Повседневность как мир опыта и практики: основные подходы

Повседневное — привычное, обычное и обыденное; то, что считается «само собой разумеющимся». Отечественные исследователи трактуют повседневное как «процесс жизнедеятельности индивидов, который разворачивается в общеизвестных ситуациях на базе самоочевидных ожиданий»^[1]. Теоретическое исследование повседневности затруднено именно потому, что в повседневном мире все кажется само собой разумеющимся, а человек оказывается включенным в культуру повседневности, прежде всего, посредством его подсознания. Ж. Ле Гофф специально подчеркивал, что повседневность «особенно нуждается в дефинициях, ибо по природе своей не имеет четких границ»^[2]. Однако в современном гуманитарном знании отсутствует единый подход к пониманию повседневности. В частности, повседневность пытаются определить, подбирая термины, близкие по смыслу. Так, немецкий философ-феноменолог Б. Вальденфельс называет повседневность и обыденную жизнь синонимами^[3]. Отечественные исследователи В. Е. Давидович, Е. В. Золотухина-Аболина отмечают, что «повседневный мир — это реальность, формируемая обыденным сознанием, сотканная из его образов, установок и ценностей»^[4].

Л. Г. Костюченко и Ю. М. Резник характеризуют повседневность как фундаментальную реальность, отмечая, что в ней «постоянно пребывает большинство людей. Поэтому этот мир воспринимается конкретной личностью как естественный, неизменный и предзаданный (предшествующий проявлению институтов и других организационных форм совместной жизни) порядок жизни, часть жизненного процесса личности, включающая в себя „рутинообразные“, повторяющиеся жизненные явления и связанные с ними условия воспроизводства ее жизнедеятельности»^[5].

Целый ряд исследователей стремится охарактеризовать повседневность через се структуру. Понятие «структуры повседневности» введено в научный оборот Ф. Броделем при анализе основных сфер повседневной жизни европейцев в XV—XVIII вв. В числе компонентов материальной структуры повседневности он рассматривает: жилища, одежду, моду, интерьер, технику, предметы роскоши, денежные средства, планы деревень и городов, питание, цены на зерно, пищу и напитки и др. Такие предметы, на первый взгляд, не связаны между собой. Однако Ф. Бродель подчеркивает, что, по сути дела, «речь идет о языках культуры со всем тем, что человек в них привносит, вводит постепенно, бессознательно становясь пленником этих языков перед лицом своей повседневной чашки риса или своего ежедневного куска хлеба»^[6]. А. Лефевр характеризует повседневность через связанные с ней категории, в которых описывается обыденный мир человека: тотальность, реальность, отчуждение, пережитое, спонтанное, неоднозначное, практика^[7].

Сами компоненты структуры повседневности у разных авторов называются по-разному: константы, категории, детерминанты, фундаментальные единицы. Покажем позиции некоторых отечественных исследователей.

О. А. Марковцeва выделяет «базовые структуры»: непосредственность, экзистенция, опыт, смысл, язык, знак, текст — и считает, что «их целостность устанавливается в качестве основания повседневного бытия, условием которого является само сознание человека»^[8]. Н. Н. Зарубина выделяет такие составляющие, как быт, работа и обучение, межличностные отношения и семья, поддержание здоровья, отдых, потребление, способы передвижения и многие др.^[9]

В. Д. Лелеко важнейшую роль отводит пространственно-временным характеристикам повседневности и на этой основе выделяет «основные зоны повседневного пространства»: тело человека, дом как локус пространства, поселение как ареал-максимум повседневного пространства^[10]. Н. Л. Новикова также рассматривает повседневность через призму пространственных характеристик и выделяет в ее структуре пространство быта, пространство предметного мира, пространство повседневной рефлексии, пространство переживаний человека^[11].

Л. П. Станкевич и И. П. Полякова выделяют в структуре повседневности «четыре элемента»: деятельность, потребность, сознание и способность и на этой основе характеризуют «целостность повседневности», считая, что она «скрыта в гармонизации, с одной стороны, всех ее сфер (профессиональной деятельности, деятельности в быту и отдыхе), а с другой — внутри каждой из сфер на основе своеобразия четырех обозначенных элементов»^[12].

Э. Л. Орлова показывает, что каждой области профессиональной деятельности соответствует определенная область повседневного существования: в области социальной организации экономической культуре соответствует домашнее хозяйство (оно входит в сферу жизнеобеспечения), политической культуре — межличностные и неформальные групповые отношения, правовой — обычаи и моральные нормы.

В области знания различным религиозным формам в повседневной культуре соответствуют суеверия, профессиональному искусству — обыденная эстетика, досуг, украшения и т. д., философским представлениям соответствует обыденное мировоззрение, а научному знанию практическое знание и опыт. Медицине, связанной с человеческой телесностью, в области повседневности соответствует народная медицина. Профессиональному спорту в обыденной культуре соответствуют игры в целях рекреации^[13].

И. Т. Касавин и С. П. Щавелев выделяют два подхода к пониманию повседневности — онтологический, «т.е. телесно-поведенческий, предметно-вещный, деятельностно-событийный»^[14] и психолого-эпистемологический. В качестве характеристик онтологического подхода они выделяют: безусловную необходимость для каждого человека его повседневных забот; безальтернативность; неизбежность; повторяемость; цикличность; ритмичность; замкнутость (оконтуренность) типичных пространств повседневности; консервативность обыденных начал жизни и форм культуры; устойчивость; усредненность, соразмерность «рядовому человеку»; массовидность; приватность. Эти характеристики формируют образ повседневной жизни, или быт представителя социальной общности.

Психолого-эпистемологический подход, по их мнению, призван отразить субъективные измерения «тех же самых ее отличительных характеристик»^[15].

С этой позиции повседневное рассматривается как обязательное, постоянное, привычное, вполне предсказуемое, добровольно выбираемое, узнаваемое, совершаемое полуили даже вполне бессознательно.

Австрийский социолог А. Шюц^[16] считает, что повседневность — это та «область действительности, которую взрослый бодрствующий человек, стоящий на позиции здравого смысла, застает как безусловную данность»^[17]. В ряде работ он выделяет спектр черт повседневности^[18]:

• • наличие стабильных форм деятельности, образцов достижения стандартизированных целей в виде традиций, правил, привычек, которые не подвергаются сомнению и применяются без дополнительных размышлений;
• • сложная диалектика стабильности и изменчивости, наличие своей истории, в ходе которой рутинные правила устанавливаются и трансформируются практически незаметно для применяющих их акторов;
• • интерсубъективный характер повседневности, ее укорененность в межличностных отношениях малых «домашних» групп;
• • бодрствующее напряженное внимание к жизни;
• • принятие существования мира «без доказательств и сомнений» ;
• • общность во времени: не только внешнее (хронологическое), но и внутреннее время индивида;
• • совокупность значений, «которые мы должны интерпретировать для того, чтобы обрести опору в этом мире» ;
• • преобладающей формой активности является трудовая деятельность.

Реальность и трудовая деятельность вступают в тесную функциональную связь: трудящееся Я выступает как целостное Я, поскольку труд наиболее полно активизирует все потенциальные качества личности, наделяет их единством, а основной функцией повседневности выступает жизнеобеспечение. Вполне попятно особое место в системе повседневности идеи Дома. В феноменологии Л. Шюца Дом является «нулевой точкой системы координат, которую мы приписываем миру, чтобы сориентироваться в нем»^[19]. Жизнь Дома включает в себя весь набор стабильных, самоочевидных форм жизнедеятельности и способов интерпретации, разделяемых группой в системе интерсубъективных взаимодействий.

Не только структура, но и само понятие повседневности оказывается «текучим», оно как бы «ускользает» из рук исследователя. В свое время Н. Элиас попытался выявить характеристики повседневности в их сопоставлении с «не-повседневностыо» (табл. 11.1).

Таблица 11.1

Основные смыслы повседневности в противопоставлении с не-повседневностью (по Н. Элиасу)^[20]

Таким образом, Н. Элиас пытался дать понятие повседневности через ее противопоставление не-повседневности и пришел к выводу, что в начате 1980;х гг. история повседневности — это пока что «ни рыба, ни мясо»^[21]. В определенной мере с подобным подходом согласен Б. Вальдeнфельс, который утверждает, что «в противоположность повседневному неповседневное существует как непривычное, вне обычного порядка находящееся, далекое. Хотя и следует соблюдать осторожность при фактически данных специфических форм порядков, все же ни одна человеческая культура немыслима без противопоставления повседневного и неповседневного»^[22].

Процесс формирования сферы повседневного Б. Вальденфельс удачно именует «оповседневнивание», которое означает, прежде всего «воплощение и усвоение того, что входит в „плоть и кровь“ человека. Сюда относятся: запоминание выражений языка, разучивание гамм и аккордов, обращение с приборами, ориентация в городских кварталах или на открытой местности. Здесь знания и навыки приобретают надежность, которая никогда невосполнима полностью посредством искусственных методов»^[23].

Повседневная деятельность человека регулируется, как правило, такими устоявшимися алгоритмами поведения, которые оказываются наиболее эффективными для достижения целей деятельности. Именно благодаря таким алгоритмам проявляются существенные характеристики мира обыденности, повседневности: рецептурностъ, нормативность, стандартность.

Эти же характеристики свойственны и обыденному сознанию. В частности, оно включает представления, принимаемые человеком на веру, без обстоятельной проверки на истинность. В обыденном сознании заключена система предпосылок повседневного, в известной мере рутинного и стандартного для повторяющихся социальных ситуаций, поведения человека. В эту систему предпосылок включены: вера в определенный порядок мироустройства, доверие к сложившимся социокультурным установлениям, признание разделяемых всеми фундаментальных допущений о сущности и структуре окружающего мира.

Таким образом, «находясь на службе» у повседневной человеческой практики, обыденное сознание в качестве ведущих инструментов регуляции поведения человека использует нормы и ценности, рецепты и предписывающие формулы, призывы и запреты, которые формируют достаточно жесткие схемы поведения человека. Однако такая «жесткость» и «предписанность» компенсируется гибкостью «здравого смысла», благодаря которому человек корректирует алгоритмы деятельности применительно к меняющимся ситуациям.

• [1] Российская повседневность в условиях кризиса / под ред. М. К. Горшкова, Р. Крумма, Н. Е. Тихоновой. М.: Альфа-М, 2009. С. 3.
• [2] Ле Гофф Ж. Средневековый мир воображаемого. М.: Прогресс, 2001. С. 5.
• [3] См.: Вальденфельс В. Повседневность как плавильный тигль рациональности // СоциоЛогос. Выл. 1. М.: Прогресс, 1991. С. 39.
• [4] Давидович В. Е., Золотухина-Аболина Е. В. Повседневность и идеология // Философия науки. 2004. № 3. С. 7.
• [5] Костюченко Л. Г. Резник Ю. М. Введение в теорию личности. Личность и ее жизненный мир. М., 2004. С. 219.
• [6] Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV'—XVIII вв.: в 3 т. Т. 1. Структуры повседневности: возможное и невозможное. М.: Прогресс, 1986. С. 356.
• [7] Цит. по: Карлсон К). В. К вопросу о структуре повседневности с позиции социальнофилософского анализа // По материалам интернет-конференции «Научно-философский анализ повседневности: проблемы и перспективы развития в XXI веке». Воронеж, 2010. URL: vspu.ac.ni/news/detail/543 (дата обращения: 22.10.2014).
• [8] Марковцева О. А. Повседневность как бытие человека в мире // Вестник ОГУ. № 6. Июнь 2006. Т. 1.С. 111.
• [9] См.: Зарубина Н. Н. Повседневность в контексте социокультурных трансформаций российского общества // Общественные науки и современность. 2011. № 4. С. 53.
• [10] См:.Лежко В.Д. Пространство повседневности в европейской культуре. СПб.: СПб. гос. ун-т культуры и искусств, 2002.
• [11] См.: Новикова Н. Л. Культура повседневности: теоретический аспект. Саранск: Крас. Окт., 2004. С. 102.
• [12] Станкевич Л. П. Полякова И. П. Феномен повседневности: сущность, содержание и целостность // Философия и общество. .Nі* 2. 2009. С. 81.
• [13] Подробнее см.: Социокультурная антропология. История, теория и методология / под ред. Ю. М. Резника. С. 699.
• [14] Касавин И. Т, Щавелев С. П. Анализ повседневности. М.: Канон, 2004. С. 10.
• [15] Там же. С. 12.
• [16] В некоторых источниках встречается транскрипция «Шютц» .
• [17] Цит. по: Розенберг II. В. Культура повседневности: методология исследования: монография. Тамбов: Изд. Дом ТГУ им. Г. Р. Державина, 2010. С. 18.
• [18] См.: Шютц А. Смысловая структура повседневного мира. Очерки, но феноменологической социологии. М.: Ин-т Фонда «Обществ, мнение», 2003. С. 194 197: Шюц А. Структура повседневного мышления // Социологические исследования. 1988. .№ 2 и др.
• [19] Шютц А. Смысловая структура повседневного мира… С. 209.
• [20] Elias N. Zum Begriff des Alltags // Kolner Ztschr. fur Soziologie u. Sozialpsvchologie. Sonderheft. 1979. № 20. S. 22—29; см. также; Вамбольдт H. В., Шубина М. II. Повседневность в истории // Электронный научный журнал «Вестник Омского государственного педагогического университета». Выпуск 2006. URL: omsk.edu (дата обращения; 22.10.2014).
• [21] Цит. по: Вамбольдт II. В., Шубина М. П. Повседневность в истории. URL: omsk. cdu (дата обращения: 22.10.2014).
• [22] Вальдeнфельс Б. Повседневность как плавильный тигль рациональности // СоциоЛогос. С. 42.
• [23] Вальденфельс Б. Повседневность как плавильный тигль рациональности // СоциоЛогос. С. 46.