О религии. 
История западноевропейской философии религии xvii — xix веков

Свое материалистическое объяснение истории Энгельс применяет к религии^[1], теоретически выводя ее как компонент «надстройки» из экономического базиса. В «Немецкой идеологии» К. Маркс и Ф. Энгельс утверждают: «Критика Неба превращается, таким образом, в критику Земли, критика религии — в критику права, критика теологии — в критику политики».

О религии Энгельс пишет в основном в форме полемики с Фейербахом и младогегельянцами. Он не согласен с расширительным определением Фейербахом религии как всякой связи между людьми, включая половую любовь, дружбу, сострадание, самопожертвование. Половая любовь или дружба — вовсе не религия.

Если Фейербах верит, что периоды истории по сути отличаются лишь переменами в религии, то Энгельс возражает: во-первых, великие исторические повороты сопряжены нс с любыми религиозными переменами, а только с переменой мировых религий (буддизм, христианство, ислам); во-вторых, исторические повороты, хотя и имеют религиозную окраску, объясняются не только религиозной потребностью, но историей Средневековья в целом.

В отличие от Маркса, считавшего, что «религия нс содержит в себе ничего позитивного» (т. е. ничего объективно-реального не отражает), Энгельс усматривает в религии специфическую форму отражения общественного бытия. По Энгельсу, «…всякая религия является не чем иным, как фантастическим отражением в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в их повседневной жизни, — отражением, в котором земные силы принимают форму неземных».

В этой дефиниции Энгельса прежде всего имеются в виду «внешние силы природы», ложно понятые древними людьми. Религия, по мысли Энгельса, имеет «предысторичсскос содержание», связанное с низким уровнем экономического развития первобытного общества. Позже люди стали фантастически представлять себе в виде пирамиды богов не только силы природы, но также господствующие над ними социальные силы. Постепенно на смену политеизму шел монотеизм, т. е. поклонение людей искаженному образу абстрактного человека. Энгельс полагает, что именно в силу своей абстрактности монотеизм способен приспособиться к любым социальным условиям.

В «Анти-Дюринге» Энгельс пишет: «Религия возникла в самые первобытные времена из самых невежественных, темных, первобытных представлений людей о своей собственной и об окружающей их внешней природе. Фантастические образы, в которых первоначально отражались только таинственные силы природы, приобретают теперь также и общественные атрибуты и становятся представителями исторических сил. На дальнейшей ступени развития вся совокупность природных и общественных атрибутов множества богов переносится на одного всемогущего бога, который, в свою очередь, является лишь отражением абстрактного человека. Так возник монотеизм. В этой удобной для использования и ко всему приспособляющейся форме религия может продолжать свое существование как непосредственная, то есть эмоциональная форма отношения людей к господствующим над ними чуждым силам, природным и общественным, до тех пор, пока люди фактически находятся иод властью этих сил».

Позже в своей брошюре «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» Энгельс добавляет к вышесказанному: «Уже с того весьма отдаленного времени, когда люди, еще не имея никакого понятия о строении своего тела и не умея объяснить сновидений, пришли к тому представлению, что их мышление и ощущения есть деятельность не их тела, а какой-то особой души, обитающей в этом теле и покидающей его при смерти, — уже с этого времени они должны были задумываться об отношении этой души к внешнему миру. Если она в момент смерти отделяется от тела и продолжает жить, то нет никакого повода придумывать для нее ещё какую-то особую смерть. Так возникло представление о ее бессмертии, которое на той ступени развития казалось отнюдь не утешением, а неотвратимой судьбой и довольно часто, например у греков, считалось подлинным несчастьем».

«Не религиозная потребность в утешении приводила всюду к скучному вымыслу о личном бессмертии, — пишет Энгельс, — а то простое обстоятельство, что, раз признав существование души, люди в силу всеобщей ограниченности никак не могли объяснить себе, куда же девается она после смерти тела. Совершенно подобным же образом вследствие олицетворения сил природы возникли первые боги, которые в ходе дальнейшего развития религии принимали всё более и более облик внемировых сил».

Повторим, что свою общую материалистическую концепцию религии Энгельс конкретизировал в следующих своих публикациях: «Бруно Бауэр и раннее христианство», «Книга Откровения»,.

«К истории раннего христианства», «Анти-Дюринг», «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии».

Опираясь на гегельянский исгорицизм, Энгельс считает неудовлетворительным объяснение религии как «изобретения обманщиков». Христианство надо объяснять историческими условиями жизни и потребностями народных масс. Хотя религия и рукотворна, но возникает она из массовой потребности в утешении; религия является продуктом массовой фантазии, а не изобретением неких отдельных обманщиков.

Энгельс поясняет:

Эти первоначальные религиозные представления, по большей части общие каждой данной родственной группе народов, после разделения таких групп развиваются у каждого народа своеобразно, соответственно выпавшим на его долю жизненным условиям. У одного ряда таких групп народов, именно у арийского (так называемого индоевропейского), процесс этого развития подробно исследован сравнительной мифологией. Боги, созданные таким образом у каждого отдельного народа, были национальными богами, и их власть не переходила за границы охраняемой ими национальной области, по ту сторону которых безраздельно правили другие боги.

Все эти боги жили в представлении людей лишь до тех пор, пока существовала создавшая их нация, и падали вместе с её гибелью. Старые национальности погибли под ударами Римской мировой империи, экономических условий возникновения которой мы не можем здесь рассматривать. Старые национальные боги пришли в упадок, этой участи не избежали даже римские боги, скроенные по узкой мерке города Рима. Потребность дополнить мировую империю мировой религией ясно обнаруживается в попытках ввести в Риме поклонение, наряду с местными, всем сколько-нибудь почтенным чужеземным богам. Но подобным образом, императорскими декретами, нельзя создать новую мировую религию.

Немецкий марксист сумел как историк разъяснить смысл туманных видений в книге Апокалипсиса. Он доказал, что именно с этой первой книги начинается новозаветная литература ранних христиан. Энгельс предположил также, что в Апокалипсисе более всего чувствуется связь первоначального христианства с иудаизмом. Энгельс установил дату написания Апокалипсиса с точностью до нескольких месяцев (68 — начало 69 г. н. э.), что помогло позже историкам датировать другие книги Нового Завета. Число 666 он расшифровал по древнееврейским буквам — как имя императора Нерона. Энгельс расшифровал фразу «Семь царей, которые пали», указал на череду императоров: Август, Тиберий, Калигула, Клавдий, Нерон, Гальба (при царствовании которого был написан Апокалипсис), наконец, Отон; на место Отона пришел «восьмой» — Лже-Нерон.

Энгельс доказывает, что христианство возникло как иудейская секта, а позже, по политико-идеологическим причинам, отпочковалось от иудаизма и превратилось в самостоятельную религию. Этот процесс, но его мнению, можно проследить по всем книгам Нового Завета. В Апокалипсисе еще отсутствуют основные элементы христианской догматики. «Никакого следа Святой Троицы, — пишет Энгельс, — наоборот, старый единый и неделимый Иегова позднего иудейства, развившийся из иудейского национального божества во всеединого владыку неба и земли, который стремится к господству над всеми народами, сулит милость обращенным и безжалостно сокрушает непокорных. Поэтому на Страшном суде восседает сам этот бог, а не Христос, как изображают позднейшие Евангелия и Послания». Нет в Апокалипсисе и догмата о первородном грехе, за который Христос заплатил своей жизнью. «Господствует только один догмат: верующие спасены жертвой Христа. Но как и почему, совершенно нельзя понять. Здесь нет ничего, кроме старой еврейской и языческой идеи о том, что бога или богов следует умилостивлять жертвами».

Энгельс соглашается с выводами Бауэра о датировке синоптических Евангелий, Посланий и Деяний, а также с его тезисом о вычленении христианства из смеси видоизмененного иудаизма с вульгаризированной греческой философией, из учений Филона Александрийского и Сенеки. При этом Энгельс уточняет, что у Филона ветхозаветные сказания истолкованы аллегорически, в христианстве же они сохранили свой буквальный смысл: «Новый Завет почти совершенно пренебрегает важнейшей частью этих произведений [Филона], а именно аллсгорически-философским истолкованием ветхозаветных рассказов». Отсюда Энгельс делает вывод о массово-народном характере формировании новозаветных представлений.

«Новая мировая религия, христианство, — пишет Энгельс, — уже возникла в тиши из смеси обобщенной восточной, в особенности еврейской, теологии и вульгаризированной греческой, в особенности стоической, философии. Лишь путем кропотливого исследования можем мы узнать теперь, каков был первоначальный вид христианства, потому что оно перешло к нам уже в том официальном виде, какой придал ему Пикейский собор, приспособивший его к роли государственной религии. Но, во всяком случае, гот факт, что уже через 250 лет оно стало государственной религией, достаточно показывает, до какой степени соответствовало оно обстоятельствам того времени».

В Средние века, продолжает Энгельс, «в той же самой мерс, в какой развивался феодализм, христианство принимало вид соответствующей ему религии с соответствующей феодальной иерархией. А когда окрепло бюргерство, в противоположность феодальному католицизму развилась протестантская ересь, сначала у альбигойцев в Южной Франции в эпоху высшего расцвета её городов. Средние века присоединили к теологии и превратили в её подразделения все прочие формы идеологии: философию, политику, юриспруденцию. Вследствие этого всякое общественное и политическое движение вынуждено было принимать теологическую форму».

«Чувства масс вскормлены были исключительно религиозной пищей; поэтому, чтобы вызвать бурное движение, необходимо было собственные интересы этих масс представлять им в религиозной одежде, — сказано Энгельсом. — И подобно тому, как бюргерство с самого начала создало себе придаток в виде не принадлежавших ни к какому определённому сословию неимущих городских плебеев, подёнщиков и всякого рода прислуги — предшественников позднейшего пролетариата, — так и религиозная ересь уже очень рано разделилась на два вида: бюргерско-умеренный и плебейскиреволюционный, ненавистный даже и бюргерским еретикам».

Энгельс по-марксистски объясняет развитие протестантизма:

Неистребимость протестантской срсси соответствовала непобедимости поднимавшегося бюргерства. Когда это бюргерство достаточно окрепло, его борьба с феодальным дворянством, имевшая до тех пор по преимуществу местный характер, начала принимать национальные масштабы. Первое крупное выступление произошло в Германии — так называемая Реформация. Но города не поддержали крестьян, и революция была подавлена войсками владетельных князей, которые и воспользовались всеми её выгодными последствиями. С тех пор на целых три столетия Германия исчезает из числа стран, самостоятельно и активно действующих в истории.

Но наряду с немцем Лютером выступил француз Кальвин. С чисто французской остротой выдвинул он на первый план буржуазный характер реформации, придав церкви республиканский, демократический вид. Между тем как лютеранская реформация в Германии вырождалась и вела страну к гибели, кальвинистская реформация послужила знаменем республиканцам в Женеве, в Голландии и в Шотландии, освободила Голландию от владычества Испании и Германской империи и доставила идеологический костюм для второго акта буржуазной революции, происходившего в Англии. Здесь кальвинизм явился подлинной религиозной маскировкой интересов тогдашней буржуазии, поэтому он и не добился полного признания после революции 1689 г., окончившейся компромиссом между частью дворянства и буржуазией.

Мы видим, стало быть, что, раз возникнув, религия всегда сохраняет известный запас представлений, унаследованный от прежних времён, так как во всех вообще областях идеологии традиция является великой консервативной силой. Но изменения, происходящие в этом запасе представлений, определяются классовыми, следовательно, экономическими отношениями людей, делающих эти изменения.

Немецкий марксист утверждает, что при капитализме остаются гносеологические и социальные факторы закрепления религии. В «Анти-Дюринге» им сказано:

… В современном буржуазном обществе над людьми господствуют, как какая-то чуждая сила, ими же самими созданные экономические отношения, ими же самими произведенные средства производства. Фактическая основа религиозного отражения действительности продолжает, следовательно, существовать, а вместе с этой основой продолжает существовать и ее отражение в религии. И хотя буржуазная политическая экономия и дает некоторое понимание причинной связи этого господства чуждых сил, но дело от этого ничуть не меняется. Буржуазная политическая экономия не в состоянии ни предотвратить кризисы вообще, ни уберечь отдельного капиталиста от убытков, от безнадежных долгов и банкротства, ни избавить отдельного рабочего от безработицы и нищеты.

Энгельс далее продолжает:

До сих пор еще в ходу поговорка: человек предполагает, а бог (то есть господство чуждых человеку сил капиталистического способа производства) располагает. Одного только познания, даже если оно идет дальше и глубже познания буржуазной политической экономии, недостаточно для того, чтобы подчинить общественные силы господству общества. Для этого необходимо прежде всего общественное действие. И когда это действие будет совершено, когда общество, взяв во владение всю совокупность средств производства и планомерно управляя ими, освободит этим путем себя и всех своих членов от того рабства, в котором ныне их держат ими же самими произведенные, но противостоящие им в качестве непреодолимой чуждой силы средства производства, когда, следовательно, человек будет не только предполагать, но и располагать, — лишь тогда исчезнет последняя чуждая сила, которая до сих пор еще отражается в религии, а вместе с тем исчезнет и само религиозное отражение, по той простой причине, что тогда уже нечего будет отражать.

Карл Маркс верил в то, что после победы социализма религия полностью исчезнет и ей на смену придет альтернативная форма общественного сознания — материалистический атеизм. Маркс сравнивал религию с «опиумом народа», а об атеизме написал: «Атеизм является отрицанием Бога и утверждает бытие человека именно посредством этого отрицания». Энгельс был в этом пункте менее категоричным: «Атеизм, как голое отрицание религии, ссылающийся постоянно на религию, сам по себе без нее ничего не представляет и поэтому сам еще является религией».

Как известно, история распорядилась совсем не так, как предсказывали основоположники марксизма. В XX в. в СССР был построен социализм и узаконен «государственный атеизм», но авторитарно правящей коммунистической партии так и не удалось искоренить традиционные религии России. Социализма у нас сегодня больше нет, материалистический атеизм лишился официальной государственной поддержки, а традиционные религии продолжают играть значительную роль в общественном сознании и культуре русской нации. Так что разговор о марксистской философии религии можно завершить парафразом строчки Гёте: «Суха марксистская теория, мой друг, мертва, но вечно зеленеет древо жизни!».

• [1] Основные труды Ф. Энгельса: Бруно Бауэр и первоначальное христианство // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 19; Анти-Дюринг // Там же. Т. 20;Диалектика природы // Там же; Людвиг Фейербах и конец классической немецкойфилософии // Там же. Т. 21.