Предрасположенность агентов к определенным действиям в политическом поле: кейс-стади

Концепция поля позволяет социологу учесть в социальной практике агента сознательное и спонтанное, включающее как не только сознательное, но и бессознательное, вычленить два принципиально различных механизма порождения действий. С одной стороны, правила поля предполагают хотя бы минимальную рациональность (постановка целей, выбор средств и достижений и т. д.), а с другой — спонтанную ориентацию.

Весьма показательны в этом плане спонтанные оценки и действия некоторых российских политиков, проекты которых, хотя и были рационально обоснованы, но зачастую не учитывали ни фактор реальных возможностей поля, ни габитус россиян. Отсюда те казусы, с которыми сталкиваются и политические руководители, и ими руководимые граждане.

Теория П. Бурдье позволяет более многосторонне анализировать распределение политических ресурсов, средств, необходимых для обретения власти в поле политики. По мнению социолога, возможности конкретного агента в политическом ноле определяются не только его собственной политической позицией, но и позициями в других ПОЛЯХ, которые зависят от наличия капитала. Это, главным образом, экономический капитал в его различных видах, культурный капитал, социальный капитал и символический капитал.

На положение агентов в политическом поле влияют различные переменные, но прежде всего общий объем капитала, которым они располагают, а также — сочетание капиталов. Капитал позволяет политикам держать на расстоянии нежелательных людей и в то же время сближаться с желательными людьми. Напротив, тех, кто лишен капитала, держат на расстоянии от благ и власти.

Действительно, на примерах и политического поля России, и политического поля стран, считающихся демократическими, можно видеть, что декларирование равенства политических прав отнюдь не означает равенство возможностей на деле. Политические программы и политические события производят практически лишь агенты, обладающие достаточным капиталом. По существу, они экспроприируют права большинства граждан, ибо агенты, не располагающие капиталом, вынуждены выбирать лишь то, что им предложено, зачастую это может быть роль статиста в манифестациях или роль слушателя выступления политика-профессионала.

II. Бурдье считает, что, за исключением кризисных периодов, производство политических акций является монополией профессионалов. По его мнению, концентрация политического капитала в руках малого числа людей встречает тем меньшее сопротивление и, следовательно, тем более возможна, чем более простые члены партии лишены материальных и культурных инструментов, необходимых для активного участия в политике, а именно свободного времени и культурного капитала.

Отсюда социолог делает вывод, что рынок политики является «одним из наименее свободных рынков» .

У подавляющего большинства россиян нет капиталов для пользования этим рынком. Отсюда следует, что у них нет иного выбора, кроме самоотречения своих прав в пользу того или иного политического движения или партии. Что же касается агентов, возглавляющих политические движения и властные структуры, то они, по существу, используют делегированные им права как мощное средство завоевания политического пространства, все более отдаляясь от рядовых граждан.

Как использовать теорию структуралистского конструктивизма П. Бурдье для интерпретации нынешних политических реалий российского общества?

Прежде всего нужно исходить из того, что любое событие в конечном счете детерминировано множеством взаимодействий структур и деятельных агентов, которые можно проанализировать по разным показателям. Но главное — это исследование способностей макронолитических структур и политических агентов на микроуровне к совместному оперированию.

До сих пор наши руководители страны не считались с объективным взаимодействием макрои микросоциальных процессов и потому так и не сумели понять, почему их гигантские революционно-реформистские замыслы так никогда и не воплотились в жизнь сообразно задуманному. При ломке старых и создании новых институтов не учитывались возможности и потенции (капиталы россиян), их коллективные и индивидуальные габитусы — предрасположенности действовать определенным образом. Согласно же, положениям теории структуралистского конструктивизма нельзя успешно трансформировать общество в целом, не добившись успеха в преобразовании габитуса, микросоциальных практик в желаемом направлении.

Микросоциальные практики содержат в себе как потенциал к переменам, так и потенциал сохранения исторически сложившихся образцов поведения, традиций, правил. И, конечно же, микросоциальные практики россиян находятся в определенном отношении к аналогичным практикам других народов мира. Постоянные войны, которые вела Россия, многочисленные бунты и революции также не могли не наложить отпечаток на габитус россиян, придав ему определенный налет социально-группового эгоизма.

Нынешний процесс реформирования — еще одна попытка интегрировать Россию в мировое сообщество стран, исповедующих ценности демократии и свободы. Решение этой проблемы, согласно логике теории структуралистского конструктивизма, видится не в том, чтобы механически заимствовать социально-политические структуры из иных социальных реалий, которые неадекватны российскому габитусу, а в том, чтобы Россия имела свои институты, совместимые с микросоциальными практиками своих граждан.

По эти российские структурно-деятельностные связки должны быть такого качества и таких параметров, которые бы позволяли нашему государству адаптироваться к совместному демократическому оперированию и социальному взаимодействию с другими государствами на глобальном уровне. Ведь другие страны, входя в мировое сообщество, смогли сохранить свою социокультурную самобытность, особенность своих социальных структур и практик как на макро-, так и на микроуровнях.

Структуралистский конструктивизм позволяет проанализировать состояние взаимодействия политических структур и агентов, выявить каналы выражения подчас разных и неопределенных политических интересов социальных общностей, причем не только через официальные властные структуры, но и по всему политическому пространству. В условиях кризисного российского общества это особенно актуально, ибо как старые, так и вновь создаваемые политические структуры либо функционируют плохо, либо вообще не функциональны для многих граждан.

Политика отнюдь не сводится к деятельности политических структур, как это еще недавно представлялось. Мы являемся свидетелями новых политических реалий — объективные связи между агентами ориентированы не только на политические институты, но и на расширение своего влияния собственно в политическом поле, на завоевание гам доминирующих позиций.

Политическая борьба стала не только борьбой за статус и позицию во властных структурах, но и борьбой за расширение сферы своего влияния в политическом поле. Здесь подчас возникают интересные парадоксы. Рейтинг ряда общественных деятелей, не задействованных в политических структурах, может быть выше тех, кто представляет официальный политический институт. Первые за счет общего объема разных капиталов (особенно символического) могут обладать большей реальной властью в политическом поле, чем вторые.

Словом, борьба за власть ныне обрела многомерность — она ведется в разных плоскостях: и через государственные и гражданские структуры, и через каналы конкретных взаимодействий (официальных и неофициальных) разных политических сил.

Еще один важный момент. Для укрепления своих позиций в поле деятельные политические агенты, политики-профессионалы должны завоевать приверженность как можно большего числа граждан. Для этой цели нельзя только делать ставку на рациональность, использовать логику, характерную для интеллектуального поля. Агенты, чтобы расширить число сторонников в конкурентной борьбе с другими агентами, подчас поступаются «чистотой» своей линии, играя более или менее сознательно на двусмысленностях своей программы.

В результате политические выступления, осуществляемые профессионалами, отмечает П. Бурдье, всегда двойственно детерминированы и заражены двуличием, которое не является преднамеренным.

На примере и политического поля России, и политических полей западных стран можно видеть, что некоторых агентов не столько интересуют аргументы и доказательность правоты своей линии, сколько прагматическая эффективность. С помощью пропаганды и политической рекламы «истина» сплошь и рядом превращается в плюрализм интерпретаций. Агенты легко меняют свои позиции иногда на противоположные ради увеличения своего рейтинга в политическом поле.

Политическая практика агента, выраженная в программах и заявлениях, в конечном счете оценивается мобилизующим действием на массы (в этом, как уже отмечалось, кардинальное отличие поля политики от интеллектуального поля, где сила высказанного измеряется степенью соответствия истине).

Именно поэтому социолог-политолог при анализе тех или иных политических суждений должен уметь раскрывать их «двойственную детерминированность». Цель здесь не в том, чтобы «поймать официальных лиц в их собственной игре», а в том, чтобы содействовать накоплению и приумножению потенциала моральности и этической мотивации. Ибо, по П. Бурдье, этическая критика — это то действие, которое могло бы способствовать воцарению политических полей, способных поощрять самим своим функционированием агентов, обладающих наиболее универсальными логическими и этическими диспозициями.

Будем оптимистически надеяться, что дальнейшее развитие политического поля России пойдет именно по этому направлению — доминированию в нем культурных, духов;

ных и интеллектуальных ценностей. Это потребует и новых политических агентов с доминированием у них, прежде всего, культурного и символического капиталов.