Патриотизм и глобализация

В конце XX — начале XXI века в России в очередной раз на фоне острых социально-экономического и политического кризисов разразился духовный кризис, в частности, кризис патриотических чувств, сознания и поведения. Отказ от службы в армии, дезертирство, массовое распространение отношений «дедовщины» в армии, проявление в молодежной среде фашистской и националистической идеологии — наиболее очевидные стороны этого процесса, которые вышли наружу. Более того, складывается впечатление, что различные социальные группы и слои общества, политики и государственные деятели по-разному трактуют, понимают и используют патриотизм в своих интересах. На чувствах патриотизма осуществляются политические спекуляции и разжигается социальная вражда. В этой связи полезно под социологическим углом зрения взглянуть на проблему, попробовать отыскать методы и инструменты ее решения с учетом традиций социальной и политической жизни российского общества и государства в новых условиях.

В широком общепринятом смысле патриотизм понимается как общественный и нравственный принцип, характеризующий отношение граждан к своей стране. В жизни это отношение проявляется в сложном комплексе чувств, знаний, ценностных ориентаций, установок, действий, обычно артикулируемых как любовь к Родине. Словарь В. Даля определяет патриота как «любителя отечества, ревнителя о благе его…»^[1]. Ключевое, удачно найденное В. И. Далем слово в этом определении — ревнитель, то есть усердный защитник, поборник интересов Родины. Если мы попытаемся провести простейшую социологическую операционализацию, то увидим, что под любовью к Родине следует понимать: заботу об интересах и исторической судьбе своей страны; гордость ее достижениями и критика недостатков; сочувствие к страданиям и социальным нуждам народа; уважение к историческому прошлому и традициям своей родины; привязанность к месту рождения, жительства — «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам»; готовность к самопожертвованию, борьбе с врагами отечества, защита интересов Родины.

Обратимся к понятиям и определениям патриотизма, которые циркулируют в каналах массовой информации, транслируются политическими и общественными организациями, зафиксированы в учебной, научной, справочной литературе и электронных источниках. Эти понятия отражаются в сознании обычных граждан и экспертов следующим образом (см. диагр. 16).

Первые два ответа у рядовых граждан и экспертов совпали. Как и следовало ожидать, самым востребованным оказался вариант ответа «Патриотизм — это любовь.

Диаграмма 16

Мнение респондентов о том, что для них означает слово.

«патриотизм».

(РФ, июль 2004. N=1627; эксперты, N=438. % от числа опрошенных)

Примечание: сумма ответов превышает 100%, так как респонденты могли отметить несколько позиций.

Источник: Центр стратегических социальных и социально-политических исследований ИСПИ РАН.

к Родине" — наиболее распространенное смысловое клише в массовом сознании и пропаганде. Любовь к своей семье, родным, близким — этот выбор на втором месте. Далее предпочтения у экспертов и респондентов несколько разнятся по рангам: «любовь к русской культуре» — 3 место у экспертов (50%) и 4 место у рядовых респондентов (38%); «любовь к родному городу, деревне, дому» — 4 место у экспертов (44%) и 3 у респондентов (42%). 5−8 ранги совпали: «любовь к народу» — 5 место у экспертов (30%) и респондентов (27%); «возрождение традиций российского государства» — 6 ранг (24 и 21% соответственно); «стремление к социальной справедливости» — 7 ранг (по 19%); «любовь ко всему человечеству — гуманизм» — 8 ранг у экспертов (12%) и 8−9 у респондентов (10%). Далее наблюдаются несущественные различия: «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам» — 9 ранг у экспертов (11%) и 11 у респондентов (8%); «возрождение традиций советского государства» — 10−11 ранг у экспертов (9%) и 8−9 ранг у респондентов (10%); «стремление к безопасному глобальному миру» — 10−11 ранг у экспертов (9%) и 10 у респондентов (9%). И в заключение совпавшее распределение: «религиозная вера, которую я исповедую» — одинаковый 12 ранг (по 7%); «патриотизм в условиях глобализации теряет свое значение» — 13−14 ранг (11 и 8%); «патриотизм — последнее прибежище негодяев» — 15 ранг.

Сложившееся распределение ответов имеет свою логику. Для большинства респондентов слово «патриотизм» в первую очередь совпадает с «малой Родиной» — ближним социальным окружением: семьей, родными, близкими, родным городом, деревней, домом. Эти ценности составляют ядро патриотизма в современном российском обществе. Национально-государственные, социально-политические ценности отступили на дальний план, занимают 5−9 места.

Произошло это в силу обвального падения доверия граждан к государству, его политике. На наших глазах в кратчайшие сроки, за несколько лет радикальных реформ, протекал процесс «разгосударствления» политического сознания, патриотизма российского населения. Сегодня общество имеет сложившуюся, вполне определенную точку зрения о том, чьи интересы выражает и защищает российское государство (см. табл. 45).

Таблица 45

Распределение ответов на вопрос: «Чьи интересы, по Вашему мнению, выражает и защищает сегодня российское государство?».

(РФ, % от числа опрошенных)

Примечание: сумма ответов превышает 100%, так как респонденты могли отметить несколько позиций.

Источник: Центр стратегических социальных и социально-политических исследований ИСПИ РАН.

Рядовые российские граждане считают, что современное российское государство почти в равной степени отражает интересы богатых слоев общества 50% и государственной бюрократии 43%. Всего лишь 17% респондентов считают, что политическая практика современного российского государства отвечает идеалу социального государства. На 4 месте у респондентов оказалась позиция «затруднились ответить» — 16%. Таким образом, по мнению подавляющего большинства респондентов, мы живем в государстве, которое не отражает интересы большинства граждан и общества в целом.

Богатство и распоряжение им, управление материальными ресурсами страны — в чьих интересах протекают в обществе эти фундаментальные социально-политические процессы? Какой характер они принимают? Приведенные выше данные показывают, что, к сожалению — фундаментальный. И эта особенность не может не сказываться на всем комплексе нравственных отношений в социуме, в том числе на отношении граждан к своей стране — патриотизме. Патриотизм как сложный феномен социальноклассовых отношений в антагонистическом обществе имеет диалектическую, противоречивую природу. Патриотизм характеризует отношение людей к стране, государству, его лидерам, власти, обществу в целом, тогда как оно разделено на классы. Одна часть общества может быть солидарной или отчуждаться в силу противоречий, в том числе антагонистических, от другой части. Конкретный пример таких отношений можно найти в российском обществе, большая часть которого явно не одобряет деятельности «героев нашего времени», преуспевших на ниве приватизации.

Интересно, что однажды в истории России обострение конфликта интересов в праве владеть и распоряжаться собственностью и тем самым добывать себе средства существования позволили Л. Н. Толстому охарактеризовать патриотизм в России как ничтожное чувство. Приведем в силу необходимости обширную цитату из известной, написанной в 1894 году статьи «Христианство и патриотизм», где великий русский писатель со свойственной ему ясностью социального видения реальности показывает сущность и пределы русского патриотизма на рубеже XIX и XX веков: «Я прожил полвека среди русского народа и в большой массе настоящего русского народа в продолжение всего этого времени ни разу не видал и не слышал проявления или выражения этого чувства патриотизма, если не считать тех заученных на солдатской службе или повторяемых из книг патриотических фраз самыми легкомысленными и испорченными людьми народа. Я никогда не слыхал от народа выражений чувств патриотизма, но, напротив, беспрестанно от самых серьезных, почтенных людей народа слышал выражения совершенного равнодушия и даже презрения ко всякого рода проявлениям патриотизма. То же самое я наблюдал и в рабочем народе других государств, и то же подтверждали мне не раз образованные французы, немцы и англичане о своем рабочем народе.

Рабочий народ слишком занят поглощающим все его внимание делом поддержания жизни, себя и своей семьи, чтобы он мог интересоваться теми политическими вопросами, которые представляются главным мотивом патриотизма: вопросы влияния России на Восток, об единстве Германии, или возвращении Франции отнятых провинций. …Интересы его жизни совершенно независимы от государственных политических интересов.

Оттого-то и происходит то, что, несмотря на все усиленные средства, употребляемые правительствами для привития народам не свойственного им патриотизма и подавления в народах развивающихся в них идей социализма, — социализм все более и более проникает в народные массы, а патриотизм, так старательно прививаемый правительствами, не только не усваивается народом, но все более и более исчезает и держится только в высших классах, которым он выгоден…

В России, где патриотизм в виде любви и преданности к вере, царю и отечеству с необыкновенной напряженностью всеми находящимися в руках правительства орудиями: церкви, школы, печати и всякой торжественности, прививается народу, русский рабочий человек — сто миллионов русского народа, несмотря на ту незаслуженную репутацию, которую ему сделали, народа особенно преданного своей вере, дарю и отечеству, есть народ самый свободный от обмана патриотизма и от преданности вере, царю и отечеству. Веры своей, той православной, государственной, которой он будто бы так предан, он большей частью не знает, а как только узнает, бросает ее и становится рационалистом, т. е. принимает такую веру, на которую нападать и которую защищать нельзя; к царю своему, несмотря на непрестанные, усиленные внушения в этом направлении, он относится как ко всем насильственным властям, если не с осуждением, то с совершенным равнодушием; отечества же своего, если не разуметь под этим свою деревню, волость, он или совершенно не знает, или, если знает, то не делает между ним и другими государствами никакого различия. Так что, как прежде русские переселенцы шли в Австрию, в Турцию, так и теперь они селятся совершенно безразлично в России, вне России, в Турции или в Китае"^[2].

Л.Н. Толстой дал столь резкую характеристику русского патриотизма через призму зарождающейся системы отношений империалистического мирохозяйствования. Традиционный национально-религиозный патриотизм, во многом сформировавшийся в социально-политических условиях становления национально-государственного мироустройства Вестфальской системы, трансформировался и уступал место светскому патриотизму эпохи империалистических отношений. Патриотизм, еще питаемый идеологиями межнациональной и религиозной розни уступал место современному светскому патриотизму в многообразии социальных форм своего проявления, который уже не скрывал экономической природы в своей экспансии, в том числе в форме захвата чужих территорий. Светский патриотизм во многом стал результатом внутреннего диалектического противоречия Вестфальской системы между принципами защиты государственного суверенитета и стремления наций к самоопределению. Первая мировая война нанесла сокрушительный удар по принципам национально-государственного устройства Вестфальской системы и идеологии национально-религиозной интерпретации патриотизма. Во II мировой войне уже в полной мере проявился светский патриотизм, выстроенный на принципах непримиримой вооруженной борьбы многих народов, наций и государств за гуманистические ценности, против идеологии фашизма. В последней трети XX века научно-технический прогресс резко интенсифицировал процессы в социальной, экономической, политической и информационной сферах жизни общества. Революционные изменения в транспортных технологиях и связи привели к коммуникационному сжатию мира, которое в свою очередь вызвало ресурсную и технологическую взаимозависимость мира. В сочетании с факторами «ядерного пата» взаимозависимость мира снизила вероятность ядерного столкновения мировых держав и девальвировала значение мировой войны как средства достижения политических и экономических целей. То, что раньше достигалось огнем и мечом, стало возможным и достижимым с применением инструментов глобальных инвестиций и мировых финансовых рынков. Возникла и стала укрепляться и расширяться мировая планетарная хозяйственная система, функционирующая в режиме реального времени во всех ее частях. Технологическая и экономическая глобализация вызвала диффузию материальных и духовных глобальных и локальных культур. Начался медленный процесс разгосударствления системы международных отношений. Все эти революционные по своей сути процессы не могли не сказаться на сущности и содержании патриотизма эпохи постмодерна.

Современный патриотизм проявляется и функционирует в условиях объективно действующих взаимообусловленных сил глобализации: расширяющейся и углубляющейся коммуникационной взаимосвязанности человеческого общества; ресурсной и технологической взаимозависимости мирового хозяйства; диффузии материальных и духовных культур, проявляющейся в многообразии форм интеграции, дифференциации, конвергенции; разгосударствления — социализации системы международных отношений. Совокупное действие этих факторов привело к глобальному социальному эффекту транснационализации общественных отношений, и в первую очередь этот эффект сказался на размывании национально-государственных границ и изменении функций национальных государств и правительств. Транснациональные корпорации стали активным субъектом мировой и национальных политик. Они самым прямым образом в своих экономических интересах воздействуют на национальные правительства. Объективный процесс транснационализации поставил в повестку дня всех стран вопрос о патриотизме внешней политики правительств национальных государств. В условиях глобализации резко возросло значение патриотической ценности политики национальных правительств. Имеет ли эта политика широкую социальную базу, или она проводится в узкокорпоративных интересах политического и экономического топ-менеджмента страны и действующих на ее территории ТНК?

Сто с лишним лет тому назад ответ на вопрос о соотношении ценностей патриотизма и мировой цивилизации уже давала русская философская общественная мысль.

Н.А.Добролюбов писал, что «патриотизм живой, деятельный именно и отличается тем, что он исключает всякую международную вражду, и человек, одушевленный таким патриотизмом, готов трудиться для всего человечества, если только может быть ему полезен. Ограничение своей деятельности в пределах своей страны является у него вследствие сознания, что именно здесь настоящее место, на котором он может быть наиболее полезен… Настоящий патриотизм, как частное проявление любви к человечеству, не уживается с неприязнью к отдельным народностям»^[3].

Мнение Н. А. Добролюбова ценно еще и потому, что оно, на наш взгляд, адекватно отражает идеал русского национального самосознания, которое впитало в себя ценности тысячелетнего исторического опыта социокультурной коммуникации с другими народами, политическую культуру самого большого в мире государства эпохи модерна и постмодерна. Русское национальное сознание на протяжении многих веков формировалось в условиях сменяющих друг друга военных побед и поражений. Многократное чередование социальных и экономических подъемов и спадов в развитии, периодическое прохождение общества и государства через кризисы и катастрофы, социополитические «оттепели» и «зимы» сформировало и составило сущностное своеобразие великой русской культуры, привело к закалке русского духа: памяти, ценностных ориентаций, веры, воли и знаний к достижению цели. Время и интенсивный исторический опыт выковали русский национальный характер и его стратегию жизни: довольствоваться малым и собирать ресурсы для великого во имя правды и социальной справедливости. Эта жизненная патриотическая стратегия продолжает работать и сегодня в обстановке «радостей» и «ужасов» современного русского российского капитализма, в условиях углубляющихся процессов глобализации.

• [1] Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: Т. 1−4. -М.: Русский язык, 1978 — т. 3, с. 24.
• [2] Толстой Л. Н. Поли. собр. соч., т. 39. Гос. издательство художественной литературы. М., 1956. С. 53−54.
• [3] Добролюбов НА. Избр. филос. произв. М., 1948. Т. 2. С. 567.