Телевидение — опиум для народа, опиум для умников — интернет

Артемий Троицкий, российский журналист Если бы выборы были в интернете, мы бы выиграли любые выборы.

Сергей Кириенко, российский политик Интернет — колоссальная свалка сегодняшней истории, архив неселекционировапных материалов. Это архив, лишенный памяти.

Михаил Ямпольский, российский культуролог Информация сама по себе, даже помимо секса, становится чем-то вроде наркотика для маньяков Сеги.

Станислав Лем, польский писатель и философ Мы тонем в информации и задыхаемся от нехватки знаний.

Джон Нейсбит, амеркианский ученый Компьютерные технологии могут вам положить в постель любого мужчину, а мне любую женщину.

Дмитрий Аяцков, российский политик Новые электронные средства коммуникации превращают мир в подобие глобальной деревни.

Маршалл Маклюэн

Грехи интернета можно перечислять еще долго. Однако заметим, что озабоченность Президента России подчиненным и зависимым характером основных доменов и серверов, действующих в России, небезосновательна. Учитывая нынешние возможности мастеров хакерских атак, опасности несанкционированного проникновения в те сектора Сети, которые имеют отношение к безопасности государства и его обороне, не выглядят фантастикой. Достаточно вспомнить о существовании некоего таинственного самопровозглашенного подразделения «Киберберкут», способного «вынуть» любой документ и любую запись из недр Сети. Показательны примеры Эрика Сноудена и Джулиана Ассанжа, которые продемонстрировали человечеству то, о чем все и так догадывались: все мы находимся «под колпаком Всемирной Сети». Выход из ситуации был подсказан Владимиром Путиным: размещать на территории нашей страны серверы крупнейших российских интернетресурсов, решая тем самым вопрос отечественной кибербезопасности.

Попытки навести в интернет-сфере хотя бы относительный порядок многими либералами воспринимаются как атаки на свободу слова и информации. Особенно болезненна реакция блогерского сообщества, которое чувствует себя в коммуникационном пространстве Сети достаточно свободно и в то же время безответственно. И это также одна из морально-психологических издержек присутствия интернета в отечественном коммуникационном пространстве.

В 1948 г. Джордж Оруэлл предсказал, что в 1984 г. большинство людей на Земле будут находиться под неусыпным оком «Большого Брата». Писатель дважды ошибся. В реальности это произошло позже. И к всевидящему оку (то есть к телевизионным камерам) добавилась еще и электронная слежка за всеми способами и каналами людского общения. Показателен рекламный лозунг, размещенный недавно в интернете: «Социальные сети: узнать все про всех!».

В нынешней ситуации тотальных информационных потоков вопрос заключается не только в качестве распространяемых сведений, аутентичности суждений, высказываний или достоверности приводимых фактов, но еще и в идентификации их источников. Здесь и возникает одна из главных коллизий в функционировании интернета как коммуникационной среды. Она связана с проблемой авторства. Точнее, невозможности его стопроцентного установления. Для журналистского сообщества — это ключевой вопрос в профессиональном самоощущении. Любой корреспондент газеты или радио, не говоря уже о телевидении, всегда желает видеть свой материал в полосе или в эфире с указанием на то, кто является его автором. Лишь в том случае, если в одном выпуске газеты публикуются два (три) текста одного и того же автора, то они, как правило, подписываются соответствующими псевдонимами журналиста. В электронных СМИ журналисту просто невозможно «скрыться» за псевдонимом. В одном случае «выдаст» речь и голос (радио), в другом — сама внешность журналиста (телевидение). В сетевых ресурсах все главным образом наоборот: вместо имени и фамилии тексты подписываются «никами». Но даже если читатель видит в конце статьи подпись Саши Иванова, то это вовсе не означает, что ее написал реальный Саша Иванов. Поэтому в уважающих себя интернет-ресурсах статьи принято сопровождать мини-фото их авторов. Но и это не гарантия достоверности авторства, так как фото может запросто оказаться фейком.

В современной медиасреде сегодня набирает силу такое явление, как блогерство. Под блогом следует понимать веб-сайт, содержание которого составляют регулярные записи. Могут добавляться в блог и различные изображения. Совокупность блогов принято именовать блогосферой. По сути, блог — это личный дневник его автора, выложенный в публичное виртуальное сетевое пространство. Фактически это технология выражения личного мнения кого угодно и по какому угодно поводу — от проблемы ожирения до событий в Сирии. Апологетам блогерства, считающим подобный вид литературной активности некой разновидностью современной журналистики, стоит напомнить о том, что первым в истории СМИ блогером был именно тот неизвестный молодой человек, который в деревне Гадюкино проходя мимо высокого соседского забора написал на нем мелом неприличное слово. А за забором оказались… дрова. Так что уже на заре блогерства возникло явное несоответствие вербальному потоку, извергаемому теми, кто именует себя «блогерами», и реальностью, из которой подобные «авторы» текстов черпают свое вдохновение. По общероссийской статистике 95% блогеров составляют жители городов, чье население превышает 1 млн человек. А из этого количества 80% блогерствующих приходится на Москву и Санкт-Петербург.

Несмотря на скепсис автора данного учебника в адрес такого явления интернетной «журналистики», как блогерство, следует отметить характерные черты блога как некой технологической возможности коммуникации. Таковыми являются:

• • возможность существования в режиме онлайн;
• • техническая возможность получения отклика на опубликованные материалы (посты);
• • публикация материалов в хронологическом порядке.

И. М. Дзялошинский считает возможным даже типолизировать блоги, характеризуя их следующий образом:

• • личный блог, который, как правило, называют «онлайновым дневником», в котором его автор излагает свои мысли, фото, записи по случаю и т. д.;
• • групповой блог, который посвящен преимущественно определенной тематике как сфере общих интересов;
• • коллективный блог, который открыт для общего редактирования^[1].

Заметим, что в немалой степени повышению авторитета блогерства как вида коммуникационной деятельности и своеобразной протоформы журналистики способствовал ряд законодательных инициатив от разных субъектов правовой деятельности, направленных на более четкое структурирование циркулирования информации в сетевом пространстве и повышение ответственности того и тех, кто подобную циркуляцию обеспечивает и осуществляет.

В частности, с 1 августа 2014 г. вступил в силу закон, который обязывает блогеров, имеющих определенный статус, в обязательном порядке регистроваться в соответствующих государственных структурах. Блогером исходя из принятого юридического акта считается любой интернет-пользователь, который действует в сетевом пространстве в статусе владельца сайта или страницы сайта в интернете, на которых размещается общедоступная информация и доступ к которым в течение суток имеют более трех тысяч пользователей. В реальной практике это означает следующее. Теперь не важно, с помощью какого сетевого инструмента блогер творчески самореализуется. Это может быть визитная карточка, блог, страница в социальной сети, канал на YouTube или что-то еще. В принципе, любой сайт с аудиторией более 3 тыс. посетителей в день и который можно назвать «персональным», относится к действию данного закона.

Для блогера в том случае, если его блог попадает под указанную количественную характеристику, наступает ответственность, которая предполагает соответствующие действия, начиная с официальной регистрации и заканчивая выполнением следующих обязанностей: проверка достоверности размещаемой информации; выполнение правил предвыборной агитации; нераспространение сведений о частной жизни граждан; нераспространение экстремистских материалов; обязательность указания возрастных ограничений для пользователей. Словом, делать то, что делают в обычной жизни зарегистрированные медиа, так как зарегистрированный блогер в соответствии с новыми поправками к Закону о СМИ как раз и становится тем самым СМИ, с которого можно требовать соблюдения юридических норм, а не только увещевать, апеллируя к морально-этическим установкам на порядочность и деликатность. На наш взгляд, наступившая ответственность как раз и является для большинства блогеров, понимающих свободу слова как безответственность, раздражающим фактором. Понятно, что им придется менять и модель поведения в Сети и проявлять большую осторожность и осмотрительность в своих высказываниях.

И вряд ли при новом законе станут возможными хамские высказывания блогера-выскочки Олега Кашина в адрес одного из руководителей субъекта Федерации Северо-Запада.

Что же касается авторства блогера, то отныне оно становится обязательным элементом его творческой деятельности на просторах Сети с необходимым публичным объявлением своего имени и своей фамилии, а также электронного адреса. Блогерская анонимность, конечно, сразу не сдаст собственные позиции, и пока еще не наблюдалась в информационной сетевой среде массового сеанса электронного именного «стриптиза» с раскрытием всех ников и псевдонимов. Что, несомненно, указывает на информационную необязательность большинства из тех, кто практикует блогерство как публичную творческую деятельность.

Подобная неопределенность и порождает скепсис в отношении достоверности той информации, которую традиционные СМИ, а вслед за ними и просто пользователи, получают из интернета. «Говоря формально, — замечает Норберт Больц, — раньше авторитет был источником информации, теперь информация — источник авторитета»¹. На этом медиалогическом парадоксе, в частности, основан и феномен Википедии — собрания сведений по всем отраслям знаний, имеющим формат электронной энциклопедии. Показательно, что дополнять ее разделы может любой пользователь интернета.

Подобный формат формирования базы знаний в Сети имеет очевидного информационно-организационного предшественника в виде таких учреждений культуры, как библиотеки. Но баланс позитивных возможностей интернета и негативных последствий его присутствия в современном медиапространстве можно считать установленным. И можно не сомневаться в том, что в ближайшей научной перспективе практика функционирования Всемирной сети предоставит обществу новые аргументы, которые можно будет приплюсовать к одному из двух возможных блоков доказательств.

Сегодня никто точно не может сказать, что есть Сеть интернет в нашей жизни. На наш взгляд, излишняя ее демонизация и безграничная вера в ее коммуникационные и креативные возможности приводит, с одной стороны, к очевидной деградации прежних форм восприятия культуры и искусства. С другой сторны, интернет оказывает деструктивное влияние на восприятие человеком окружающей реальности, предлагая собственную, виртуальную реальность взамен эмпирической действительности. Параллельно открываются вполне конкретные возможности по манипуляции обществом, группами людей, отдельными индивидуумами. Это в свою очередь лишает пользователей Сети возможности взвешенного, спокойного, аналитического отношения к тем проблемам, которые возникают в цивилизации и обществе. В конце концов, интернет просто-напросто воспитывает в людях, особенно в молодежи, информационное иждивенчество, приучает не думать, а «гуглить». Отсюда — всего один шаг до того момента, когда нынешнее поколение активных пользователей гаджетов поголовно будет именоваться «поколением большого пальца».

Абсолютизация возможностей интернета как информационной среды в настоящее время является массовой тенденцией, порождающей миф о тотальном присутствии WWW в социуме. Относительно России подобное суждение нуждается в коррекции с точки зрения статистических данных относительно как числа имеющихся в обиходе компьютеров, так и числа пользователей Сети интернет. Последний показатель по разным методикам оценки колеблется в пределах 30—50 млн человек. А к 2015 г. наиболее оптимистические сторонники Рунета прогнозируют рост показателя до 90 млн, что, на наш взгляд, не совсем корректно, так как в ряде случаев под понятие «пользователь» порою попадает индивидуум, который хотя бы один раз сидел у монитора компьютера и дотрагивался до клавиатуры ноутбука.

В нынешней ситуации чрезмерной веры в возможности Сети необходим трезвый и взвешенный анализ данного средства коммуникации в разных аспектах. Прежде всего, в историческом. Четко дав ответы на вопросы о том, как, кто и когда изобрел Сеть, какие информационные технологии стали возможными с ее появлением, мы получим солидный базис для взвешенной оценки состояния Всемирной сети. Например, тот факт, что основные мировые домены зарегистрированы на территории США, а трансатлантический траффик из России контролируется рядом европейских стран, и прежде всего — Швецией.

Влияние интернета на современную культуру во всех ее проявлениях — от блогерско-лигературного до музыкального — требует специального исследования, но уже сейчас на уровне беглого обзора мирового культурного контекста очевидно, что мы имеем дело с дискретно-произвольной моделью присутствия интернета в структуре цивилизации. К нему чаще всего обращаются тогда, когда появляется прагматическая необходимость получения определенных сведений, фактов, цифр, данных и т. д. И гораздо реже, когда речь идет о новых эмоциях и впечатлениях, связанных с художественным отражением реальности в культуре и искусстве. В лучшем случае, интернет здесь выступает в роли ретранслятора. В его недрах не создается новое, а хранится старое. Сеть не может стать источником смыслов и идей в силу ее онтологической анонимности, когда идентификация автора какого-либо текста может быть сымитирована. И в этом заключается одна из реальных угроз, исходящих от Сети, деформирующей культурное пространство в направлении размывания индивидуальности и информационного беспорядка, хаоса. Создаваемые программы и системы навигации, конечно, становятся неким возможным палиативом в лабиринтах русскоязычного интернета, но проблемы кардинально не решают. Для журналистов в этом контексте интернет лишь усложняет задачу создания в своих материалах адекватной картины реальности. Пожалуй, единственным преимуществом Сети перед всеми остальными техническими коммуникациями и источниками сведений является та скорость, с которой по сетевым маршрутизаторам журналист может передавать матриалы в редакцию своего СМИ. С не меньшей скоростью и оперативностью журналист может обратиться к базам данных, имеющимся в Сети, для того чтобы получить какую-либо срочную справку или проверить факты, сведения, биографические данные.

Однако особо доверять этим источникам не стоит. Так, в январе 2016 г. автор)' учебника предстояло написать статью к 80-летию со дня рождения известного ленинградского театрального режиссера Г. М. Опоркова. Статья должна была выйти ровно в день юбилея — 18 января. Однако, заглянув в ряд сетевых энциклопедий, автор обнаружил еще одну дату — 18 мая. Пришлось срочно обращаться к сотрудникам театра «Балтийский дом», которым когда-то руководил Г. М. Опорков, и только тогда окончательно выяснилась истина: день рождения режиссера совершенно точно приходится на 18 января. И это только один пример из практики общения с сетевыми информационными ресурсами, которые можно было бы использовать для удобства журналистской работы. Только использовать их было бы возможно при абсолютной уверенности в достоверности размещаемо в них информации.

Позволим себе развернутую цитату, которая образно объяснит принципиальное отличие Сети от остальных субъектов коммуникационных процессов. Интернет по определению является системой, предполагающей вариативность и с точки зрения морфологии, и с точки зрения гносеологии, и с точки зрения аксиологии, и с точки зрения социологии и т. д. Не говоря уже о таком факторе, как бесконечное, расширяющееся информационное виртуальное пространство, лишенное линейно-логических закономерностей, которое находится в диалектически противоречивой коннотации с категорией времени.

Аргентинский писатель Хорхе Луис Борхес в 1944 г. опубликовал рассказ иод поэтическим названием «Сад расходящихся тропок». Очевидно, что в это время на повестке дня даже теоретически не стоял вопрос о появлении интернета. 11о прозаик мощью своего таланта сумел провидеть и дать образ такой системы ориентации человека в пространстве реальности, что это описание может быть применено и к тому информационному миру, в котором мы нынче существуем. Именно понятие «сеть» стало в нынешней глобализационной системе ключевым.

В новелле Борхеса повествование ведется от лица некоего персонажа, который приходит в гости к доктору Стивену Альберу, занимающемуся изучением творчества прадеда героя — писателя Цюй Пэна. Ученый раскрывает пришедшему тайну неоконченного романа предка. Разговор происходит в том саду, напоминающем лабиринт, который и возвел много-много лет назад Цюй Пэн. Стоит процитировать предфинальный диалог героя и доктора Альбера, чтобы наглядно продемонстрировать, сколь неисчерпаемы креативные возможности Сети как информационной системы.

«Именно, — подхватил Альбер. — «Сад расходящихся тропок» и есть грандиозная шарада, притча, ключ к которой — время; эта скрытая причина и запрещает о нем упоминать… «Сад расходящихся тропок» — это недоконченный, но и не искаженный образ мира, каким его видел Цюй Пэн. В отличие от Ньютона и Шопенгауэра ваш предок не верил в единое, абсолютное время. Он верил в бесчисленность временных рядов, в растущую головокружительную сеть расходящихся, сходящихся и параллельных времен. И эта канва времен, которые сближаются, ветвятся, перекрещиваются или век за веком так и не соприкасаются, заключает в себе все мыслимые возможности. В большинстве этих времен мы с вами не существуем; в каких-то существуете вы, а я — нет; в других есть я, но нет вас; в иных существуем мы оба. В одном из них, когда счастливый случай выпал мне, вы явились в мой дом; в другом — вы, проходя по саду, нашли меня мертвым; в третьем — я произношу эти же слова, но сам я — мираж, призрак.

• — В любом времени, — выговорил я не без дрожи, — я благодарен и признателен вам за воскрешение сада Цюй Пэна.
• — Не в любом, — с улыбкой пробормотал он. — Вечно разветвляясь, время ведет к неисчислимым вариантам будущего. В одном из них я — ваш враг"¹.

Философия Сети в приведенном отрывке из новеллы Борхеса будто бы предсказана со всей мощью словесной образности. Однако заметим, что в нынешней реальности пользователи, создатели, владельцы доменов как раз и игнорируют именно имманентные возникшие возможности расширения виртуального мира с точки зрения нового взгляда па реальность. Как ни парадоксально, они «втягивают» интернет в технологическое соревнование с уже существующими электронными медиа, пытаясь развивать то, что достаточно освоено и в радио-, и в телевещании. И данное обстоятельство стоит учитывать любому журналисту, который может решить отказаться от работы в традиционном медиа и предпочтет перейти на службу в информационное агентство или в коллектив информационного ресурса.

Действительно, интернет — это та коммуникационная среда, которая у всех на виду и которой традиционные медиа всесторонне пользуются для повышения эффективности проводимой информационной политики. Отсюда рождается еще один миф о том, что именно интернет придает традиционным СМИ дополнительный импульс к совершенствованию их креативных и коммуникативных возможностей. Данная точка зрения имеет право на существование, и она вполне доказуема на уровне сбора и обработки эмпирического материала, основанного на анализе контента печатных СМИ, радио и телевидения. Но она же диалектически лишает интернет статуса самостоятельного медиума, ибо те же самые СМИ исторически и «предоставили» в распоряжение интернета свои выразительные возможности и каналы воздействия на потребителей информации — «картинку», текст, звук, движущееся изображение и т. д.

В то же время нельзя отрицать и тот вред, который наносит интернет физическому и психическому здоровью потребителей, независимо от их возраста. Проблема правового регулирования информационных потоков в Сети — ныне одна из самых актуальных в медийной сфере. Принятые в России законодательные решения, направленные на минимизацию возможного морального и физиологического ущерба, который терпит аудитория, пользуясь интернетом, вызвали бурную дискуссию, порою переходящую в набор протестных действий. Что еще раз продемонстрировало наличие в нашей стране интернет-сообщества, которое все чаще и чаще позиционирует себя как защитника свобод и Сети, фактически трансформируясь в сетевое лобби. Поэтому дискуссии об интернете и его месте в нашем обществе не просто обретают эстетический, философский или мировоззренческий подтекст, но все чаще и чаще служат еще и поводом для демонстрации политических и экономических намерений тех, кто позиционирует себя как адепт Сети и делает на нее основную ставку в битве информационных технологий и в борьбе за потенциальную аудиторию потребителей.

На первый взгляд, вышеприведенные соображения и размышления имеют всего лишь косвенное отношение к современной журналистской практике, но на самом деле все те плюсы и минусы интернета как информационной среды, которые ощущают рядовые пользователи, влияют и на практику профессионалов информационной деятельности, существенно трансформируя принципы их работы с фактами, сведениями, мнениями, событиями.

Подобная тенденция сполна проявляется в таком явлении современной шоу-цивилизации, как фейковая журналистика. Основу ее составляет такой элемент информационных потоков, распространяющихся по каналам массовой коммуникации, как фейк. Сегодня термин «фейк» стал общеупотребительным в медийной практике. В переводе с английского слово «fake» означает «фальшивый, ненастоящий», в просторечии — «липовый». Чаще всего термин переводят как существительное, и точно так же он несет в себе негативную коннотацию, так как означает «подделку, фальшивку». Наиболее употребительная сфера применения термина — различные сетевые ресурсы — от интернет-порталов до сайтов традиционных СМИ. Фейк как явление информационной сферы имеет прямое отношение к такому глобальному явлению, как шоу-цивилизация, имитирующая действительность путем создания виртуальной реальности в электронных СМИ, а также в пространстве Сети. Идентификация новости, информации, события как фейка в журналистской практике означает потерю доверия к нему потенциальной аудитории. На это указывала и Л. М. Землянова, рассматривая термин «fake report» как «сфабрикованное сообщение с искаженными и недостоверными фактами. Fake news fonvat — псевдоновостной формат, изложение рекламных сообщений в форме новостных блоков. В появлении такого формата аналитики усматривают симптом развивающегося наступления рекламы СМИ и вытеснения публичной сферы коммерческими новостями»^[2].

В современной медиапрактике принято различать следующие типы фейков:

• • поддельные фотографии, прошедшие обработку в соответствующих компьютерных программах коррекции изображения с целью повышения их мнимой достоверности;
• • видеоролики, смонтированные из уже использованного или отснятого исходного материала, снятые не в то время и не в том месте, которые они призваны имитировать;
• • в принципе — любые фальшивые новости, как правило, имеющие неаутентичную видеоиллюстрацию;
• • личные страницы в социальных сетях, созданные от имени других людей с непременным использованием фотоизображения «хозяина» страницы;
• • фальшивые аккаунты в твиттере, для которых также характерно наличие заимствованного фотопортрета.

Все подобные варианты вольной интерпретации информации (визуальной и вербальной) свидетельствуют о серьезных противоречиях, которые обнаруживаются в функционировании изначальной информации по различным каналам массовой коммуникации.

Для того, чтобы понять значение фейка как нового формата журналистской практики, мы обратимся к анализу сетевых источников и телевизионного контента с помощью того эмпирического материала, который и формирует эмпирический ареал нашего исследования. В сущности, на каждое доказательство достоверности информации, получаемой из сетевых источников, можно найти доказательства, способные породить сомнения у аудитории. Использование приема пруфлинка с большой степенью вероятности приводит к ответным действиям, построенным на том же алгоритме пруфлинка. Причем подобная цепь доводов и контрдоводов может с учетом возможностей нынешних информационных технологий и самой структуры сетевого сообщества выстраиваться до бесконечности. Что и формирует соблазняющий контекст для появления возможных интерпретаций и их радикального проявления — фальсификаций. По справедливому замечанию российского исследователя, «…помаленьку стирается различие между фейком и фактом как таковым. В цифровой среде любой факт можно объявить фейком, а любой фейк — фактом»¹.

Анализируя фейк как новейший формат обработки первичной информации всех видов и типов, мы приходим к необходимости решения двуединой задачи исследования. С одной стороны, очевидно, что необходимо выявление и первичная типологизация фейковой информации, распространяемой посредством медиа определенного вида и типа. С другой стороны, обозначив выявленную нами проблему достоверности информации, необходимо в качестве следующего этапа исследования подойти к решению проблемы выработки квалифицированных механизмов защиты от проникновения данного явления в повседневную практику не только медиа, но и иных каналов коммуникации.

Известный лозунг профессиональной деятельности современных журналистов «факт священен, комментарий свободен» в условиях современной шоу-цивилизации подвергается серьезной проверке на функциональную приемлемость. Проблема объективности транслируемых через СМИ сведений сегодня предопределяется суммой факторов, которые находятся вне той событийной составляющей, опирающейся исключительно на факты, каковые пытается изложить в своем материале журналист. Помимо обстоятельств, с которыми он сталкивается при описании свершившегося события, он зависит от позиции руководителя или хозяина того медиа, в котором он служит. Па него естественным образом влияет и редакционное задание, определяющее сроки и объем будущего изложения информации, а также формат планируемого материала. В этом перечне оказываются и внутрикорпоративные требования, направляющие модель поведения журналиста по отношению к тем фактам, которые он стремится обнаружить и обнародовать. Например, на некоторых телеканалах требуют обязательного присутствия журналиста в кадре в репортаже с места события (такую практику осуществляет, например, CNN). В иных СМИ есть специальный список запрещенных к употреблению терминов и понятий.

Все это в совокупности и есть факторы, направляющие журналистскую мысль при работе над исходным материалом не в сторону создания уравновешенного и объективного текста, репортажа, а в сторону интерпретирующего креатива, с помощью которого представитель конкретного СМИ формирует не реальную картину события, а его образ, исходя из осознаваемых и неосознаваемых задач. Можно утверждать еще более категорично: журналист в подобной ситуации имманентно настроен на интерпретацию фактов и событий, а не па их реконструкцию, хотя бы как-то соотносящуюся с реальностью. Отсюда буквально один шаг до обращения к приемам того, что на профессиональном слэнге уже получило название «фейковой журналистики». Один из самых очевидных и часто встречающихся примеров, который будет проанализирован нами ниже, — постоянное обращение к сетевым ресурсам как источнику визуальной информации.

Перманентное использование Сети интернет как источника первичных материалов, в том числе и визуального характера, не так безобидно, как может показаться на первый взгляд. Нами уже неоднократно подвергалась сомнению достоверность журналистской работы с использованием подобной методики. Суммарное воздействие перечисленных обстоятельств, влияющих на журналиста, позволяет утверждать, что он как субъект информационной деятельности оказывается в существенной зависимости, определяющей его отношение к событиям, сведениям, фактам. Среди очевидных психологических механизмов подобной интерпретационной зависимости — фактор скорости доставки полученной информации до потенциального потребителя посредством того или иного канала массовой коммуникации. Что есть производная от концепта сенсационности, который прочно укоренился в практике работы большинства мировых медиа, в том числе и в России. Только некоторые СМИ пытаются перевернуть ситуацию, принимая за стандарт профессионализма иную парадигму. Как, например, это сделало руководство компании ВВС, выдвинувшее в 2005 г. следующий слоган для работы своих сотрудников: «Точность важнее скорости». Но и при таком подходе самим журналистам затруднительно противостоять в ежедневной деятельности по добыванию сведений и фактов, ибо по точному замечанию Пьера Бурдьё «Журналистика — это спешка, постоянное течение времени»¹.

Таким образом, типичной ситуацией в практике деятельности журналистов (в особенности тех СМИ, которые мы именуем аудиовизуальными) выглядит следующая последовательность действий. Ввиду скоротечности, а порою и внезапности происходящих событий, корреспондент не успевает получить «картинку», фиксирующую произошедшее событие или обнаруженный факт. Возникает сильный соблазн использовать альтернативные источники визуальной информации, которыми в подавляющем большинстве случаев оказываются социальные сети разного характера и статуса. Дефицит времени не позволяет проверить ни достоверность заимствованного изображения, ни его источник и происхождение. Существенной проблемой для достоверной идентификации запечатленных фактов в подобных случаях является низкое качество съемки, затрудняющее восприятие аудиторией полученных кадров. В подобном контексте никто и ничто не может гарантировать аутентичность полученной видеоинформации реальному ходу того или иного события, фиксируемого факта, что фактически и предопределяет использование фейка как формата, с помощью которого можно проиллюстрировать полученные журналистом сведения, данные, известия, факты, новости.

Шоу-цивилизация как доминирующее в современном информационном пространстве явление определяет закономерности массового восприятия той визуальной информации, которая по различным каналам коммуникации сегодня доставляется до потенциального ее потребителя. В подобном контексте стоит также учитывать и дуализм природы Сети интернет и его двойную роль в системе массовых коммуникаций начала XXI в.

С одной стороны, интернет есть неструктурированное и стремящееся к бесконечности и воспроизведению виртуальное пространство хранения и возникновения информации. С другой — это один из востребованных каналов распространения информации. Ее кругооборот по схеме «интернет — экранные медиа — интернет» выглядит как вполне оформившееся явление в журналистской практике.

Показательными в нынешней ситуации информационного противостояния, развернувшегося вокруг украинских событий, выглядят те способы использования видео из Сети, которые позволяют манипулировать массовым сознанием, направляя его в заданную сторону формирования определенных настроений. Известна видеосъемка ситуации со сторонниками Евромайдана, сделанная в феврале 2014 г. На этих кадрах были видны люди, которые крадучись передвигались под защитой щитов. Некоторые из них падали на землю, будучи пораженными пулями, выпущенными из снайперской винтовки. Оппозиционные (на тот момент) СМИ Украины и западные медиа интерепретировали данное интернет-видео как свидетельство «кровавой расправы» со стороны силовиков, верных действующему на тот момент президенту страны Виктору Януковичу.

Через две недели из телефонного разговора министра иностранных дел Эстонии Урмаса Паэта с верховным представителем ЕС по безопасности и внешней политике Кэтрин Эштон выясняется, что как в силовиков, так и в сторонников Евромайдана могли стрелять те снайперы, которые были наняты для провокаций оппозиционерами. Моментально в эфире разных телеканалов вновь появилась уже упомянутая нами запись. Ее трактовали как возможное доказательство факта намеренной стрельбы снайперов на поражение.

Таким образом, формирование интерпретации известных и зафиксированных фактов в электронных СМИ происходило на основе одного и того же видеоматериала, заимствованного из Сети. Что и создало возможность манипуляции в соответствии с политической ориентацией того или иного медиа.

Для более адекватного понимания всего комплекса проблем, связанных с практикой использования формата фейка в современной журналистике, необходимо раскрыть наше понимание явления шоу-цивилизации, которое в построении системы взглядов является ключевым. Своеобразный литературный образ данного понятия дал в свое время в новелле «Береника» (1835) американский писатель Эдгар Аллан По: «Материальный мир вокруг меня представлялся мне совокупностью видений, и только видений, тогда как прихотливые образы страны воображения сделались не просто пищей моего повседневного существования, но самим этим существованием, исчерпывая и замыкая его». Развивая столь точное вербальное описание, основанное на творческой интуиции писателя, мы обратимся к научной формулировке выявленного нами явления современной действительности.

Под шоу-цивилизацией мы понимаем современную систему информационных связей в социуме, которые характеризуются противоречивыми отношениями между экранной реальностью и эмпирической действительностью, вследствие доминирования визуальных каналов распространения массовой информации и конфликтного взаимодействия в практике медиа объективных и субъективных факторов.

Вопрос о соотношении воображаемой реальности, формируемой в сознании аудитории посредством СМИ, и эмпирической действительности, возник в теории именно в тот момент, когда стал очевиден разрыв между технологическими и техническими системами сбора, обработки и доставки информации до потребителя и физическими возможностями журналистов как профессионалов, чья деятельность ориентирована на синонимичные процессы. Опережающее развитие техники обозначило некоторую ограниченность существующего в их распоряжении творческого инструментария. А зависимость журналиста от совокупности объективных и субъективных факторов провоцирует их на действия по формированию неадекватной картины окружающей действительности на основе реальных фактов. Замыкающий эту цепь прохождения информации компонент — аудитория — также оказывается зависимой от того, как будут использоваться журналистами открывшиеся технологические возможности интерпретации информации. Это объясняет популярность афоризма Даниэля Бурстина: «Никакая реальность не станет действительностью, пока ее не покажут по телевизору». В этом — квинтэссенция нашей концепции шоу-цивилизации.

Исторически начало периода ее явного и осознаваемого человечеством присутствия в социуме мы обозначаем датой 11 сентября 2001 г., когда террористические акты были совершены в прямом телеэфире. Именно их освещение в мировых медиа стало свидетельством кардинальной трансформации не только всей системы международных отношений на планете, но еще и трагическим рубежом, который обозначил роль медиа в подобных процессах. Еще в середине прошлого века американский политолог Пол Лайнбарджер в книге «Психологическая война» рассуждал о стремительности перемен, происходящих в политической реальности, и неадекватности массового сознания в их восприятии. Проще говоря, когда создаваемая в СМИ картина мира не давала аудитории вдумчиво и обстоятельно, не говоря уже об аналитичности, размышлять над происходящим. «…В пылу полемики, — отмечал Пол Лайнбарджер, — все эти люди не желали думать о том, что события развиваются с такой быстротой, что ни коммунисты, ни их противники не в состоянии оценить их значимость. Среди таких событий можно назвать создание водородной бомбы, смерть Сталина и появление на карте мира государства Израиль. Чем все это грозит, многие поняли лишь после того, как это случилось»^[3].

Современная картина мира меняется в массовом сознании столь стремительно, что не только аудитория СМИ, но и сами СМИ не успевают отрефлексировагь происходящие политические, социальные и экономические процессы. Они в буквальном смысле устремились в погоню за событиями, когда скорость доставки информации в любом виде и в любом качестве оказывается более приоритетной задачей, чем соблюдение норм журналистской этики относительно достоверности свидетельств, фактов, сведений. Политика стала катализатором тенденций, которые в предыдущий, стабильный период существования Европы и мира, не воспринимались как некое тотальное наступление на прежние принципы работы журналистов и деформации основ функционирования всей системы СМИ.

В немалой степени тому способствовала радикализация политического украинского кризиса, которая привела к многочисленным человеческим жертвам. Шоу-цивилизация до этого момента проявляла себя исключительно «точечно»: либо в различных вариантах «цветных» революций по периметру российских границ, либо в однократных событийных эксцессах, вроде ситуации вокруг «Бронзового солдата» в Таллине.

Однако в контексте информационного освещения событий на Украине, начиная с ноября 2013 г., издержки шоу-цивилизации проявились в деятельности различных медийных субъектов, независимо от их национальной принадлежности, специализации и статуса в полной мере. Мы проанализируем наиболее яркие примеры подобного проявления в связи с сетевыми технологиями.

Эмпирической базой для нашего анализа станет деятельность новостного портала СМИ Северо-Запада Lenizdat.ru. Он существует с 2003 г. и представляет из себя классический новостной сайт по типу интернет;

издания. Официальная статистика его популярности: 47 900 посетителей в месяц. Как на источник информации на него ссылаются основные СМИ Санкт-Петербурга, Ленинградской области и Северо-Западного региона. По структуре и характеру размещаемой информации данный информационный ресурс следует считать региональным медиа. Однако доминирующими объектами внимания сотрудников данного СМИ являются все аспекты, касающиеся деятельности медиа. Поэтому Lenizdat.ru можно охарактеризовать как сайт, ориентированный на профессиональную целевую аудиторию как внутри страны, так и за ее пределами.

14 мая 2014 г. руководство данного ресурса запустило новый проект под названием «Хватит. Врать». Его инициаторы предложили еженедельно рассказывать об обнаруженных ими в медийном пространстве фальсификациях информации по «украинскому вопросу». На старте проекта был даже введен в обращение некий операционный термин — укрофейк. Им обозначалась некорректная информация, касающаяся различных аспектов украинского кризиса, которую публиковали различные СМИ. Однако в первых выпусках проекта «Хватит. Врать» можно было обнаружить примеры исключительно из практики российских медиа. Тогда же и была произведена двойная коррекция данной номинации. К термину «укрофейк» было добавлено прилагательное «российский». В то же время, после нескольких критических отзывов со стороны пользователей ресурса, касающихся одностороннего характера данного проекта, руководство Lenizdat.ru попыталось смикшировать проблемную ситуацию путем публикации укрофейков, производимых украинскими и западными СМИ. Но попытка не была успешной. Было опубликовано всего несколько нероссийских укрофейков. Причины этого дисбаланса крайне важны для понимания природы формата фейка, поэтому мы их проанализируем далее.

Последняя подборка укрофейков была опубликована на сайте 4 апреля 2015 г. Она представляла собою дайджест наиболее ярких укрофейков за прошедший период и содержала шесть примеров. Очевидно, что можно констатировать некую исчерпанность идеи поиска недостоверной информации об украинской ситуации в медийной среде.

Всего же в рамках анализируемого проекта на интернет-ресурсе было обнародовано 75 фактов в 22 выпусках. Официально все они именовались «укрофейками». Статистика источников следующая: 66 укрофейков обнаружены авторами проекта в российских медиа всех видов и типов (телевидение, радио печатные СМИ, информационные агентства, интернетресурсы). Четыре укрофейка взяты в качестве примеров из публикаций в украинских медиа. Пять недостоверных фактов, описываемых в проекте, выявлены и в российских, и в украинских медиа.

Что касается видов СМИ, которые послужили источниками укрофейков, здесь очевиден доминирующий тренд, свидетельствующий о виртуальной природе фейков, которая оказывает негативно-креативное влияние на традиционные СМИ. Таким образом, статистика выявленных укрофейков по видам медиа в проекте «Хватит. Врать» сложилась почти за год существования проекта следующим образом: 39 примеров было обнаружено в Сеги и на различных информационных порталах, 20 укрофейков авторы проекта выявили в публикациях печатных СМИ, 13 примеров было обнаружено в телеэфире, и только 3 укрофейка прозвучали по радио. Понятно, что в ряде случаев непроверенные факты распространялись по разным каналам массовой коммуникации, но мы сочли возможным вести статистику, учитывая первичное СМИ, которое ввело в информационное обращение тот или иной фейк.

Заметим, что даже в тех случаях, когда укрофейк фиксировался авторами проекта в традиционном СМИ, дальнейшее расследование конкретного случая приводило к первичному источнику непроверенной информации, которым чаще всего оказывался тот или иной сетевой ресурс. Это, кстати, и оказалось, на наш взгляд, одной из возможных причин падения популярности проекта, на который пользователи Lenizdat.ru откликались неохотно. Всего за 22 выпуска «Хватит. Врать» только однажды — в выпуске № 16 от И октября 2014 г. — было зафиксировано 12 откликов читателей.

Можно предположить, что подобная пассивность аудитории объясняется несколькими факторами. Прежде всего, чрезмерной информационной избыточностью деятельности всех СМИ по освещению событий на Украине. Свою негативную роль сыграли и выявленные нами диспропорции в использовании источников укрофейков, которые могли создать у части аудитории впечатление предвзятости авторов проекта «Хватит. Врать» по отношению к российской медиасреде. Однако наиболее существенные имиджевые издержки данный проект обнаружил тогда, когда попытался игнорировать этическую составляющую в деятельности журналистов, которую сотрудники Lenizdat.ru анализировали.

Особенно наглядно данная тенденция проявилась в публикации очередного укрофейка в выпуске «Хватит. Врать» от 4 июля 2014 г. (№ 7). В нем обсуждалась достоверность официальной версии гибели телеоператора Первого Канала Анатолия Кляна. Суть претензий авторов проекта «Хватит. Врать» состояла в том, что он якобы погиб не от пули, а от инфаркта. Мы не оспариваем возможность существования различных версий трагического происшествия. Но мы считаем этически невозможным обсуждать человеческую гибель как вероятный фейк в СМИ. Однако, как мы увидим в дальнейшем, подобная тенденция «фейковизации» в освещении событий на Украине становится доминирующей.

На наш взгляд, определенные репутационные потери проект «Хватит. Врать» понес также из-за того, что в качестве контраргументов и доказательств недостоверности журналистских фейков, имеющих преимущественно сетевое происхождение (использовались даже личные аккаунты в Twitter, а также записи из YouTube), авторы обращались к сетевым же ресурсам. Более того, в большинстве своем к тем, которые были организованы и зарегистрированы на Украине как раз в самый разгар событий Евромайдана. Среди них — StopFake.org и Fake.Control.

Подобная методика определения достоверности тех или иных фактов, уже циркулирующих в медийном поле, нам не кажется теоретически корректной, ибо пользователи подобных сетевых ресурсов, и прежде всего журналисты, не застрахованы от вероятности манипулирования со стороны их создателей. Явление троллинга, получившее широкое распространение в практике сетевого обращения информации — лучший аргумент в пользу более критического отношения к Сети интернет как поставщику достоверной информации. Тем более подобное стремление к объективности и неангажированости деятельности СМИ и журналистов деактуализируется ввиду возникновения нынешнего информационного противостояния различных национальных медиасистем, принявших на вооружение совершенно противоположные по смыслу и содержанию парадигмы действий. Понятия «агитация» и «пропаганда» снова вернулись в обиход не только исследователей медиадеятельности, но и самих практиков. «Конфликты мнений, которые протекают в массмедиа, — указывал Никлас Луман в своей работе „Реальность массмедиа“, — очень часто осуществляются в виде операций с различными казуальными атрибуциями и благодаря этому приобретают вид компактной, более не разложимой связи фактов»^[4].

Мировое сообщество, тем более та его часть, которая вовлечена в ситуацию на Украине или привлечена к ней, имеет перед собой информационное пространство, которое стало пространством психологической войны, о которой в середине XX в. писал свое исследование П. Лайпбарджер. Американский теоретик психологической войны никогде не строил иллюзий относительно достоверности информации в СМИ. Он справедливо указывал, что в условиях войны действуют (или должны действовать) другие механизмы трансляции информации в направлении аудитории. Проще говоря, он констатировал, что в подобных эксцессных условиях действуют правила пропаганды. «Почти вся эффективная пропаганда — не важно какая — правдива. Просто она использует правду выборочно»^[5].

В подобной информационной ситуации возникновение фейков как инструмента журналистской деятельности неудивительно, так как идет перманентная борьба не только за скорость доставки сведений, но и за скорость внедрения с помощью явных или неявных манипуляций той версии события или свершившегося факта, которая наиболее выгодна и приемлема для конкретной противоборствующей в медиапространстве стороны. Украинский конфликт, к нашему сожалению, дает немало примеров возникновения подобных фейков, которых вполне уместно уже именовать «макрофейками». Самый очевидный пример — история версификаций трагедии, связанной с гибелью малазийского «Боинга» в небе над Украиной 17 июля 2014 г. Мы не ставим своей целью давать здесь оценку достоверности тех или иных версий крушения авиалайнера. Нам важно отметить ту скорость их появления в информационном пространстве, которая может служить косвенным доказательством их фейковой природы.

Если вспомнить «Азбуку медиа» Норберта Больца, то его утверждение о том, что в современных СМИ «постоянно ведется борьба за дефицитнейший ресурс — внимание»^[6], кажется более чем актуальным и справедливым в подобном контексте. Борьба за внимание аудитории означает борьбу за рейтинги. Здесь уместными оказываются любые приемы — от фейков до движения пранкеров. Последнее набирает силу и становится заметным сегментом на поле развернувшегося информационного противостояния вокруг украинских событий.

В переводе с английского слово «prank» означает «шалость, шутка, выходка, проделка». Однако в реальности это термин чаще всего применяется к телефонным розыгрышам. В практике современных СМИ пранк, чаще всего, характерен для радио и телевидения. Он используется как прием введения в заблуждения как аудитории, так и того индивидуума, который становится объектом публичной шутки. Можно сказать, что сегодня пранк — это вариант фейка в аудиовизуальных СМИ. Их объединяет принципиально манипулятивная природа журналистского действия, направленная на создание и у аудитории, и у контрагента иллюзии достоверности того, что происходит и во время телефонного разговора, и после публикации фейка в печати или в сетевом ресурсе.

Один из самых громких примеров пранкерской журналистской практики — история с телевизионной программой «Шустер.Live», выходящей в эфир на украинском телеканале «112». 29 мая 2015 г. в прямой эфир позвонил некий мужчина, который представился российским офицером, якобы имевшим опыт участия в конфликте па Донбассе па стороне ополченцев. В течении двадцати минут и ведущий Савик Шустер, и гости в студии задавали интересующие их вопросы, в основном ориентированные на подтверждение версии об участии российской армии в конфликте на Юго-Востоке. Звонивший отвечал подробно, не скрывая никаких данных, вплоть до званий и фамилий своего командования. Финал розыгрыша носил фантасмагорический характер, когда звонивший неожиданно для украинской аудитории назвался своим настоящим именем и объяснил всем, что все его рассказы — абсолютная фантазия, не имеющая ничего общего с реальностью.

Звонившим был известный пранкер под псевдонимом Lexus, которого в реальности зовут Алексей Столяров. Его деятельность по части пранкерства хорошо известна в украинском медиапространстве, ибо случай с программой Савика Шустера был далеко не первый. Более того, сама стилистика общения пранкера с украинскими журналистами на первом этапе установления контактов была явным указанием на возможные осложнения в связи с недостоверностью его возможных сведений. У авторов программы была целая неделя на то, чтобы проверить правдивость предлагаемой информации и подтвердить факт реального существования человека, который назвался вымышленным именем и фамилией. Однако стереотип профессионального журналистского сознания, ориентированного на формат фейка, обернулся громким публичным конфузом в прямом эфире.

Фейк как формат информационной деятельности в современных условиях обострившегося конфликта в медиасфере стал реальностью журналистской практики. Став невольными участниками и свидетелями абсолютно новой для себя геоинформационной ситуации, журналистское профессиональное общество пыталось выработать собственные защитные механизмы в медийном противостоянии в течение 2014—2015 гг., о чем свидетельствуют приведенные нами примеры. Поэтому на сегодня самым актуальным вопросом профессионализации журналистов, трудящихся на ниве сетевых ресурсов или использующих оные в своей иноформационной деятельности, является вопрос операционной проверки получаемой из Сети информации на достоверность и аутентичность.

Реальные выводы относительно вариантов возможного противостояния «фейковизации» медийной деятельности связаны главным образом с функционированием самих СМИ, принципами их редакционной политики, информационными стандартами, которых придерживаются в том или ином медиа. В этом аспекте можно еще раз вспомнить опыт руководства газеты «Вашингтон Пост», которое во время проводимого журналистами Карлом Бернстайном и Бобом Вудвордом расследования уотергейтского скандала твердо требовало от них неизменного потверждения полученной информации из второго, независимого источника.

Аутентичность полученных журналистом фактов, сведений, мнений должна стать желанной целью его профессиональной деятельности. В противном случае будет необходимо согласиться с мнением Никласа Лумана: «Кажется, что масс-медиа пестуют и одновременно подрывают веру в их собственную достоверность»^[7].

Телевидению нужны фейки Телекомпания вложила 100 млн долларов в сайт фейковых новостей Крупнейшая в США испаноязычная телекомпания Univision приобрела 40% сатирического сайта The Onion, который специализируется на публикации фейковых новостей. Сумма сделки составила около 100 млн долларов, сообщает сайт vc.ru со ссылкой на The Financial Times.

По данным СМИ, Univision получила опцион и на остальную часть акций The Onion.

По мнению аналитиков, сделка говорит о стремлении телекомпаний войти в мир digital-бизнеса, чтобы привлечь молодую аудиторию, которая теряет интерес к телевидению.

The Onion появился в 1988 г. в качестве печатной газеты — компания перестала ее выпускать и полностью переключилась на развитие своего сайта в 2013 г. Аудитория проекта составляет около 10,6 млн пользователей. The Onion зарабатывает на продаже спонсорских материалов и других рекламных контрактов с такими брендами, как Burger King, Bud Light и Honda.

В начале декабря 2015 г. Univision подал иск против миллиардера Дональда Трампа. Телеканал обвинил бизнесмена в нарушении контракта па трансляцию конкурса красоты «Мисс США».

20 января 2016 г.

Если говорить о реальной точке приложения творческих сил начинающего журналиста, то стоит обратить внимание на такую возможность профессионального роста, как сотрудничество с различными интернет-ресурсами — от интернет-порталов до интернет-газет, интернет-радиостанций, интеренет-телеканалов. Легко догадаться, какими выразительными и коммуникационными воможностями традиционных медиа пользуются данные СМИ. Здесь практически происходит все то же самое, что и в реальных печатных и электронных медиа. Единственное отличие — та технологическая коммуникация, которая обеспечивает доставку контента до потребителя. Понятно, что основным техническим каналом доставки в современных условиях служит широкополосный интернет. Это, так сказать, технологические особенности.

Собственно, работа с информацией здесь происходит в несколько ином ключе, чем в каждом из упомянутых традиционных медиа. Сетевой информационный ресурс зачастую конкурирует с таким медиумом не только за счет скорости выявления новостей и прямой поставки сведений целевым назначением на соответствующее принимающее устройство потребителя (чаще всего, это компьютер). Основной выигрыш таких сетевых ресурсов — максимальная экспрессия и привлекательность контента, с помощью которых потенциальный потребитель «ловится» в Сеть. В прямом и переносном смысле. А потому журналисты, которые сочиняют тексты для интернет-изданий, знают по собственному опыту одну нехитрую профессиональную уловку: чем резче и ярче в стилистическом и смысловом значении выглядят на портале заголовок материала и последующий лид, тем более велика вероятность, что на него обратит внимане посетитель данного интернет-портала. Однако скорость и экспрессия временами играют с интернет-журналистами весьма печальную шутку, когда и смысл теряется, и предложения выглядят так, как будто их сочинил иностранный журналист, еще только приступивший к изучению русского языка. В следующей вставке вы можете познакомиться с образцами подобной поспешности и невнимательности.

• [1] Дзялошинский И. М. Современное медиапространство России. С. 101—102.
• [2] Землянова Л. М. Коммуникативистика и средства информации. Англо-русский словарьконцепций и терминов. М., 2004. С. 125.
• [3] Лайнбарджер П. Псхологическая война. Теория и практика обработки массового сознания. М., 2013. С. 356.
• [4] Луман Н. Реальность массмедиа. М., 2005. С. 122.
• [5] Лайпбарджер П. Псхологическая война. Теория и практика обработки массового сознания. С. 178.
• [6] Больц //. Азбука медиа. С. 17.
• [7] Думай И. Реальность массмедиа. С. 66.