Зарубежная история патентного права

Принято считать, что правовое регулирование отношений, связанных с изобретениями, стало реальностью в период становления капиталистического производства на уровне машинного и промышленного. Однако это не означает, что в допромышленную эпоху не существовало самих изобретений. Они появились с древних времен и сопровождали человечество на всем протяжении истории его развития. При этом, как отмечает Б. С. Антимонов, «нематериальный продукт человеческой деятельности, который мы именуем изобретением, не имел широкого распространения, и пока что не менял производственные отношения, при которых рабочие руки были „даровыми“, а работа велась из-под палки рабами. Именно поэтому у рабовладельческого государства не было побудительных мотивов к тому, чтобы своими нормами регулировать использование изобретения»^[1].

Ни одна из систем рабовладельческого нрава не содержала в себе даже зачатков, отдаленных прообразов существующей патентной системы. Это относится и к самой развитой системе рабовладельческого права — римскому праву. По экономическим причинам нормативное регулирование отношений, возникающих в связи с изобретением, отсутствовало и в эпоху феодализма.

Первые законы, посвященные изобретениям, появились в XV в. в итальянских республиках — Флоренции и Венеции, хотя традиционно историю патентного права ведут от английского Статута о монополиях 1623 г. Появление первых привилегий на изобретения относится к концу средних веков и было вызвано взаимодействием двух главных причин: 1) усовершенствование производства; 2) существование характерной для данной эпохи организации промыслов в виде цехов, т. е. закрытых промышленных корпораций. Как было отмечено А. А. Пиленко по поводу второй причины: «Основной идеей всякой цеховой организации является эгалитарный принцип. Все конкуренты, работающие в данной области промышленности, должны иметь возможность бороться более или менее равным оружием». Следствием данного принципа является то, что «все должны работать при одинаковых условиях; никто не должен уклоняться от освященных обычаем способов производства, хотя бы и под предлогом улучшений или усовершенствований»^[2].

По мере укрепления центральной власти в экономической сфере начала реализовываться меркантилистская политика. Правители стремилась расширить свой контроль над производством, что предполагало необходимость борьбы с цеховой организацией. С тем, чтобы привлечь на свою сторону симпатии общественности, они провозгласили себя защитниками прогрессивных идей в промышленности^[3]. При этом им стали выдаваться привилегии (прообраз современного патента) на использование конкретных изобретений.

В Германии практика предоставления патентных привилегий князьями получила широкое распространение еще в XVI в. Одни из таких привилегий выдавались на конкретный период, другие обладали неограниченным характером действия. При этом некоторые из них предоставляли защиту от имитирования и конкуренции. Другие, напротив, предоставляли защиту от ограничительных условий гильдий и потому были направлены на пресечение монополии цехов и повышение конкуренции^[4].

Интересно то, что Германия одним из последних среди государств с развитыми правопорядками признала облигаторность патентов. Еще в конце первой половины XIX в. в Германии никто и не задумывался об облигаторной защите изобретателей. Все юристы этой эпохи признавали, что патенты выдаются «но политическим соображениям» и изобретатель, соответственно, не имеет права требовать защиты и т. д. Патенты закономерно понимались не как инструменты охраны чьих-либо прав, а как способ достижения известных общегосударственных интересов.

Коренной перелом произошел в 1850 г., когда берлинское политехническое общество выработало и представило прусскому правительству проект нового закона о патентах. Первая статья этого проекта гласила: «Каждому изобретателю принадлежит право получить защиту в форме патента…». При этом в пояснении к ней утверждалось: «ныне действующий закон не соответствует интересам промышленности, так как он изображает выдачу патентов в виде особого акта милости (Gnadenact), к тому же — на практике — очень нечасто случающегося». Прусское министерство торговли разослало всем заинтересованным лицам и учреждениям длинную промеморию с просьбой о составлении мотивированных заключений.

В ответ на промеморию от торговых палат и заинтересованных ученых обществ поступило 47 мотивированных заключений, при этом в 75% из них высказывалась идея о необходимости полной отмены всяких патентов. Было положено начало противостоянию сторонников и противников патентной системы в Германии. Первые сгруппировались вокруг «Союза немецких инженеров»; вторые — «Союза немецких политико-экономов».

10 декабря 1868 г. Бисмарк внес в союзный совет Северо-Германского союза предложение исполнить постановление ст. 4 § 5 Конституции («патенты на изобретения регулируются союзным законодательством») посредством издания закона о полном упразднении всяких привилегий.

На Венском международном конгрессе 1873 г., посвященном патентному праву, противники патентной защиты продемонстрировали собственную некомпетентность. Был дан старт усердной работе над выработкой новых принципов патентного права. Число петиций о необходимости издать новый и общий для всей Германии патентный закон стало увеличиваться. В 1877 г. такой закон был принят^[5].

В Англии изобретательским привилегиям исторически приписывалась ключевая роль в освобождении промышленности от ограничительных условий гильдий и местных властей и содействии промышленной революции. Привилегии изначально также рассматривались в качестве милости королевской власти, которая обладала правом, но не обязанностью их предоставить. Облигаторный характер патентная защита приобретала на протяжении длительного эволюционного процесса развития изобретательского права. Притом каких-либо специфических обоснований под его окончательное утверждение не подводилось^[6].

Во Франции преследование инноваторов цехами ремесленников продолжалось вплоть до середины XVIII в. Так, например, в 1726 г. французские ткачи добились указа, которым запрещалось ввозить дешевые материи с отпечатанными (а не вытканными) рисунками — под страхом наказаний, доходивших при рецидиве до смертной казни. Чулки были изобретены во Франции, в городе Nomes, но так как производство этой части туалета не было предусмотрено ни одним из цеховых регламентов, то изобретатель принужден был уехать в Англию и оттуда ввозить во Францию чулки.

Королевские патентные привилегии представляли собой не исключительное право, позволяющее всем запрещать использование объектов интеллектуальной собственности, а, напротив, разрешение делать то, что запрещалось в соответствии с существующими правилами. При этом руководствовались правители не абстрактными естественно-правовыми идеями о необходимости защищать неотъемлемые права изобретателя на результат его творчества, а вполне конкретными политическими задачами.

Великая французская революция 1789 г. привела к решительному уничтожению всей прежней системы королевских привилегий. Не избежали подобной участи и изобретательские привилегии. При всем при этом революционным правительством осознавалась необходимость поддержки изобретателей в целях обеспечения промышленного развития. Возникла ироблема: как гарантировать интересы таких субъектов, не возродив при этом столь противные новой власти привилегии. Решение было найдено в проведении аналогии между интеллектуальными правами и правом собственности как двух естественных прав человека. Распространение получила метафора: «Дерево, вырастающее в поле, — менее несомненно принадлежит своему собственнику, чем идея — автору…, это есть собственность sui generis»^!.

В 1971 г. Конституционным собранием был принят комплексный патентный закон, в котором право изобретателя на созданный им объект интеллектуальной собственности провозглашалось «имущественным правом» (property right), основанным на естественных правах человека. Таким образом, политическая уловка обернулась для патентного права одновременно появлением, как на доктринальном, так и нормативном уровнях, проприетарного подхода и естественно-правового обоснования исключительных прав.

В США первые патенты появились в конце XVIII в. С самого начала охрана изобретениям предоставлялась па основе облигаторного принципа. Конституция 1787 г. США предписала конгрессу «содействовать развитию науки и полезных ремесел, закрепляя на определенный срок за авторами и изобретателями исключительные права на их сочинения и открытия». Таким образом, уже на уровне американской конституции обозначился утилитаристский подход к исключительному праву.

В последующем с разработкой первого американского патентного закона (1790) данный подход только углубился. Как отмечалось Т. Джефферсоном — центральной фигурой в формировании американской системы интеллектуальной собственности: «Патентная монополия не была разработана, чтобы обеспечить изобретателя его естественным правом. Скорее, это была награда, стимул, чтобы привести к новым открытиям, знаниям»^[7][8]. Как он при этом пояснил: «если природа и создала нечто в наименьшей степени неспособное, чем все остальное к установлению на него исключительной собственности, то это идея, которой индивид может владеть до тех пор, пока он держит ее в себе… Изобретения, по своей природе, не могут быть объектом собственности. Общество может дать лишь эксклюзивное право на прибыль, получаемую от их использования в целях поощрения изобретательской деятельности, которая может создавать общественную полезность»^[9].

Следует заметить, что обозначенные выводы Т. Джефферсоном в течение двух последующих столетий неизменно определяют господствующий^[10]

подход американских ученых и правоприменителей к интерпретации институтов исключительного права. Так, например, при рассмотрении дела Graham v. John Deere Со 1966 г. Верховный суд США констатировал со ссылкой на Томаса Джефферсона как основателя американского патентного права, что исключительное право является «специальной законной привилегий, оправдываемой исключительно тем, что такая монополия на изобретение служит интересам общества».

• [1] Антимонов Б. С., Флейшиц Е. А. Изобретательское право. М., I960. С. 20.
• [2] Пиленко А. А. Право изобретателя. М., 1902—1903.
• [3] См.: Там же.
• [4] МасМир F. An economic review of the patent system: study of the subcommittee on patents, trademarks, and copyrights of the committee on the judiciary. URL: https://mises.org/etexts/patentsystem.pdf.
• [5] См.: Пиленко А. А. Право изобретателя. М., 1902—1903.
• [6] Machlup F. An economic review of the patent system: study of the subcommittee on patents, trademarks, and copyrights of the committee on the judiciary. URL: https://mises.org/etexts/patentsystem.pdf.
• [7] См.: Пилепко А. А. Право изобретателя. М., 1902—1903.
• [8] Francis XV., Collins R. Cases and Materials on Patent Law: Including Trade Secrets —Copyrights — Trademarks. St. Paul, 1987. P. 92—93.
• [9] Mossof A. Who cares what Thomas Jefferson thought about patents: reevaluating thepatent «privilege» in historical context. URL: http://papers.ssrn.com/sol3/papers.cfmVabstract_id=892 062.
• [10] В американской литературе, равно как и в прецедентной практике, можно встретитьи проявления естественно-правового подхода. Вместе с тем он не играет значимой ролив американской правовой системе.