К представителям данной концепции относятся Беркли, Юм, Кант, Шопенгауэр и другие философы, которые полагают, что прекрасное никоим образом не может иметь объективную природу, так как мир, в котором живет человек, либо не существует вовсе, либо существование мира весьма сомнительно, а потому все, с чем встречается человек в своей жизни, есть эпифеномен его собственного сознания. Поэтому под прекрасным, собственно как и под безобразным, понимаются внутренние переживания самого человека, которые и обуславливают собой эстетический накал чувственных ощущений. Подобное отношение к субъективной природе прекрасного мы находим, например, в четверостишье Б. Пастернака, который говорит о том, что…
И сады, и пруды, и ограды, И кипящее белыми воплями Мирозданье — лишь страсти разряды, Человеческим сердцем накопленной.
Оригинальную, но все ту же субъективную трактовку прекрасного мы находим у Канта, который дает определение прекрасному как тому, что представляется объектом всеобщего удовольствия. Однако при более пристальном рассмотрении мы обнаруживаем, что удовольствие, по Канту, должно оставаться «незаинтересованным». Как же истолковать этот загадочный кантовский термин?
В понятие «незаинтересованный» философ вкладывает не только свободу от практического использования прекрасной вещи, но, что самое важное, полное равнодушие к тому, существует или не существует на самом деле сама вещь, вызывающая у наблюдателя эстетическое переживание. Иначе говоря, эстетический восторг, по Канту, не только рассматривается изолированно от вещи, его возбуждающей, но даже и совсем в этой вещи не нуждается. А раз так, то не может быть никакой речи о практической пользе от предмета, возможная иллюзорная природа которого делает его бесполезным. Прекрасным становится то, что нравится само по себе, что имеет цель в самом себе, а не является средством для удовлетворения практических целей.
Общий вывод здесь может звучать так: субъективно определяемое прекрасное характеризуется свойством независимости от существующего или несуществующего мира и его полной бесполезности в нем. Автономность прекрасного от всякой пользы и целесообразности становится гарантом его подлинности.
