Политическая власть и ее духовные основы
По политологии, отечественная и зарубежная, изобилует различными определениями власти. Б. Рассел, например, понимает ее как производство намеренных результатов. Г. Саймон усматривает наличие власти «Л» над «В» в случае, если «Л» определяет поведение «В». В словаре В. И. Даля власть определяется как право, сила и воля над чем-то, свобода действий и распоряжений; начальствование; управление… Читать ещё >
Политическая власть и ее духовные основы (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
Политическая власть, ее эффективность и легитимность
Трудно переоценить значение политической власти в жизни общества. В ней — смысл политической деятельности, и никто не может остаться от нее в стороне: всех людей государство делит на властвующих и подвластных. В каждой из ее ветвей — законодательной, исполнительной и судебной — обнаруживается политическая составляющая. Можно не заниматься активной политической деятельностью, но нельзя уклониться от всепроникающего воздействия государственных институтов, нельзя не иметь того или иного отношения к ним и никак это отношение не выражать. Так что вполне естественно, что понятие это занимает одно из центральных мест в политической науке.
Природа, ресурсы и функции политической власти
Литература
по политологии, отечественная и зарубежная, изобилует различными определениями власти. Б. Рассел, например, понимает ее как производство намеренных результатов. Г. Саймон усматривает наличие власти «Л» над «В» в случае, если «Л» определяет поведение «В». В словаре В. И. Даля власть определяется как право, сила и воля над чем-то, свобода действий и распоряжений; начальствование; управление; в малом энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона — как господство чьейлибо воли над лицами и вещами. Во всех этих подходах нетрудно, однако, увидеть и нечто общее. И производство намеренных результатов, и обладание возможностью определять поведение других предполагает существование отношений подчинения, целенаправленного и в той или иной мере достигающего цели воздействия. Можно, таким образом, рассматривать власть как отношения подчинения. Соответственно, политическую власть можно определить как отношение подчинения в политике1. Рассматривая ее в управленческом ракурсе, можно сказать, что политическая власть есть прямое воздействие субъекта политического управления на объект или совокупность функций политического управления, через которые управляющие воздействуют на управляемых, подчиняют их себе, используя для этого государственный механизм.[1]
Как всякая власть одних людей над другими, политическая власть может иметь различные ресурсы, трактуемые обычно как совокупность средств, использование которых обеспечивает субъекту возможность властвовать. Существуют различные подходы к их классификации, в том числе — по сферам общественной жизнедеятельности, содержащим соответствующие ресурсы: экономический, социальный, культурно-информационный, силовой, демографический. Существует также инструментальный подход, позволяющий структурировать сами средства подчинения.
Самый примитивный ресурс — грубая сила, применение или угроза применения которой составляет основу физической власти, прямого насилия. Такой может быть деспотическая власть отца семейства, власть уголовного преступника над его жертвами. Сама по себе эта власть политической не является, но становится таковой, когда к методам прямого насилия по отношению к социальным группам прибегает государство.
В современном, постоянно усложняющемся мире способность человека подчинить себе других людей все больше зависит от его умственных способностей. Интеллектуальная власть бывает порой куда более эффективной, чем грубое насилие. Даже в уголовном мире авторитет главаря определяется зачастую не столько его физическими данными, сколько способностью спланировать безнаказанное преступление. И государственному чиновнику знания и опыт дают порой больше, нежели формальные должностные полномочия.
Еще один источник власти связан с психологией человека. Психологическая власть позволяет определять поведение людей на иррациональном уровне индивидуального и общественного сознания. Возможности такого рода влияния, надо полагать, существенно шире, чем это обычно представляете я, а используются они нередко в противовес доводам рассудка, в порядке компенсации недостатка интеллектуальной власти.
Власть человека над другими людьми может быть связана и с его нравственным превосходством. Это прекрасно понимают, как правило, люди, преследующие безнравственные цели. Облекать государственное принуждение в добродетельные упаковки учил государей еще Н. Макиавелли. И все-таки моральная власть, апеллирующая к справедливости, честности, долгу и другим нравственным ценностям, более эффективна в тех случаях, когда ее обладатель способен служить в этом отношении примером для других.
Физические, интеллектуальные, психологические и нравственные возможности человека можно считать базовыми, исходными ресурсами принуждения. Эти ресурсы индивидуализируемые, ими человек может обладать самостоятельно, без видимой зависимости от других людей. Но общество предоставило ему и целый ряд дополнительных, сугубо социальных источников, которые многократно умножают возможности доминирования.
Наверное, наиболее древний из них — богатство, в том числе и деньги, с помощью которых можно купить все остальные ресурсы. В этом случае говорят об экономической власти. Такую власть имеют собственник-работодатель над наемным работником, владельцы мощных корпораций над своими более слабыми конкурентами, хозяин жилого дома над квартиросъемщиком.
Расширение сферы применения власти, усложнение общественных процессов обусловливают возрастание роли взаимодействия между теми, кто вовлечен в управление людьми. Индивидуальные возможности и богатство отдельно взятого человека все чаще отступают на второй план перед хорошей организацией дела. Организационная власть может становиться решающим фактором подчинения людей, если речь идет об управлении сложными социальными организмами. Именно она делает столь влиятельными бюрократические структуры не только в государстве, но и в современных гигантских экономических корпорациях, в крупных общественных организациях. Не случайно в последние годы повсеместно, у нас и на Западе, отмечается тенденция роста влияния директоров, зачастую оттесняющих собственников от власти на своих предприятиях.
Сегодня нельзя, наконец, не учитывать и такого источника власти, как владение информацией, ее сокрытие и воздействие через нее. Информационная власть все больше вторгается во все сферы общественных отношений, приобретая в некоторых случаях самодовлеющее значение. О средствах массовой информации давно заговорили как о «четвертой власти», хотя на самом деле не бывает независимых СМИ, служащих интересам тех, кто их содержит. Меньше обращается внимания на циркулирование информации внутри бюрократических структур, фильтрующих ее на пути и к элитам, и к массам, а также на информационные барьеры, создаваемые силовыми и прочими секретными ведомствами. Все это — тоже информационный ресурс власти, возможности которого вряд ли уступают потенциалу СМИ.
Во второй половине XX столетия появилось понятие «гибкой власти» (soft power) — использование информационного ресурса для продвижения в массовое сознание социальных ценностей, обеспечивающих добровольное подчинение общества властвующему субъекту. Стратегию «гибкой власти» связывают с именем декана Школы управления им. Дж. Кеннеди в Гарвардском университете, бывшего председателя Национального совета по разведке и заместителем министра обороны США Дж. Ная. Ее активно применяют сегодня в международных отношениях.
В конкретных ситуациях в той или иной мере бывают задействованы все источники власти, особенно если речь идет о власти общественных группировок. Тем более, когда она осуществляется с использованием такого сложного и масштабного механизма, каким является государство, приобретая тем самым характер политической власти. Не располагая никаким собственным специфическим ресурсом, политическая власть способна через государство таким образом интегрировать и задействовать все другие, что конкурировать с ней никакая иная власть не в состоянии. Это специфическое свойство политической власти называют полиресурсностью, за счет него она и выполняет свои основные функции.
Рассмотрим функции политической власти при разделении властей. Любая власть, политическая в том числе, неотделима от управления. Следуя принятой в теории управления классификации и не вдаваясь в имеющиеся, несущественные в данном случае разногласия, можно укрупненно сгруппировать их в четыре основных функции — принятия решений, организации, регулирования (контроля сверху, надзора) и учета. Нетрудно видеть, что эго, за исключением учета, — основные функции выхода политической системы по Г. Алмонду. Особого разговора заслуживает лишь функция учета, которая ни в теории управления, ни в политической науке в качестве самостоятельной функции, как правило, не рассматривается.
В ходе эволюции человечество сформировало и соответствующие этим функциям организационные формы, специальные институты:
- — принятие решений — государь, диктатор, аристократия, хунта, парламент;
- — организация — исполнительная власть, администрация; регулирование — арбитраж, суды, репрессивные органы;
- — учет — статистические ведомства, социологические службы, аналитические центры.
В странах с развитым демократическим механизмом первые три института разведены как относительно самостоятельные ветви власти. Их независимость стала одним из основополагающих принципов функционирования большинства реальных политических систем и закреплена в соответствующих конституциях.
Разделение властей, достоинства которого на практике подтверждены в истории, имеет под собой и серьезное научное основание. Еще в XVIII в. известный французский мыслитель эпохи просвещения Ш. Л. Монтескьё сделал вывод о необходимости такого порядка, при котором законодательная, исполнительная и судебная власти, будучи относительно независимыми, «могли бы взаимно сдерживать друг друга»1.
Интересно, что принцип разделения властей в том виде, как он представлен у Монтескьё, имеет одну примечательную особенность, на которую мало обращают внимания. Говоря о трех родах власти — законодательной, исполнительной и судебной, — под исполнительной властью он подразумевал ветвь, ведающую вопросами международного права, а вовсе не вертикальный «приводной механизм».
Из потребности общества в «сдержках и противовесах» как противоядии от узурпации политической власти выводит необходимость разделения властей и основная часть современных политологов.
Дело, однако, не только в этом. Хотя Г. Алмонд выводит функции из институтов, в реальном эволюционном процессе все происходит, по-видимому, наоборот: институты постепенно формируются под социально необходимые функции. И в разделении властей нетрудно обнаружить реализацию более общего принципа разделения функций управления.
Не случайно нечто подобное наблюдается и в технических, и в биологических объектах. В современных же сложных общественных системах попытка любой из ветвей власти занять доминирующее положение,[2]
«подмять» нод себя другие ветви неизбежно приводит, в случае успеха, к ослаблению последних и завершается, в конечном счете, потерей управляемости. В этом отношении весьма поучителен пример советской власти: замахнувшись поначалу на всевластие, советы как органы народного представительства не справились с управлением и оказались в плену у исполнительных органов, а возобладавшее в результате всевластие бюрократии, исполнительной власти завершилось крахом самой системы.
С различием политических функций связана востребованность различных типов людей, исполняющих соответствующие политические роли. Чтобы хорошо выполнять обязанности депутата, важно быть коммуникабельным, внушать доверие людям, уметь проникнуться их интересом и отстаивать свою точку зрения. В итоге депутат неизбежно оказывается идеологически сориентированным, что находит организационное выражение в формировании в парламентах депутатских групп, фракций, блоков, а также эмоционально заряженным, демонстрирующим определенную степень агрессивности в публичных дебатах и в выступлениях в парламенте. Чиновник же должен, прежде всего, хорошо знать свой участок работы и быть профессиональным управленцем, агрессивный же тон его сообщений на совещаниях в большинстве случаев выглядел бы неуместным. От судьи требуется знание законов и развитое чувство справедливости. Проявление идеологических пристрастий, формирование политических группировок в работе как администрации, так и правоохранительных органов просто недопустимо.
В то же время функция учета играет особую, еще недостаточно осознанную роль в управлении обществом. Ее смысл — в формировании адекватного представления о ситуации, необходимого при осуществлении всех остальных функций власти. Вне правильного и своевременного учета решающих факторов управления, без знания и понимания того, что происходит в обществе и в самих структурах власти, невозможны ни принятие грамотного решения, ни оптимальная организация его исполнения, ни эффективный контроль.
Главное, ради чего осуществляется учет, — выявление истинного положения дел и прогноз последствий политического решения или действия. Критерий же истины — практика. Она и является главным критерием эффективности учета, подтверждая или опровергая выводы аналитиков. Отсюда же — требования к их профессиональной подготовке. И так же как в структурах исполнительной и судебной власти, здесь противопоказаны идеологические пристрастия и политическая ангажированность. Более того, в отличие от государственного чиновника трех перечисленных ветвей, аналитик в своей исследовательской деятельности должен быть свободен от пристрастия по отношению не только к партиям или отдельным личностям, но и к самому государству, к его решениям и законам. Иначе он будет искать не истину, а обоснование установленного порядка. Значит, лучше, чтобы аналитик чиновником не был.
Именно последнее обстоятельство упускает из виду значительная часть современных российских политиков, привычно предпочитающая пользоваться услугами «лично преданных», идейно близких либо просто зависимых консультантов. Заметно и стремление органов государственной власти опереться на аналитическую поддержку собственных чиновников. Отсюда — неизбежные просчеты в оценке ситуации и прогнозировании событий.
Разумеется, полностью разделить ветви власти можно только в абстракции. Это связано со многими причинами, и в первую очередь, — с невозможностью на практике полностью разграничить функции управления. Каждая из ветвей власти по необходимости осуществляет весь набор этих функций в соответствии с главным своим предназначением. Законодатели не могут ограничиться принятием решений: они должны обеспечить исполнение определенной их части хотя бы в пределах самоорганизации с участием собственного исполнительного аппарата; значительная часть решений, так называемых подзаконных актов, не может не приниматься в недрах исполнительной власти и т. д.
Невозможно, но-видимому, полностью избежать и взаимного вмешательства ветвей власти в дела друг друга. Например, во всех странах с развитым демократическим механизмом законодательным органам предоставлена возможность контролировать исполнение принимаемых ими решений. Распространение права на деятельность депутатов и чиновников ставит тех и других в зависимость от правоохранительных органов. Все это неизбежно порождает конфликты, которые, однако, в стабильных политических системах введены в жесткое правовое русло и не приобретают характера опасных для общества политических катаклизмов.
Абсолютизировать разделение властей нельзя и потому, что, но природе своей, в конечном счете, власть едина. В одной системе не могут долго сосуществовать два независимых субъекта управления.
Исторический опыт, в том числе и опыт двоевластия в России 1917 г.1, свидетельствует о том, что это общее правило справедливо и для общественных систем. С марта по июль 1917 г. в России фактически функционировало два независимых института государственной власти: Советы и Временное правительство. В октябре же произошла революция, в результате которой власть перешла к Советам.
Реальная мера и границы разделения властей, обеспечивающие стабильное и эффективное управление обществом, вырабатываются исторической практикой.