Преодоление историзма. 
Введение в теорию истории

Влияние историзма на немецкую историческую науку стало стремительно падать после Второй Мировой войны. Науке становилось все труднее реконструировать прошлое, используя традиционные методы, взгляды и принципы немецкого историзма, потому что старый подход принуждал историческую науку к вытеснению (Verdrangung) и игнорированию насущных проблем современности. Реакцией на подобную ограниченность исторической науки стало появление принципиально новых направлений, так называемых социальной, структурной и понятийной историй, а также, возникшей в рамках школы «Анналов», истории ментальностей.

Большую роль в историографической революции в Германии сыграл ретроспективный взгляд на проблемы двух мировых войн и на экономический кризис 1930;х гг., который и заставил историков рассматривать развитие общества в XX в. в рамках социальных структур или в социально-экономическом контексте. Поворотным пунктом при этом стала публикация в 1961 г. книги Фритца Фишера (Fritz Fischer) «Хватка мировой державы» («Griff nach der Weltmacht»), в которой автор показал, что Германия вполне сознательно развязала мировые войны, которые поддерживались самыми широкими слоями населения и преследовали как политические, так и экономические интересы, сформулированные задолго до начала войн.

В книге Фишер занимается не только политическим анализом ситуации в Германии, а обращается к исследованию как социальных, так и экономических факторов, что позволило ему открыть существующее в Германской империи несоответствие между современной экономикой и отсталой социальной и политической структурой страны. Таким образом Фишер одним махом «опрокинул» не только стандартную аргументацию историков, касающуюся причин двух мировых войн, но и господствующие в исторической науке методы исследования немецкого прошлого.

В 1960;х гг. в Германии утвердило себя новое поколение историков, среди которых особо выделялись, тогда еще молодые, историки Ганс Ульрих Велер и Юрген Кокка, которые исходили из принципа, что социальная история — не просто часть всеобщей истории, а такой ее аспект, в котором должна интерпретироваться вся история человечества. Благодаря социальной истории теперь на передний план и не только у философов, но и у историков, наконец-то, выдвигаются долговременные процессы, а также история структур, практикуется метод рассматривания исторических феноменов в их социально-экономической взаимосвязи.

В 1970;х гг. эти историки получили возможность издавать свой журнал «История и общество. Журнал для исторической социальной науки» («Geschichte und Gesellschaft. Zeitschrift fur historische Sozialwissenschaft»). Журнал позже обращается не только к социально-экономической, но и к антропологической тематике, а также к проблемам повседневной истории и истории протестных движений.

В работе «Социальная история: понятие — развитие — проблемы» Юрген Кокка, указывает на причины, сделавшие возможным такое долгое господство идей и методов историзма в немецкой науке. Причины эти, по его мнению, заключались в том, что:

• • анализировать политическую историю государства и действия конкретных людей было намного легче, чем заниматься открытием анонимных структур или заниматься описанием над-индивидуальных процессов и исследованием коллективных действий, т. е. действий социальных классов, групп и слоев;
• • демонстрировать преданность государству и игнорировать революционные тенденции было проще и легче, чем обращаться к исследованию горячих тем, о которые можно было и «обжечься», как, например, темы марксизма, проблем эмансипации социальных меньшинств, а также истории рабочего движения;
• • применять индивидуально-герменевтический подход к описанию прошлых событий было привычнее, чем совершать рискованные методологические повороты и эксперименты^[1].

Подводя итоги анализу классического историзма, мы сегодня выделяем, прежде всего, его неоценимую заслугу в обосновании исторического метода, а также высоко оцениваем его стремление объективно описать прошлое, т. е. изобразить его, говоря словами Ранке, таким, «каким оно действительно было».

Можно, конечно, утверждать, что вера историзма в возможность объективного познания прошлого была наивной, но этот наивный объективизм — идеал и современного историка. Историк нуждается в исследовательских идеалах точно так же, как и любой человек нуждается в этических, потому что они для него выполняют роль ориентиров.

Историзм вооружил историка не только исследовательскими методами, но дал ему и исследовательские идеалы. И не случайно слова «идеал» и «идея» родственные. Идеи, действительно, играли исключительную роль в истории историзма, который, необходимо заметить, был не чисто немецким явлением, а, скорее, интернациональным феноменом. К историкам эпохи историзма принадлежат также итальянец Бенедетто Кроче (Benedetto Croce) и уже не раз нами упоминаемый англичанин Робин Джорж Коллингвуд.

И в советской историографии существовало понятие «историзм», но как «марксистский историзм», понятие, которое имело все-таки, совершенно другое значение. В советской исторической науке, как правило, под историзмом понимался «принцип подхода к действительности как изменяющейся во времени, развивающейся»^[2]. Сам Маркс при жизни даже и не подозревал, что он станет основателем марксистского историзма. Таковым он стал после смерти. Советское понятие «историзм» подкреплялось еще и ленинской цитатой, требующей от историка «не забывать основной исторической связи, смотреть на каждый вопрос с точки зрения того, как известное явление в истории возникло, какие главные этапы в своем развитии — это явление проходило, и с точки зрения этого его развития смотреть, чем данная вещь стала теперь»^[3]. В советской историографии историзм, таким образом, обозначал общий принцип развития. Но было бы ошибкой считать, что до Ленина историки не понимали, что они должны воспринимать исторические явления в развитии. Историки это прекрасно понимали и осознавали и до Ленина, который здесь, вообщем-то, повторил общеизвестные вещи. При этом цитата Ленина создает иллюзию, как будто бы историк не имеет никакого отношения к определению как «основой исторической связи» в истории, так и конкретных этапов развития исследуемого им исторического объекта. Кроме того, Ленин явно принуждает историка следовать установленной кем-то «основной связи».

К сожалению, именно это понимание историзма, как единственно возможное, доминировало в историческом мышлении советских историков. Немецкий историзм, однако, исходил из совершенно других предпосылок и был, по сути, совершенно другим понятием.

Основы классического — немецкого — историзма стали подрываться еще в XIX столетии. Этому содействовали не только исторические теории Карла Маркса и Макса Вебера, но и разгоревшаяся в конце XIX в. внутри цеха историков методологическая дискуссия, которую позже стали называть по имени ее главного инициатора Карла Лампрехта (1856—1915) — «Лампрехт-спор» (Lamprecht-Streit), В XX в. наступление на историзм продолжила школа «Анналов», к которой принадлежали, сгруппировавшиеся вокруг журнала «Анналы социальной и экономической истории» (коротко «Анналы») историки. К основателям этого журнала принадлежал известный французский историк Марк Блок, которого мы здесь никак не можем обойти вниманием.

• [1] Коска J. Sozialgeschichte. Begriff — Entwicklung — Probleme. Gottingen, 1977.S. 51—59.
• [2] Данное определение историзма взято из Советского философского словаря 1983 г.
• [3] Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Т. 39. С. 67.