проблемы современного общества в зарубежной социологии: массовые коммуникации: реф. сб. Вып. 4. М., 1974. С. 19.