Политические партии и партийные системы

Появление в конце XIX — начале XX в. политических партий в их современном виде принципиальным образом изменило политические системы демократических государств, став эффективным институтом артикуляции интересов и разрешения конфликтов между крупными социальными общностями. В странах, не решивших проблему консолидации демократии, политическая элита использует партии для закрепления своего монопольного положения в законодательных органах власти, перекрывая тем самым коммуникативные обмены между властью и обществом. Компаративисты уделяют особое внимание исследованию функционирующих в мире партийных систем, являющихся важнейшим элементом институционального дизайна государства и оказывающих воздействие на характер политического режима и стабильность демократического правления.

Партийные системы отличаются друг от друга по количеству конкурирующих за власть партий и по их политической силе. При этом количество игроков на партийном иоле определяется количеством отданных голосов избирателей, а их политические возможности — количеством полученных мандатов в ассамблее.

Большинство современных политических партий в демократических государствах возникли под давлением радикальных социально-экономических и политических трансформаций, связанных с развитием индустриализации, урбанизацией, становлением централизованных национальных государств и демократических институтов. С. Липсет и С. Роккан (1967) рассматривали эти процессы как причину образования различных, оппонирующих друг другу социальных групп, отличающихся друг от друга по ряду оснований. Исследователи назвали эти устойчивые структурные конфликты размежеваниями — объективными социальными различиями между людьми (класс, религия, раса, язык), которые благодаря развитию парламентаризма и всеобщего избирательного нрава стали транслироваться в публичную политику политическими партиями.

С. Липсет и С. Роккан считали, что партийную систему Западной Европы сформировали четыре структурных конфликта: 1) «центр — периферия»; 2) «государство — церковь»; 3) «город — село»; 4) «рабочие — собственники». Размежевание «центр —периферия» возникает в XIX в. в связи со становлением централизованного национального государства с единой, унифицирующей все региональные различия административной структурой. Эти процессы породили конфликт в государствах с ярко выраженными этническими и лингвистическими различиями, в которых граждане, проживающие на этих территориях, оказывали активное сопротивление политической элите, стремящейся преодолеть фрагментацию административной системы и провести культурную стандартизацию, заменив, например, региональную идентификацию граждан национальной. В итоге этот конфликт привел к появлению региональных, этнических, лингвистических партий, представляющих интересы меньшинств. Среди них Шотландская национальная партия в Великобритании, Шведская народная партия в Финляндии, партии басков и каталонцев в Испании и пр.

Размежевание «государство — церковь» возникает в тот же исторический период, когда одновременно с национальным строительством происходит интенсивное распространение светских институтов под влиянием идей индивидуализма как основы либеральной идеологии. В итоге либеральные реформы, становление демократических институтов и нивелирование элитарности парламентов привели к ликвидации церковных и аристократических привилегий, что породило конфликт между либералами и консерваторами, противостоявшими этим радикальным социальным изменениям. Церковь, лишившаяся не только собственности, но и возможности оказывать влияние на социум, оказала поддержку консерваторам (Швейцария, Бельгия, Германия). Однако в ряде стран церковь добровольно исключила себя из политической жизни государства (Италия, Франция), по причине чего в этих странах не была создана основа для образования католических партий — до прихода фашистов к власти, когда церковь встала на защиту демократии. Эта эволюция политической позиции церкви привела к появлению в поствоенный период современных христианско-демократических партий Германии, Австрии, Италии. В странах с различными религиями образовались оппонирующие друг другу конфессиональные партии, например, в Швейцарии или Нидерландах католической партии противостоит россыпь протестантских партий.

Размежевание «город — село» отражает конфликт между крупными землевладельцами и растущим классом промышленников, основанный на различии в понимании целей торговой политики государства. Земельная аристократия выступала за защиту протекционизма, а промышленники — за свободный рынок и либерализацию торговых отношений. Этот конфликт усилился культурным различиями между городским и сельским населением. В конце XIX в. интересы сельских жителей, получивших право голоса, стали выражать аграрные партии, которые заняли сильные политические позиции в странах Восточной Европы и Скандинавии. После Второй мировой войны аграрные партии постепенно утратили свое значение в Европе, но усилились в странах Латинской Америки, оппонируя политике транснациональных корпораций, выступая в защиту ресурсных богатств и противостоя глобализации.

Размежевание «рабочие — собственники» стало результатом появления в ходе промышленной революции двух противостоящих друг другу классов — буржуазии и рабочего класса. Индустриализация и урбанизация усилили мобильность населения, которое стало покидать села, переезжать в города, где вынуждено было жить в тяжелых социально-экономических условиях, создавших благоприятную основу для мобилизации их профсоюзами, а также формирования социалистических, социал-демократических партий, партий трудящихся, добившихся в итоге представительства в парламентах. Социалистические партии вырастали из профсоюзных организаций, которые до установления всеобщего избирательного права представляли интересы рабочих, а также оказывали им поддержку, поддерживали кооперацию и взаимопомощь. Социалистические партии выступали в защиту прав рабочих, улучшения качества жизни и условий труда, против капиталистической экономики, что привело в итоге к изменению экономической политики большинства государств в сторону усиления в ней роли государства. Ряд социалистических партий сохранили свое влияние до сих пор, среди них Лейбористская партия Великобритании, Социал-демократическая рабочая партия Швеции.

Единственная страна, в которой никогда не было социалистических партий, — США, что исследователи связывают с рядом уникальных для нее условий: 1) открытость географических границ и высокая мобильность населения, создающие для рабочих возможность менять место жительства в поисках наилучших условий; 2) сложившееся доминирование двух политических партий, закрывающих политическое пространство для новых партий;

3) все белые рабочие обладали нравом голоса; 4) более высокий уровень благосостояния рабочих, что делало их невосприимчивыми к социалистическим идеалам; 5) по социальному положению американские рабочие были более близки европейской буржуазии.

Вторая половина XX в. поставила вопрос не о различиях в идеологиях, а о различиях в ценностях, что связано с возникновением постматериалистических ценностей и как следствие, по мнению ряда исследователей, раскола «материализм — постматериализм». Постматериальные ценности (толерантность, равенство, свобода выражения, защита окружающей среды) противостоят материальным ценностям (полная занятость, защита частной собственности), определяющим приоритеты современной публичной политики. На левом фланге партийного поля появляются партии зеленых, феминистские партии, партии, выступающие против глобализации.

Количество размежеваний, сложившихся в стране, определяет количество политических партий, действующих в политическом пространстве. Если в стране сложилось только одно размежевание, например, классовое, то в итоге возникают две партии: одна — правоцентристская, вторая — левоцентристская. Если в стране два размежевания, например, религиозное и классовое, то возникают три основные партии: одна представляет интересы среднего класса и его религию, две другие — интересы рабочего класса с религиозными и светскими ценностями. Исследователи предлагают формулу следующего вида, отражающую связь между количеством размежеваний и количеством партий:

Р = С +1,.

где Р — количество партий, С — количество размежеваний.

Когда только одна партия артикулирует интересы граждан по одну сторону размежевания, то именно она становится основной, не оставляя политического пространства для конкурирующих партий с идентичными позициями. Например, если сильные позиции занимает крупная социал-демократическая партия, то идеологически близкие ей партии формироваться не будут, она будет конкурировать с крупной консервативной партией.

Партийные предпочтения граждан различаются от страны к стране, влияние на них оказывают классовые, религиозные различия, ценностные ориентации. Например, Р. Далтон выявил корреляцию между голосованием за партию и этими стратификационными показателями в 1990;х гг. (табл. 10.1).

Таблица 10.1.

Голосование, обусловленное классовыми, религиозными и ценностными различиями.

Окончание табл. 10.2.

Источник: Dalton R. /. Citizen Politics. London: Chatham House, 1996. P. 171.

Число политических партий, действующих в стране, является важнейшей переменной для компаративистов при исследовании партийных систем. Размежевания определили специализацию партий и количество основных партийных игроков, однако на сегодняшний день в политическом пространстве каждой страны действует гораздо больше партий, чем проходит в парламент, и в парламенте не все партии имеют реальную возможность оказывать влияние на процесс разработки государственной политики.

Д. Рэй одним из первых обратил внимание на проблему раздробленности, или фракционализации, парламентов и предложил индекс для ее измерения, варьирующий с нуля (концентрация власти в парламенте в руках одной партии) до единицы (каждое место в парламенте принадлежит разным партиям):

где р — процент голосов (или мест) за партию i.

М. Лааксо и Р. Таагепера (1979) вывели индекс эффективного числа политических партий, позволяющий определить количество партий, имеющих реальное политическое влияние и, соответственно, формирующих партийную систему. Индекс вычисляется посредством деления единицы на сумму возведенных в квадрат величин, которые являются долями мест, занимаемых партиями в ассамблее (или долей голосов избирателей, отданных за партию); они берутся как абсолютные доли от единицы:

где S — количество всех партий.

Допустим, что в ассамблею прошли пять политических партий со следующим распределением мест в парламенте: 50%, 20%, 15%, 10%, 5%. Представляем эти данные как доли от единицы: 0,5; 0,2; 0,15; 0,1; 0,05. Возводим их в квадрат и получаем: 0,25; 0,04; 0,02; 0,01; 0,02. Сумма этих частей равна 0,34. Единицу делим на 0,34 и выводим эффективное число партий, равное 3. Следовательно, при таком раскладе партийных позиций три политические партии имеют реальное влияние на политический процесс в стране.

Д. Карамани (2008) вывел оба индекса для отдельных стран по итогам парламентских выборов (табл. 10.2).

Таблица 10.2.

Индекс фракционализации и индекс эффективного числа политических партий.

Окончание табл. 10.2.

Источник: Caramani D. Comparative Politics. Oxford: Oxford University Press, 2008. P. 249.

Данные, представленные в табл. 4.2, демонстрируют, что в странах с сильными региональными партиями, использующими пропорциональную избирательную систему, действуют фрагментированные парламенты с высоким индексом эффективного числа партий.

В то же время неверно было бы утверждать, что политической силой обладают только крупные политические партии, сумевшие занять существенное число мест в ассамблее, — небольшие партии, не берущиеся в расчет всеми индексами, нередко могут сыграть ключевую роль в принятии того или иного решения в составе коалиции. Дж. Сартори (1976) в этой связи предложил два критерия оценки небольших политических партий: 1) коалиционный потенциал партии; 2) потенциал давления. Под коалиционным потенциалом небольшой партии понимается ее возможность играть ключевую роль в формировании коалиционного правительства. Если политическая партия не участвует в коалициях, то у нее отсутствует коалиционный потенциал. Наличие у небольшой партии потенциала давления подразумевает ее возможность оказывать влияние на принятие решений посредством угроз, права вето, изменяя расклад политических сил.

Ранее уже говорилось о том, что количество партий в парламенте не в последнюю очередь определяется действующей избирательной системой: мажоритарные системы сокращают количество партий в силу действия механического («победитель получает все») и психологического эффектов (избиратели голосуют за большие партии, не желая впустую тратить свои голоса на партии, которые не имеют шансов пройти в парламент). Кроме того, они ведут к сверхпредставленности крупных партий и недопредставленности небольших партий, что ведет к диспропорциональности парламентов.

В компаративистике существует несколько авторитетных индексов диспропорциональности, одним из последних является индекс наименьших квадратов (Last Square Index), отраженный в табл. 4.2, варьирующийся от нуля (полная пропорциональность) до 100 (полная диспропорциональность). В странах с мажоритарной избирательной системой достигается наибольшее искажение предпочтений граждан.

Многочисленные исследования партийных систем по количественному критерию создали основу для нумерологических типологий. Исторически первой стала типология партийных систем М. Дюверже, которая поддерживает позицию автора о влиянии типа избирательной системы па тип партийной системы и включает в себя однопартийную, двухпартийную и многопартийную системы. Впоследствии нумерологический подход нашел свое развитие в типологии Ж. Блонделя, разработанной на основе эмпирических данных по 19 демократическим странам. На сегодняшний день принято выделять следующие типы партийных систем исходя из количества формируемых их партий.

• 1. Классическая однопартийная система, законодательно закрепляющая право только одной партии представлять интересы народа (Коммунистическая партия Советского Союза, Националсоциалистическая партия Германии).
• 2. Партийная система с партией-гегемоном, законодательно допускающая функционирование других партий, — но они являются сателлитами и не имеют возможности конкурировать с основной партией, контролирующей все политическое пространство страны (народные демократии Восточной Европы до 1989 г.).
• 3. Партийные системы с одной доминирующей партией, характеризующиеся конкуренцией многих партий при одновременном доминировании одной из них по причине получения ею на выборах убедительной избирательной поддержки (более 50%

голосов) на протяжении длительного периода (несколько десятилетий). Классическим примером доминирующей партии является Либерально-демократическая партия Японии, находившаяся у власти 38 лет без перерыва, что объясняют «экономическом чудом», пришедшимся на период ее правления. В Индии в 1947— 1977;е гг. у власти находилась партия Индийский национальный конгресс, добивавшаяся на выборах абсолютной поддержки общества. В Европе примерами доминирующих партий являются Социал-демократическая рабочая партия Швеции (1951 — 1993), Христианско-демократическая партия Италии (участвовала в 52 коалиционных правительствах с момента окончания Второй мировой войны до 1994 г.). Партийных системам с доминирующей партией свойственны, во-первых, фракционность, г. е. политическая борьба разворачивается не между партиями, а между влиятельными группами внутри партии, а во-вторых, закрытость, ведущая к потере «политического чутья» и упадку этических ориентиров депутатов.

• 4. Двухпартийная система отличается концентрацией избирателей вокруг двух крупных партий, имеющих равные шансы стать правящими и получающих на выборах 70—90% голосов. Эту партийную систему отличает высочайший уровень конкуренции, так как получение партией абсолютного большинства голосов избирателей становится основанием для формирования ею однопартийного правительства и беспроблемной реализации своей политической стратегии. На сегодняшний день в США, КостаРике и на Мальте действует двухпартийная система в чистом виде. В Великобритании в 2010 г. впервые после окончания Второй мировой войны было сформировано коалиционное правительство при участии Либеральной партии. В некоторых европейских странах с пропорциональным представительством также установилась двухпартийность. Например, в Испании наряду с небольшими региональными партиями соперничают две крупные партии: Испанская социалистическая рабочая партия и Народная партия. Германия близко подошла к двухпартийной системе, так как Христианско-демократический союз и Социал-демократическая партия набирают вместе до 80% голосов избирателей. Но небольшая Либеральная партия, получающая порядка 5% голосов, занимает в системе центральное положение, так как от того, к какой из крупных партий она присоединится, будет зависеть состав правительства. По этой причине часто партийную систему Германии квалифицируют как «двух-с-половиной партийную» .
• 5. Многопартийные системы одновременно являются самыми распространенными и самыми сложными. Количество партий в парламенте может варьировать от трех до нескольких десятков, и, как правило, ни одна из них не будет иметь убедительного большинства мандатов. Дж. Сартори выделял два типа многопартийных систем по критерию их идеологической поляризации. Многопартийные системы умеренного плюрализма отличает наличие в парламенте не более пяти партий, тяготеющих к центристской позиции в целях привлечения умеренного электората. В таких системах центристские позиции занимают одна-две небольшие партии, решающие, с какой из двух крупных партий, находящихся gо обе стороны спектра, войти в коалицию, и какой она в итоге будет — правоцентристской или левоцентристской. Главное, что между партиями отсутствует значительная идеологическая дистанция, что открывает возможности для разнообразных коалиционных комбинаций. Такие партийные системы действуют в скандинавских странах. Поляризованные многопартийные системы соединяют идеологически десантированные друг от друга политические партии с радикальными и антисистемными целями, что не позволяет формировать устойчивые коалиции, усиливает оппозиционные настроения в ассамблее и ужесточает политический дискурс. В такой системе центристскую позицию занимает одна партия, олицетворяющая собой систему, против которой выступают экстремистски настроенные оппозиционные партии. Вместе с тем положение этой партии очень специфично, так как она со временем становится неподотчетной избирателям, но не теряет при этом власти в силу отсутствия альтернативной политической силы. Поляризованные многопартийные системы действовали в Италии (1946—1992), Германии (1919—1933), Австрии (1918—1934). Поляризация партийной системы была свойственна постсоветским странам и странам Восточной Европы в 1990;е гг. В России на выборах 1995 г. в избирательном бюллетене значилось 43 партии, представляющие весь идеологический спектр, семь из которых получили места в правительстве. В этой связи следует особо подчеркнуть, что уровень политической стабильности в государстве определяется не численностью партий, а степенью антагонизма между ними. Иными словами, многопартийные системы с низким уровнем антагонизма могут обеспечивать стабильное функционирование, а партийные системы с небольшим количеством партий, но при крайней поляризации политических позиций, могут стать причиной крушения правительств и даже военных столкновений.

Принципиальные черты двухпартийной и многопартийной систем, раскрывающие их достоинства и недостатки, представлены в табл. 10.3.

Таблица 103.

Сильные и слабые стороны двухпартийных и многопартийных систем.

М. Шугарт и Д. Кери (1992, 1998), изучая президентские системы, отметили влияние партийной системы на политическую роль президента и его полномочия в сфере законотворчества. Их гипотеза состояла в том, что влияние политической партии определяется позицией партийного лидера: контролирует ли он политическое поведение членов партии? Сравнительное исследование 17 президентских республик продемонстрировало, что в странах с сильным президентом партийное лидерство ослаблено, а в странах с ограниченными полномочиями президента, наоборот, соз;

даются условия для сильного партийного лидерства. Кроме того, страны с сильным президентом и слабым партийным лидерством в большей степени склонны к дестабилизации демократического правления.

А. Штепан и К. Скеч (1994) сравнивали президентские и парламентские системы сквозь призму партийного влияния. В 43 изученных ими демократических странах в период с 1979 по 1989 г. парламентские системы были в большинстве своем многопартийными, а президентские — нет, что позволило авторам сделать вывод о том, что в президентских республиках отсутствуют механизмы урегулирования конфликтов в условиях многопартийности. Соответственно, если в президентской системе устанавливается многопартийность, то можно с высокой долей вероятности предполагать увеличение риска крушения демократического режима.

С. Мэйнворинг и Т. Скулли (1995) в рамках своего исследования обратили внимание на влияние на президентские системы и консолидацию демократии не только многопартийности, но и институционализации партийной системы, а также идеологической поляризации. Авторы определяют институционализированную партийную систему через следующие характеристики: устойчивая межпартийная конкуренция, укорененность партий в обществе, участие партий в формировании институтов власти, устойчивые правила и структура партийной организации. Идеологическая поляризация отражает дистанцию между партиями в рамках идеологического спектра («правые — левые»). Сравнение 12 латиноамериканских стран в период между 1970—1993 гг. позволило выделить типы партийных систем и определить их влияние на функционирование демократии. Институционализированные партийные системы, по данным авторов, функционировали в Венесуэле, Коста-Рике, Чили, Уругвае, Колумбии, Аргентине, что привело к формированию в этих странах компромиссных, коалиционных правительств, структурированию политического процесса, высокому уровню легитимности и подотчетности власти, низкому уровню коррупции и высокому уровню эффективности государственного управления. Рудиментарные партийные системы были выявлены в Боливии, Бразилии, Перу и Эквадоре, их отличали нестабильность межпартийной конкуренции, персоналистская природа партий, неучастие в формировании органов власти и слабая организация, что повлекло за собой политическую неустойчивость в этих странах, слабое представительство интересов, низкий уровень легитимности и подотчетности власти, высокий уровень коррупции и неэффективность государственного управления. Гегемонистские партийные системы закрепились в Мексике и Парагвае, их отличали низкий уровень межпартийной конкуренции, укорененность партии в обществе, низкий уровень участия в процессе формирования органов власти и сильная внутрипартийная организация, что явилось причиной слабой представленности интересов граждан при эффективности государственного управления.

Кроме того, авторы выявили наличие прямой зависимости между эффективным числом политических партий и уровнем идеологической поляризации. Для стран с небольшим числом эффективных партий (Парагвай, Коста-Рика, Колумбия) характерен низкий уровень идеологической поляризации. В итоге многопартийность в сочетании с высоким уровнем идеологической поляризации негативно влияет па функционирование демократии. Изученные авторами страны, в которых длительное время сохранялось демократическое правление, отличались небольшим числом партий и низким уровнем идеологической поляризации. Таким образом, низкий уровень институциализации многопартийной системы при одновременно высоком уровне идеологической поляризации становится причиной управленческой слабости государства. Авторы исследования настаивали на применимости данных выводов для анализа процессов консолидации и за пределами Латинской Америки.