Персонификации зла. 
Психология

Стало модным морализировать по поводу каждодневной свирепости нравов. Некая молодая женщина, проходя мимо питейного заведения, зашла опохмелиться. Реализовав задуманное, она пошла вон, забыв на буфетной стойке урну с прахом своей матери. Другая особа, веселясь в компании, почувствовала родовые схватки. Она удалилась в соседнюю комнату, произвела на свет дитя, выбросила в мусоропровод и вернулась к собутыльникам. Сын, обидевшись на мать, до смерти забил ее ногами. Выродки или обыкновенные персонификации зла?

Итальянский психолог Чезаре Ломброзо усматривал криминальные наклонности в самых характерных чертах, которые передаются по наследству. Часто предлагают уничтожать убийц. Рождается вроде вполне разумная позиция. Убийцу не перевоспитаешь. Он преступник по тайне рождения, и поэтому его надо истребить. Между прочим, в совмещении этих двух рассуждений здравый смысл как раз и отсутствует. Современные открытия в области философской антропологии заставляют человеческое сообщество с большим вниманием отнестись к этой проблеме. Если у нас есть право убивать тех, кто рожден стать убийцей, стало быть, грань между людьми оказывается абсолютно незаметной. Одни убивают потому, что для этого пришли в мир, другие — по той причине, что таким людям лучше не жить…

Шизоидный гуманизм не так прост. Он вовсе не продиктован стремлением всегда, при любых обстоятельствах хорошо выглядеть. Природа задала нам мучительную загадку. Мы действительно начинаем догадываться, что среди нас есть нелюди. Но мы еще не знаем, как быть с этим открытием. Конечно, можно полагать: раз они не такие, как мы, надо их уничтожить. Однако не исключено, что это голос той же самой криминальной крови.

Иной сразу выразит недоумение: что тут особенного? Так было всегда. Разве толпы в Древнем Риме не рукоплескали, когда гладиаторы убивали друг друга? Не доставляло ли язычникам неизъяснимое блаженство, когда первых христиан, завернутых в промасленные ткани, превращали в пылающие факелы? Человеческая жизнь в истории редко представляла собой особую ценность.

Миг современности и пласты вечности. Мы вглядываемся в пучины истории. Мы вызываем в сознании образ древней прародительницы. Ищем изображение человеческого лица в наскальных рисунках, в миниатюрах иссохшего пергамента. Во фресках величественной усыпальницы фараона. Мы разглядываем предметы утвари, орудия погребения, украшения. Вот он человек…

А это кто же? Кровная месть метит жертвы. Еще живых, дышащих засыпают землей. Пленников бросают в пламя. По сигналу хана неугодным переламывают позвоночник. Потом кошмарное изобретение — гильотина… Окровавленная голова вызывает восторженный рев толпы. Изощренные пытки в подвалах. Фабрики смерти. Убийство, поставленное на конвейер. Цивилизованное зверство, не имеющее аналогов в истории…

В сознании психологов давно возникла смутная идея: не проникли ли в людское сообщество некие человекоподобные существа? Нет ли среди нас чудовищ в человеческом обличье? Человек необъясним, загадочен. У некоторых, возможно, нет ни совести, ни сострадания. В психике этих людей врожденный изъян. Схваченные на месте преступления, они не понимают, чем так обескуражены люди. Возможно, так вел бы себя волк, если бы его судили за съеденных зайцев. Он, вероятно, признал бы: да, нападал и терзал жертвы. Да что тут необычного?

Поначалу философы задались вопросом: была ли совесть, например, у древних греков? Потом Георг Гегель поставил диагноз душегубам: «морально невменяемы». Пушкин напишет об одном из таких персонажей, «что он не ведает святыни, что он не помнит благостыни…» Недавно 15-летний мальчишка сказал своей 12-летней подруге, что очень ее любит, и потребовал половой близости. Приятельница отказала, и тогда он ее задушил. Здесь как-то причудливо смешались две шекспировские трагедии. И снова рождается предположение в духе Ч. Ломброзо: среди нас живут монстры, которые действительно лишены совести. Потому что они не люди. У них совсем иная родословная.

Среди психологов обсуждается новая версия. Оказывается, неандерталец вовсе не является прямым предком человека. Эволюционная нить живого и разумного много раз прерывалась. Путь к мыслящему человеку не раз оборачивался тупиком. Российский историк и социальный психолог Б. Ф. Поршнев (1905—1972) считал, что человека как единого вида попросту не существует. Внутри людского скопища по крайней мере два совершенно разных подвида. Они отличаются противоположными психогенетическими комплексами. Подавляющее большинство — это стадо. Остальные хищники…

Согласно этой теории, человек был неплохо укоренен в природе, но он не занимался хищничеством. Однако внутри предчеловеческого рода произошла какая-то катастрофа. Мы не знаем ее природы. Получилось так, что человекообразные животные стали поедать себе подобных. Сформировался хищный вид — сверхживотное. Это предки первоубийц и людоедов. К ним примкнули агрессивные приспособленцы. Они стали подражать сильным животным, которые не знают ни угрызений совести, ни жалости, ни нравственных терзаний. Жестокость и хитрость — вот их козыри… Но это еще не весь «человейник». Два других нехищных подвида несли в себе «укорененность в природе». Отвержение насилия было для них врожденным инстинктом.

Перечитаем Ф. Ницше и обнаружим, что он, оказывается, еще в прошлом веке описал эти поведенческие оттенки у людей. Он отметил стадное поведение большинства людей и бросающуюся в глаза хищность властителей. В чем тут прозрение? Можно предположить, что и в современном человечестве существуют люди с противоположными психофизиологическими генотипами. Власть — это обнаружение хищного поведения.

Итак, среди пас есть морально невменяемые люди. Их не переделать и не перевоспитать… Они рождены для убийства. Каждый из них приговорен «чикотилить». Такое «открытие», сделанное Ницше, Ломброзо и другими исследователями, откровенно обескураживает. Оно заставляет нас менять ориентиры. Ужесточение наказания не приводит к уровню снижения преступности. На самом деле именно так нарождаются новые нехристи. Как быть? Сразу возникает естественное желание улучшить человеческую природу. Может быть, проще выявить этих нелюдей еще до того, как они совершили преступления, и отстрелять их? Борис Диденко в книге «Хищная власть. Зоопсихология сильных мира сего» предлагает именно такой путь. Он даже показывает, что некоторые народы, которые бессознательно прошли этот путь, уже близки к благоденствию.

Как-то по случаю попал на телепрограмму «Национальный интерес». Размышляли о тоталитарных сектах. Люди традиционно верующие пламенно рассуждали о духовности, время от времени выкрикивая: «Голову таким надо отрывать!» Я поинтересовался: как совместить духовность с раскалыванием черепов? Мне пояснили: духовность можно внедрить только насилием. Пример тому — инквизиция…

Выходит, человек, как ни крути, во всех своих ипостасях — убийца… Но, может быть, поискать иные пути? Если мораль — редчайший феномен, то как должны поступать люди, а не сверхживотные, которые вообще лишены нравственности? Может наконец осознать, какую огромную роль в судьбе человечества играет нравственность? Если она будет попрана, люди превратятся в стадо. Все святыни будут утрачены.

Между тем мы живем в обществе, где мораль все чаще оказывается ненужным реликтом. Обсуждая преступные деяния политиков, мы толкуем об их целесообразности. Обосновывая рыночные отношения, одновременно насаждаем хищничество. Анализируя политические события, охотно отвлекаемся от нравственных оценок. Сугубо взыскательного человека, слушающего голос совести, считаем чудаком. Может быть, мы становимся заложниками сверхживотных?

Те, у кого есть совесть, должны наконец осознать свое кровное родство. Без такого сплочения человечество может погибнуть. Только что с экрана слетела чудная фраза: «Вокруг столько жестоких людей, я бы их всех поубивала!».

Тем, кто способен убить собственное чадо, общество вряд ли может чемлибо помочь. Однако разрастающийся синдром истребления жизни важно осознать. Только в этом случае можно искать спасительные рецепты. Сегодня феноменология жестокости волнует специалистов разных профилей — танатологов^[1], психологов, психоаналитиков, культурологов, социологов и философов.

• [1] Танатология — дисциплина, изучающая проблемы смерти.