Восточное Чжоу. 
Период Чуньцю (VIII–V вв. до н. э.)

Восточное Чжоу — эпоха упадка власти чжоуских ванов, длившаяся свыше полутысячелетия. Она подразделяется на два важных исторических периода — Чуньцю и Чжаньго. Первый из них, Чуньцю^[1], был ознаменован борьбой между уделами, превращавшимися в мощные политически независимые царства.

Дело в том, что перемещение столицы и переселение вана знаменовало собой признание новой политической реальности. Отныне сын Неба перестал быть всевластным сюзереном, игравшим значимую роль вершины политической пирамиды Чжоу. Теперь его власть, по существу, ограничивалась лишь пределами его домена, не слишком большой территории вокруг столицы Лои (Чэнчжоу). Как своими размерами, так и политической значимостью домен вана практически не отличался от окружавших его крупных уделов. Неудивительно, что он занимал сравнительно скромное место в политической жизни периода Чуньцю, хотя престиж и сакральная святость вана по-прежнему оставались бесспорными, что формально оставляло за доменом место ритуального центра всего чжоуского Китая. Ведущую же реальную политическую роль в Чуньцю стали играть наиболее могущественные из уделов, превращавшиеся в крупные царства, такие как Цзинь, Ци, Чу и Цинь, а также чуть более скромные Лу, Сун, Вэй, Чжэн, Чэнь, Янь и некоторые другие.

Перемещение центра тяжести политической жизни из столицы вана ко дворам правителей царств создало в регионе бассейна Хуанхэ и прилегающих к нему территорий, постепенно втягивавшихся в зону воздействия китайской цивилизации, эффект полицентризма. Практически это означало, что некогда единое государство распалось на ряд крупных и более мелких независимых царств, большинство из которых, кроме разве что окраинных полуварварских Цинь и Чу, именовало себя «срединными государствами» (чжун-го) и гордилось своим происхождением от раннечжоуских уделов, своей историей со времен великого Вэнь-вана, воинственного У-вана и мудрого Чжоу-гуна. К слову, нарочитый акцент на моральноисторическое, а равно и цивилизационно-культурное единство чжоусцев опирался на ту бесспорную символическую основу, которая по-прежнему олицетворялась ваном, сыном Неба, обладателем небесного мандата. Реальный же политический процесс стал не только полицентричным, но и протекал как бы на нескольких различных уровнях параллельно.

• • На авансцене политической жизни шла энергичная борьба за гегемонию между наиболее влиятельными царствами. В эту борьбу с переменным успехом время от времени вмешивались ван со своим еще сохранявшимся сакральным авторитетом старшего в роде великих чжоуских правителей, а также правители царств и княжеств. Порой активную роль в такой борьбе играли и вторгавшиеся в бассейн Хуанхэ варварские племена жуков и ди, иногда разорявшие целые царства, как-то случилось с Вэй.
• • На другом, более низком уровне, т. е. в рамках каждого из царств, особенно крупных, шла своя острая политическая борьба между враждующими аристократическими кланами и возникавшими в рамках царств субуделами, причем эта борьба обычно тесно переплеталась с враждой царств между собой, в результате чего затягивались запутанные узлы острых интриг и политических конфликтов.
• • Наконец, на нижнем уровне крестьянской общины протекали свои интенсивные процессы развития. Осваивались новые земли, расселялись и этнически смешивались в ходе расселения выходцы из разных субуделов, уделов, даже царств. Усиливались внутренние связи между различными частями чжоуского Китая, создавались предпосылки для экономического развития, процесса приватизации, товарно-денежных отношений, что способствовало сложению будущей всекитайской общности.

Все эти проявления генерального исторического процесса, протекавшего в чжоуском Китае в VIII—V вв. до н.э., в свою очередь, вели к интенсификации политической жизни, резкому увеличению конфликтов, усилению внутренней борьбы и придворных интриг, причем главной и господствующей тенденцией данного периода стало продолжение процесса феодализации. Суть его (речь о социополитическом феномене) достаточно сложна и многогранна, но в данном случае есть смысл снова на нем остановиться, поскольку именно Китай впервые в истории человечества в полном объеме создал ту систему политической власти, с которой школьники и студенты обычно знакомятся лишь на примере средневековой Франции. Дело в том, что в западночжоуском Китае существовала лишь одноступенчатая иерархическая лестница: вану на правах вассалов подчинялись правители уделов, имевшие княжеские титулы гун, хоу, бо и др. и именовавшиеся сводным обозначением чжухоу (князья). Теперь иерархия стала многоступенчатой:

• 1. Во главе Поднебесной по-прежнему стоял ван, сын Неба.
• 2. Вассалами вана продолжали считаться правители царств, чжухоу у носившие чаще всего титул гун.
• 3. В царствах, пришедших на смену бывшим уделам, возникли свои субуделЫу постепенно превращавшиеся в большие тяготевшие к автономии территории, причем именно это, третье, звено иерархической лестницы власти стало в Чуньцю центром политической активности.

Субуделы, или уделы новой феодальной ступени, о которых идет речь, обычно давались в пожалование от имени правителя царства его родственникам, чаще всего сыновьям, и заслуженным сподвижникам. Собственно, именно присвоив себе право наделения уделами, до того бывшее исключительной прерогативой сюзерена-вана, правители царств де-факто обрели политическую независимость.

Первые уделы такого типа начали возникать в крупнейшем царстве Цзинь еще в VIII в. до н.э. Затем их стали создавать в Ци, Лу и других царствах. Управлялись они группами феодально-кланового типа, в каждой из которых глава клана, он же титулованный аристократ, имевший общепризнанный титул цин, со временем, причем довольно скоро, становился всесильным наследственным властителем. Оказавшись во главе тесно спаянного клановым родством нового удела, бывшего субудела, такой цин обычно приобретал большое влияние в царстве. Как правило, он наследственно занимал должность, чаще всего министерскую либо генеральскую, и, опираясь на своих родственников и сподвижников, вел непрестанную борьбу за высокое положение и соответствовавшие ему престиж и влияние с другими соперничавшими с ним удельными аристократами своего царства. Характерно, что эта местническая борьба при слабых правителях царства перерастала в активные, порой даже вооруженные столкновения с соперниками, не говоря уже о придворных интригах. В этой борьбе складывались коалиции, гибли одни и усиливались за их счет другие уделы.

Пример

Конечный итог борьбы, длившейся практически на протяжении всего периода Чуньцю, в разных царствах бывал различным. В некоторых, как в Цинь и Чу, правители царств сравнительно быстро одолевали центробежные силы феодальноудельной знати и превращались во всесильных правителей. Это был оптимальный итог. Неудивительно, что именно Цинь и Чу в III в. до н.э. повели между собой последний бой за объединение Китая. В других царствах, как в Ци, борьба вела к усилению отдельных цинов и к захвату одним из них трона. В остальных, как в Цзинь или Лу, междоусобицы вели к распаду царства на части или к ослаблению его в связи с разделением царства цинами на сферы влияния.

• 4. На более низкой, четвертой, ступени иерархической лестницы в ходе все того же процесса институционализации феодализма появилась наиболее многочисленная прослойка наследственных аристократов-дафу, которые отличались от цинов тем, что не имели собственных владений и вынуждены были добывать себе пропитание и делать карьеру службой, в основном военной. Дафу — это древнекитайские рыцари. Среди них были как сыновья и внуки правителей и цинов, так и сыновья самих дафу. Главным имуществом каждого дафу была принадлежавшая ему и оборудованная всем необходимым, вплоть до воинов-помощников, запряженная лошадьми боевая колесница. Специфичской особенностью слоя дафу было то, что они в условиях постоянных феодальных войн достаточно быстро истребляли друг друга, и это играло определенную роль в стабилизации структуры в целом, не создавая излишних проблем с обеспечением всех аристократов-дафу достойным их образом жизни. Будучи в числе наследственной знати, дафу претендовали примерно на тот же статус аристократа, что и цины. Однако между теми и другими была существенная разница: цинов было немного и реальная их власть была несравнима с тем, на что могли рассчитывать обычные дафу. Впрочем, это не исключало того, что некоторые — очень немногие — из дафу в принципе могли рассчитывать при благоприятных обстоятельствах стать цином.
• 5. Самую низшую, пятую, ступень на иерархической лестнице феодальной системы периода Чуньцю занимали служивые-ши. Это были представители младших ветвей знати, выходцы из боковых аристократических линий, которые не имели ни титула, ни должности, но были неплохо образованы и занимали в войске младшие офицерские должности. Возможно, к этому разряду людей примыкали и выходцы из низов, сделавшие успешную служилую (военную либо чиновничью) карьеру. Словом, термином ши с VIII—VII вв. до н.э. в чжоуском Китае стали обозначать профессионалов, готовых идти на службу туда и к тем, кто и откуда их позовет. Служивые-ши, количество которых со временем все увеличивалось, превращавшиеся в своего рода личных дворян и в качестве таковых вносившие немалый вклад в историю страны (Конфуций был выходцем из ши), оказались со временем решающим звеном в борьбе правителей за усиление их власти.

Нужно заметить, что ши не были слугами, низшим обслуживающим персоналом; это была служба иного рода, имевшая отношение к еще не писаному, но уже жестко фиксированному закону чести. Не имея в своем распоряжении ничего, кроме обеспечивавшего их статус закона чести, дафу и ши строго соблюдали его и выше всего чтили в себе именно это. Суть кодекса аристократической этики, о котором идет речь, формировалась веками и в VII—VI вв. до н.э. обрела уже отточенные формы. Они сводились к строгому соблюдению норм иерархии и вассальных обязательств. Существовал обязательный учет степени кланового родства в связи с возможными претензиями на должность и власть. Высоко чтилась преданность господину. Немаловажную роль играли и все принятые нормы поведения как на поле боя, так и при исполнении должностных обязанностей. И все это венчал разработанный до тонкостей и представленный со временем в форме текста трактат «Или», специально посвященный нормам поведения феодальной знати.

Правители царств боролись за гегемонию по меньшей мере с начала VII в. до н.э., когда знаменитый реформатор Гуань Чжун помог усилиться и стать гегемоном-ба своему царственному патрону, цискому Хуань-гуну. После смерти Гуань Чжуна и Хуань-гуна влияние Ци ослабло, а гегемоном-ба вскоре стал цзиньский Вэнь-гун, сумевший в длительной и полной интриг политической борьбе одолеть соперников и создать сильное царство, упрочение власти в котором он видел в том, чтобы ограничить число уделов во главе с родственниками, способными претендовать на трон. Вэнь-гун щедро наделял уделами неродственных ему сподвижников. Но, хотя эта тактика на некоторое время помогла гарантировать власть правителей Цзинь, в конечном счете она привела к банкротству. Усилившиеся удельные аристократы, в междоусобной борьбе истребившие друг друга, в конечном счете (речь о троих уцелевших) поделили между собой царство Цзинь.

С ослаблением Цзинь уже ни один из правителей других царств реальным гегемоном-ба так и не стал, хотя формально историографическая традиция насчитывает в Чжоу пять последовательно властвовавших гегемонов (остальные трое, чьи имена варьируются, хотя и выделялись на общем фоне, но всеми признанными властителями уже не были).

Итак, к концу периода Чуньцю более важным было уже не задавать тон на всекитайской арене, т. е. не стремиться к гегемонии, а суметь навести порядок в собственном царстве. Именно это было главной заботой правителей, причем преуспели те из них, кто последовательно вел курс на реформы, суть которых сводилась к укреплению власти центра. Такого рода реформы способствовали процессу дефеодализации. Конечным результатом этого процесса стало усиление централизованной власти правителей и объединение Китая, превращение его в империю.

• [1] Это название период получил от летописи «Чуньцю», «Весны-осени», погодовой хроники, охватывавшей VIII—V вв. до н.э. и написанной, точнее, отредактированной и обработанной, по преданию, самим Конфуцием.