Тревожная неопределенность: фашистская политика иод знаком мюнхенского конкордата (октябрь 1938 — март 1939)

Успех гитлеровской дипломатии оказал влияние на фашистское руководство, которое вынесло в повестку дня заключение военного союза с Германией. Вместе с тем, редактор тома «Итальянские дипломатические документы» Дж. Андре отмечает наличие трений между партнерами по ряду вопросов, которые необходимо было преодолеть. Например, недовольство итальянцев тем, что в период кризиса германская сторона утаивала информацию о своих намерениях; англо-германским и франко-германским сближением; германским проникновением в Балкано-Дунайский район. Например, посол Аттолико, анализируя позицию Германии по вопросу венгерских притязаний на русено-карпатскую территорию, отметил, что немцы не хотели бы «захлопнуть окно» и сами не прочь претендовать на этот район. По мнению Дж. Андре, итальянское руководство оказалось нс готовым к новой политической реальности и предпринимало непоследовательные действия¹.

• 12 октября итальянский посол в Варшаве сообщил, что во Львове прошли демонстрации в пользу создания автономной Закарпатской Русении. Он сообщил об озабоченности польского руководства тем, что это выступление «на службе германских интересов» нацелено на то, чтобы воспрепятствовать созданию общей польско-венгерской границы¹. В этот же день Чиано записал в дневнике, что Муссолини поручил ему оказать влияние на Прагу с целью передачи Будапешту территорий, населенных венграми^[1][2].
• 30 сентября посол в Берлине сообщил о предстоящем подписании англо-германской декларации. Несмотря на попытки германского руководства минимизировать значение декларации, что попытался сделать принц Гессенский во время своего очередного визита в Италию, в Риме нс поверили этому утверждению^[3]. Чиано записал в дневнике:

…Хотят ли они вступления в силу пакта от 16 апреля? Если они это сделают, хорошо. В противном случае каждый будет вести свою игру: дуче говорит, что может поставить вопрос перед большим советом о денонсировании этого соглашения, которое слишком задержалось в своем совершенствовании^[4].

Тем не менее, итальянское правительство приступило к выводу своего десятитысячного корпуса из Испании, выполняя договоренность, достигнутую с Чемберленом в Мюнхене^[5].

В ходе Мюнхенской конференции состоялся краткий обмен мнениями между Чемберленом и Муссолини. Глава британского кабинета предложил провести конференцию четырех держав для обсуждения испанского вопроса. Муссолини обошел молчанием это предложение. Он обещал в ближайшее время осуществить вывод примерно половины интервенционистского корпуса из Испании и пригласил Чемберлена посетить Италию, как только отношения между двумя странами будут урегулированы. Вместе с тем, Муссолини отклонил предложение Чемберлена о проведении дополнительной встречи между ними, сославшись на то, что она, во-первых, могла бы вызвать раздражение Гитлера, а во-вторых, трудно было бы мотивировать отказ от проведения подобной беседы с Даладьс.

Этими действиями Муссолини рассчитывал ускорить вступление в силу англо-итальянского соглашения от 16 апреля. 3 октября Чиано занес в свой дневник следующие слова Муссолини: «Я подтверждаю, что не имеет смысла говорить о конференции четырех или о других встречах до тех пор, пока отношения не будут нормализованы»^[6]. Вступление в силу англо-итальянского соглашения выдвигалось также в качестве основного условия возобновления переговоров с Францией.

Итальянские и германские руководители обсудили на мюнхенской конференции проект тройственного пакта, предложенный японскими милитаристами. В конце августа совет пяти министров Японии принял решение ускорить переговоры с Германией о заключении военного союза. На заседании было высказано желание японского правительства извлечь опыт из событий в Европе, усилить борьбу против происков Коммунистического Интернационала и его агентуры в духе требований Антикоминтерновского пакта для Азии.

Итальянский посол в Токио Дж. Аурити сообщил 26 сентября, что японское правительство одобрило проект договора и направило его на редакционную доработку, которая завершится через несколько недель. Послу Японии в Риме было поручено доставить проект и обсудить его с итальянским руководством. Затем предполагалось направить японскую делегацию в качестве ответного визита на приезд делегации фашистской партии в мае 1938 г. Посол в Токио сообщал в Рим, что японская сторона не ставит знак равенства между заключением союза с Германией и Италией. Например, в Берлине предпочитают не обсуждать идею пакта до тех пор, пока Япония не завершит военные приготовления¹.

• 29 сентября посол Аурити сообщил, что самым специфическим элементом соглашения с Италией являются соглашения между двумя армиями и флотами, которые должны были бы рассмотреть «различные определенные гипотезы войны»^[7][8]. В конце послания Аурити подчеркнул: «…но обсуждать и заключать только с нами, утверждаю, только с нами»^[9].
• 29 сентября во время конференции в Мюнхене Риббентроп передал Чиано проект трехстороннего договора на английском языке^[10]. Имеются основания для предположения, что он не был идентичным проекту, о котором писал посол Аурити.

В преамбуле текста, переданного Риббентропом, указывалось, что в период после заключения Антикоминтсрновского пакта активность Коминтерна в Европе и Азии продолжает усиливаться. «Исходя из твердого признания опасности, которую она представляет собой, и стремясь защитить себя против угрозы их общим идеологическим интересам, три договаривающиеся стороны договариваются о следующем: трехсторонний пакт». Первая статья предусматривала солидарность и сотрудничество в том случае, если одна из сторон будет вовлечена в дипломатические затруднения с третьими государствами. Во второй статье предусматривалась солидарность участников пакта в случае, если один из участников станет объектом угрозы. Третья статья рассматривала случай неспровоцированной агрессии против одного из участников пакта, и стороны обязывались оказать в этом случае друг другу государственную поддержку^[11].

Далее оговаривалось, что трехсторонний пакт заключается как приложение к антикоминтерновскому договору. В проекте отмечалась важность заключения дополнительного протокола, в котором были бы отражены вопросы сотрудничества в политической, военной и экономической сферах. Предполагалось, что эти соглашения могут быть приняты только после того, как будут обсуждены все возможные условия такого сотрудничества, исходя из географического положения каждого из участников пакта. «Только в этом случае „Трехсторонний пакт“ как целостный документ станет автоматически эффективным»¹.

Г. Чиано записал в дневнике:

Риббентроп изложил мне проект трехстороннего пакта между Италией, Германией и Японией. Говорит, что это нечто «самое грандиозное в мире». Как всегда, Риббентроп преувеличивает. Верю, что спокойно изучим и, возможно, через какое-то время поддержим^[12][13].

• 8 октября посол в Японии сообщил в Рим, что «продолжаются контакты между заинтересованными министерствами»^[14].
• 10 октября последовало подробное сообщение итальянского военно-морского атташе в Японии Дж. Джиорджиса адмиралу Д. Каваньяри. Он доложил о том, что после прибытия 22 сентября в Токио и официального представления 1 октября встретился с руководителями ВМФ Японии. По итогам встречи он докладывал в Рим: японский военно-морской флот рассчитывает на италояпонское военно-морское сотрудничество с антибританскими намерениями. Он информировал о японских предложениях:

A. Автоматически благожелательный нейтралитет.

Б. После изучения ситуации реализуется мобилизация с целью сковывания на Дальнем Востоке (в Средиземноморье) части военноморских сил противника.

B. После дальнейшего исследования ситуации реализуется: акты враждебности (войны) при взаимном сотрудничестве^[15].

В ходе дальнейших контактов итальянского атташе с военноморскими руководителями речь шла о японских предложениях развития оперативного, организационного и транспортного сотрудничества.

Во второй части своего донесения атташе коснулся позиции руководства сухопутных сил. Он отметил, что армия не проявляет интереса к сотрудничеству двух стран на море, указал на доминирующее влияние сухопутных сил на формирование внешней политики Японии. Он также подчеркнул, что первоначально инициатива пакта исходила от армии, и только затем — от флота. Джиорджис отметил, что военный атташе поддерживает контакт с Генеральным штабом, и 7 октября сообщил, что проект пакта имеет также полную поддержку в армии, и в ближайшее время там намерены начать обсуждение некоторых технических вопросов. Особенность переговоров с японцами заключалась в том, что предпочтение отдавалось отдельным переговорам с каждым родом войск.

Джиорджис также обратил внимание на стремление армии придать тройственному военному пакту антикоммунистическое содержание и, таким образом, направить его главным образом против СССР. А что касается игало-японского военного договора, то, с одной стороны, он усиливал бы трехсторонний пакт, а с другой стороны, обеспечивал бы антианглийскую безопасность двух стран на море. По мнению атташе, отставка министра иностранных дел К. Угаки и передача поста премьер-министру Ф. Коное должна была облегчить заключение итало-японского пакта. Атташе отметил сильное влияние сложной расстановки в правительстве Японии при рассмотрении вопроса о заключении пакта. Военные считают эту тему своей прерогативой, поэтому посольство Японии в Риме не проявляет видимого интереса к переговорам о пакте¹.

9 октября Гитлер выступил с речью в Саарбрюкене. Он отметил важную роль Муссолини в достижении мюнхенского решения чехословацкой проблемы. «Муссолини — единственный настоящий друг, которого мы имеем». По его мнению, позиция Великобритании и Франции может быть переменчива в связи с приходом к власти антигерманских политических лидеров. В связи с этим Гитлер объявил о продолжении строительства фортификационных сооружений на западных границах'.

Сначала итальянское руководство полностью поддержало Венгрию в ее притязаниях на территории Закарпатской Русении. Одной из целей этой акции являлось установление общей польсковенгерской границы. После встречи с послом Польши в Берлине и посланником Венгрии Аттолико сообщал, что поляки мечтают о совместной польско-венгерской границе с тем, чтобы установить ось Варшава — Будапешт^[16][17]. Муссолини даже обещал направить эскадрилью истребителей для обороны Будапешта^[18].

В 20-х числах октября переговоры о притязаниях Польши и Венгрии к Чехословакии вошли в заключительную стадию. Итальянское руководство принимало участие в разделе Чехословакии и пыталось лоббировать венгерские интересы. Но основная роль в разделе Чехословакии, безусловно, принадлежала Германии. После ознакомления с новым германским планом, который ограничивал венгерские притязания, Чиано записал 20 октября в своем дневнике:

Я почувствовал обман. Выяснилось больше, чем я предполагал, что план нехорош для венгров. Риббентроп недоговаривает, и когда я заговорил с ним относительно общей границы между Польшей и Венгрией, он ускользнул от ответа. Дуче не намерен оказывать давление на Будапешт. Я в этом смысле проговорил Виллани^[19]: «Если вы примете план, который можно назвать немецким, хорошо, и мы будем довольны. В противном случае дайте нам знать, что мы сможем сделать для вас»^[20].

Еще 21 октября, по сообщению итальянского посла в Варшаве, польское правительство проявляло решимость добиваться создания общей границы с Венгрией¹. Об этом открыто заявлял министр иностранных дел Польши Бек во время своего визита 19 октября в Румынию и переговоров с королем Каролем. Ценой румынской поддержки объявлялась передача ей некоторых территорий Закарпатской Русении, на которых проживали румынские меньшинства. Итальянский посланник отметил, что король решительно отверг эти предложения^[21][22][23]. Добиваясь немецкой поддержки, посол Польши в Берлине встретился с Герингом. Он намекнул нацистскому руководителю, что установление общей границы с Венгрией особенно важным будет для решения «украинского вопроса», к которому Германия всегда проявляет интерес^[24].

22 октября состоялся телефонный разговор между министром иностранных дел Чиано и его немецким коллегой Риббентропом^[25]. Риббентроп скептически высказался относительно возможности мирного арбитража между Чехословакией и Венгрией. Вместе с тем он подчеркнул нежелание германской стороны осуществлять арбитраж насильственными методами. В свою очередь, Чиано заверил коллегу в том, что он даст знать венграм, что Италия в вопросе арбитража будет действовать согласованно с Германией и будет стремиться исключить любую опасность использования силы. По мнению Риббентропа, Чехословакия хотела бы проведения новой конференции четырех по проблеме меньшинств. Чиано ответил, что не итальянской стороной эта инициатива была отклонена.

Г. Чиано отметил антивенгерские настроения Риббентропа и добавил: «Более, чем обычно, он выступал в качестве адвоката Праги»^[24]. Эта немецкая позиция была подтверждена в ходе нового телефонного разговора, состоявшегося 23 октября между Чиано и Риббентропом. На этот раз Риббентроп мог сослаться непосредственно на мнение Гитлера, который высказался против участия стран оси в арбитраже. Немецкая сторона настаивала на прямых переговорах между Прагой и Будапештом. В случае провала прямых переговоров Гитлер настаивал на проведении конференции четырех стран на уровне министров иностранных дел. Наконец, Риббентроп согласовал дату своего короткого неофициального визита в Рим¹.

Венгерское правительство попыталось через Рим оказать нажим на Берлин, чтобы побудить его к проведению арбитража. 23 октября состоялась беседа между венгерским посланником Виллани и министром иностранных дел Чиано. Виллани высказал предположение, что Великобритания и Франция при определенных условиях поддержали бы арбитраж, осуществленный странами оси. Конфиденциально посланник сообщил о разногласиях, выявившихся в немецко-венгерских отношениях по вопросу о передаче Венгрии трех чехословацких городов^[27][28]. Но затем под нажимом Берлина итальянское руководство неожиданно для Будапешта решительно отказало в поддержке. Не исключено, что на Рим оказали влияние отрицательные позиции руководства Румынии и Югославии, которые стремились воспрепятствовать как созданию польско-венгерской границы, так и передаче Венгрии Закарпатской Русении^[29]. В качестве контраргумента муссировались слухи о приведении в действие статей Малой Антанты. 24 октября Чиано записал в дневнике, что Муссолини распорядился воздержаться от поддержки претензий Венгрии на Русению^[30].

Состоявшийся 2 ноября под эгидой Германии и Италии первый Венский арбитраж предписывал передать Венгрии южные районы Словакии и Подкарпатской Украины. Однако из-за противодействия Германии не были удовлетворены польские и венгерские планы установления общей границы^[31].

Советская внешняя политика в этот период находилась в центре внимания итальянской дипломатической службы. Посольство Италии в Москве продолжало констатировать продолжение антигерманской политики Москвы, что, но мнению итальянских дипломатов, находило подтверждение в смягчении позиции Москвы в отношении Польши¹. 26 ноября была оглашена польско-советская декларация, которая подтверждала действие договора о ненападении между двумя странами и содержала заявление об улучшении торговых отношений между ними^[32][33]. Мимо внимания посла также не прошли действия Кремля, направленные на улучшение отношений с Соединенными Штатами^[34].

По мнению Андре, последовавшая концентрация внимания итальянского руководства на конфликте с Францией вела к ослаблению ее влияния в Юго-Восточной Европе в пользу Германии^[35].

Фашистское руководство чувствовало себя обойденным в результате мюнхенской сделки. Это довольно метко охарактеризовал британский посол в Риме лорд Перт:

Господин Муссолини, естественно, надеется, что его действия в связи с кризисом получат конкретное признание со стороны правительства Ее Величества в форме вступления в силу соглашения и признания империи. Я думаю, что для него было неожиданным, что в то время как премьер-министр вернулся из Мюнхена с соглашением, подписанным Гитлером, которое устанавливало консультации с Германией, он, несмотря на активное вмешательство в поддержку предложений премьер-министра, был оставлен за дверью на холоде. В то время как нашкодивший ребенок получает награду, прилежный остается с пустыми руками^[36].

Итальянское руководство внимательно следило за ходом франко-германских отношений, которые были направлены на оживление Локарнского пакта¹. О начале переговоров Муссолини был информирован принцем Гессенским во время его визита в Италию 11 октября^[37][38]. По рекомендации из Лондона французское правительство предприняло шаги к улучшению отношений с Римом, направив после долгого перерыва нового посла, вручение верительных грамот которым было равносильно признанию Итальянской империи. 19 октября временный поверенный в делах Италии во Франции докладывал о своей встрече с министром общественных работ, который информировал о желании президента Даладье провести встречу с Муссолини в целях улучшения двусторонних отношений^[39]. Однако сдержанная реакция со стороны Италии в отношении Франции означала, что в Риме не считают эти инициативы достаточными для нормализации двусторонних отношений.

Одновременно британское руководство предложило фашистской Италии сценарий мероприятий, публичное объявление о которых, по его расчетам, должно было облегчить ратификацию парламентом англо-итальянского соглашения. Во врученном 14 октября министру Чиано британским послом меморандуме предлагалось вывести десятитысячный контингент итальянских сухопутных сил из Испании, что составляло более половины находившихся там итальянских войск (при условии вывода остальных войск); не направлять в Испанию новые итальянские контингенты; не стремиться компенсировать вывод итальянских сухопутных сил дополнительной посылкой летчиков; добиваться прекращения бомбардировок в Испании, которые могли бы привести к жертвам на английских судах^[40]. В этом меморандуме не упоминалось сделанное десятью днями ранее предложение Галифакса о проведении конференции четырех держав по испанскому вопросу.

Д. Болек Чекки публикует ряд архивных документов Форин Оффиса, в которых были изложены аргументы английской стороны в пользу соглашения с Италией. Предполагалось, что прекращение войны в Испании даст свободу действий Италии и приведет к ослаблению ее связей с Германией, что соглашение с Италией повлияет на прекращение антибританской кампании на Ближнем и Среднем Востоке, будет способствовать урегулированию эфиопской проблемы и нормализации положения в Северо-Восточной и Восточной Африке, положительно повлияет на обстановку на Балканах и в других районах Средиземноморья. Признав Центральную Европу германской сферой влияния, Великобритания должна сосредоточить усилия на защите своей империи, на Иберийском полуострове и в Средиземноморье¹.

21 октября в поддержку заявленной Чемберленом политики «умиротворения» выступил влиятельный британский политик министр внутренних дел Сэмюэль Хор. В целом его речь была встречена позитивно в немецких и итальянских кругах^[41][42].

Р. Ванситтарт, скептически относившийся к возможности отрыва фашистской Италии от Германии, указывал на то, что Муссолини шантажировал Чемберлена угрозой заключения военного союза с Германией^[43].

В октябре в японском правительстве произошли перестановки, в результате которых пост министра иностранных дел занял Хатиро Арита, сыгравший активную роль в подготовке Антикоминтерновского пакта. В 20-х числах октября военные атташе трех стран завершили доработку проекта договора. Изменения коснулись всех разделов проекта. Если первоначально в преамбуле говорилось о намерении трех стран «защищаться против угрозы их общим идеологическим интересам», то в новом проекте содержался более широкий призыв к «защите общих интересов грех договаривающихся держав». В основной документ были внесены две новые — четвертая и пятая — статьи, запрещавшие заключать сепаратные перемирия или мир, определившие продолжительность действия пакта в десять лет, условия его вступления в силу, продления и прекращения действия. Вторая статья была дополнена обязательством экономической поддержки. В третьей был убран последний абзац, в котором отмечалось: «…три договаривающиеся державы убеждены в том, что заключением настоящего договора они смогут внести последующий вклад в дело сохранения мира для их народов и всего человечества». В новом проекте подобная маскировка агрессивной сущности договора, видимо, была сочтена излишней. Примечательно, что было включено обязательство немедленно обсудить мероприятия в случае вступления в войну одной из сторон. Содержание дополнительного секретного протокола в основном было сохранено, но он приобрел более обязательный характер по сравнению с предыдущим. Сразу же после вступления пакта в силу предполагалось создать комиссии по экономическому, военному и политическому сотрудничеству трех стран¹.

Для обсуждения нового проекта пакта 27 октября в Италию прибыл германский министр иностранных дел Риббентроп. Его переговоры в Риме выявили нежелание итальянской стороны форсировать подписание соглашения. Это объяснялось многими причинами. Об одной из них Чиано записал в дневнике 27 октября:

У меня есть план заморозить его (военный пакт. — В. М), тем более что Перт (английский посол в Риме. — В. М.) сообщил мне по секрету о решении англичан ратифицировать апрельский пакт в середине ноября. Мы должны держать открытыми обе двери, союз сегодня (с Германией. — В. М.) закрыл бы, возможно, навсегда одну из них, и не менее важную. Дуче, которого я информировал, думает точно так же^[44][45].

Другая немаловажная причина обструкции итальянцев была четко изложена в меморандуме Муссолини, который Чиано зачитал Риббентропу. В нем содержалась позиция итальянского руководства в связи с японским предложением о заключении военного союза.

• 1. Если говорить о военном союзе оборонительного характера, то в нем нет абсолютно никакой необходимости. Никто сегодня в мире и завтра не собирается нападать на тоталитарные государства, потому что они выступают вместе. В политических целях оборонительного характера достаточно Антикоминтерновского пакта и оси Рим — Берлин.
• 2. Если говорить не об оборонительном, а о наступательном союзе, тогда представляется целесообразным следующее: а) перспективные цели трех держав должны быть ясно определены и согласованы, союз должен вырасти из пустившей глубокие корни дружбы между народами. Когда последние условия будут достигнуты, станет ясно, что толчок неизбежен, союз возникнет естественно, как логическое следствие ситуации (курсив мой. — В. М.)

Главным в меморандуме являлось указание на необходимость достижения предварительного условия — разграничения сфер влияния, — без этого итало-фашистское руководство отказывалось подписать военный пакт.

Тем не менее, отмечает Л. Чева, именно визит Риббентропа дал толчок военным контактам между двумя странами. Инициатива с итальянской стороны шла от заместителя военного министра, начальника Генерального штаба армии Париани. Немецкая сторона реагировала с большой сдержанностью и медлительностью^[46][24].

В сущности, предпосылки для заключения тройственного военно-политического союза сложились к концу 1938 г. 10 ноября получили дальнейшее развитие германо-японские отношения в результате заключения соглашения, предусматривающего обмен военной информацией^[48]. Задержка с подписанием тройственного пакта была вызвана стремлением каждой из сторон получить максимальную выгоду и выбрать наиболее благоприятный момент.

Пауза в переговорах о военном союзе позволила итало-фашистскому руководству снять возможные помехи на пути ратификации англо-итальянского соглашения. Со своей стороны английское правительство не стало акцентировать внимание на вопросах отзыва итальянских военных летчиков и прекращения бомбардировок английских судов, ограничившись лаконичным заверением парламенту, что Муссолини искренне надеется на восстановление мира и порядка в Испании в самое ближайшее время.

2 ноября 1938 г. британский парламент начал дебаты по англоитальянскому соглашению. Спустя пять дней посол в Риме Перт информировал Чиано о вступлении «пасхального» соглашения в силу 16 ноября.

Подготовленный 10 ноября британским кабинетом для внутреннего пользования политический меморандум о положении в Центральной и Юго-Восточной Европе свидетельствовал о том, что в правящих кругах Великобритании не строили иллюзий относительно возможной внешнеполитической переориентации Италии. С ратификацией соглашения в Лондоне связывали надежды на восстановление традиционной дружбы между двумя странами. Великобритания могла предложить Италии безопасность се коммуникаций с заморскими странами. Германия же могла оказать содействие итальянским устремлениям в расширении границ ее империи в Северной Африке в районе от Средиземного моря до Индийского океана, причем преимущественно за счет Британской империи. Авторы меморандума считали, что склонность Муссолини и других фашистских руководителей к авантюризму могла подтолкнуть их на агрессивные действия.

В меморандуме рассматривался вариант обострения италогерманского соперничества в Юго-Восточной Европе. В этой связи отмечалось, что экономическое положение Италии может подталкивать ее в сторону Запада. Однако извлечь из этого какие-либо преимущества для Великобритании авторы меморандума не предлагали. Они бесстрастно констатировали, что при нынешнем положении дел отсутствуют перспективы инвестиций западных держав в Италии.

В меморандуме рассматривалась также возможность достижения соглашения между Германией и Италией о разграничении сфер влияния в Юго-Восточной Европе, что должно было означать, комментирует меморандум итальянский историк Д. Болек Чекки, что Германия нацеливает свою экспансию в направлении Украины¹.

Представляется возможным сделать вывод о том, что англоитальянское соглашение от 16 апреля 1938 г. имело цели, ограниченные рамками достижения общего соглашения между Германией, Италией, Англией и Францией. Примечательно, что его ратификация состоялась 16 ноября того же года, т. е. после мюнхенской конференции, в период между подписанием англо-германской декларации 30 сентября и франко-германской 6 декабря, когда дипломатиям Великобритании и Франции, казалось бы, удалось достичь договоренности с фашистскими государствами.

• 2 ноября 1938 г. британский парламент начал дебаты по англо-итальянскому соглашению. Спустя пять дней посол в Риме Перт информировал Чиано о вступлении соглашения в силу 16 оября.
• 16 ноября 1938 г. состоялась ратификация англо-итальянского соглашения британским парламентом. В тот же день в зале «Виттория» итальянского МИД британский посол Перт и Чиано подписали заявление о вступлении англо-итальянского соглашения в силу. Британский посол выразил надежду относительно «полного и дружественного сотрудничества между двумя империями»^[49][50]. В подходе к сотрудничеству с Лондоном проявилась позиция главы фашистского правительства, которую отразил Чиано 16 ноября на страницах своего дневника:

В Европе ось остается основной. В Средиземноморье сотрудничество с англичанами — до тех пор, пока это будет возможным. Франция находится за чертой: по отношению к ней определены наши требования^[51].

Франция остро реагировала на англо-итальянское соглашение, рассматривая его как попытку этих двух стран установить своеобразный протекторат надо всем Средиземноморьем и низвести в связи с этим Францию до положения второстепенной державы. Уклонение фашистской Италии от заключения аналогичного соглашения с Парижем расценивалось как тревожный симптом, свидетельствовавший о выдвижении ею требований к Французской республике^[52].

За ним последовало предъявление Италией требований к Франции. Рим претендовал на превращение Туниса в италофранцузский кондоминиум, на передачу всей железной дороги от Аддис-Абебы до Джибути под полный итальянский контроль, на совместное административное управление портом Джибути. Итальянцы требовали допустить их представителей к управлению Суэцким каналом. 30 ноября Чиано изложил итальянские претензии в фашистской палате, его речь прерывалась возгласами: «Тунис, Джибути, Корсика!».

Одновременно итальянское руководство поощряло развитие военных связей с Германией. На следующий день после заключения мюнхенского соглашения начальник Генерального штаба армии Париани указал германскому военному атташе в Риме полковнику Ринтелену на опасные последствия для двух стран отсутствия контактов между их генеральными штабами. Спустя месяц из Берлина пришло предложение начать переговоры на уровне генеральных штабов. 26 ноября Гитлер и руководство ОКВ договорились о начале военных переговоров с итальянскими коллегами. 30 ноября 1938 г. начальник объединенного командования вермахта В. Кейтель передал министру иностранных дел Риббентропу меморандум с изложением платформы генерального штаба на переговорах с итальянской стороной.

Основной принцип переговоров был сформулирован следующим образом: «Никаких совместных военных операций под единым командованием, но установление задач и определение театров войны для каждого государства, на которых стороны будут действовать независимо». В разделе «Военно-политическая основа переговоров» указывалось, что из войны Германии и Италии против Франции и Великобритании надо вывести в первую очередь Францию. В этом случае Великобритания потеряет собственные базы для продолжения дойны на континенте и окажется в одиночестве перед объединенным потенциалом фашистских государств.

Предполагаемые условия военных действий: строгий нейтралитет Швейцарии, Бельгии и Голландии; благожелательный нейтралитет Венгрии и Испании; неясные позиции Балканских стран и Польши; враждебное отношение к странам оси Советской России. Позиция неевропейских стран в меморандуме не рассматривалась.

Распределение театров военных действий: Германия концентрирует все сухопутные, военно-морские и воздушные силы на Западном фронте. На суше — германское наступление против Франции. В это время германский военно-морской флот ведет действия против английских и французских морских коммуникаций в Северном море и Атлантическом океане. Военно-воздушный флот поддерживает действия на море и на суше.

Италия ведет военные действия главным образом в Средиземном море и Северной Африке. Италия должна также способствовать сохранению нейтралитета Балканских стран, являющихся главной базой снабжения фашистских государств. Лишь в случае возникновения угрозы для Германии на Восточном фронте планировались совместные действия Италии и Венгрии против Польши. В Средиземном море за Италией оставалась возможность оккупации Балеарских островов для воспрепятствования переброске французских сил на материк. Далее — захват Корсики, военные действия во Французской Северной Африке, поддержка повстанческого движения в Марокко. Затем боевые действия против английских коммуникаций и военных сил на море и в воздухе, создание угрозы английскому влиянию в Египте, Палестине и на Ближнем Востоке, выведение из строя английской базы на Гибралтаре. На западе итальянцы должны были «сковать на своей границе максимально возможное число французских войск».

В заключительную часть меморандума были вынесены вопросы, которые вермахт рассчитывал обсудить с итальянцами в первую очередь: участие Италии во всех оборонительных (активных и пассивных) мероприятиях Германии, обмен информацией между службами вооруженных сил, участие Италии в осуществлении военной цензуры в отношении иностранных государств, сотрудничество в области сырья и производства вооружений, в области коммуникаций¹.

В сущности, эта концепция не исключала возможности создания единого командного союзного органа в целях согласования стратегических директив, а также оказания содействия союзнику на его театре военных действий. Несколько лет спустя с горькой иронией современный военный исследователь М. Монтанари отмстит, что объединенное командование вермахта покажет на практике в Северной Африке, как Германия уважает соблюдение «независимости» союзника в ведении операций итало-германскими войсками^[53][54].

Платформа, предложенная германским генеральным штабом, ставила вопрос о распределении театров военных действий против Англии и Франции, но за бортом дискуссии Берлин все еще оставлял вопросы разграничения сфер влияния между самими фашистскими государствами. Пока перспективы переговоров с Германией о разграничении сфер влияния оставались неясными, итальянское руководство стремилось ограничить военное сотрудничество с Берлином узкой технической областью и уклонялось от обсуждения общестратегических вопросов.

Тем временем в Риме было продолжено обсуждение планов, связанных с обеспечением безопасности коммуникаций с Северной Африкой в случае войны. В качестве рабочей гипотезы рассматривалось ведение военных действий Италии и Германии против коалиции в составе Англии, Франции, СССР, Египта, Турции и Греции. Гарантией успешного развития событий считалось овладение Мальтой, важным стратегическим пунктом в Средиземном море. Из-за разногласий окончательных решений не было принято¹.

В середине декабря 1938 г. инспектор артиллерийских вооружений генерал У. Фаутилли обсудил с германским руководством формы сотрудничества двух армий в военно-технической области. Но по различным причинам до 9 марта следующего года никаких конкретных форм сотрудничества в военной области не наблюдалось^[55][56].

23 ноября 1938 г. Геббельс обратился по телефону к министру народной культуры Д. Альфиери с «маленькой», как он подчеркнул, просьбой. В связи с международной антигерманской кампанией по «еврейскому вопросу» нацистское руководство усилило в целях ее нейтрализации нападки на британскую колониальную политику, что, по словам Геббельса, принесло положительные результаты. «Мы были бы очень признательны, — писал он Альфиери, — если бы вы могли помочь нам таким образом, чтобы итальянская печать развернула подобную кампанию против английской колониальной политики, однако без ссылок на наши статьи». В этом случае, пояснил германский министр пропаганды, Берлин получил бы возможность цитировать итальянскую прессу по данному вопросу. Именно в этот период расистские и антисемитские тенденции приобретают официальный и организованный характер в политике фашистского правительства Италии^[57].

В ноябре было подписано итало-германское соглашение по культурным связям. Его целью являлось «углубление сердечных отношений между двумя странами» через культурные отношения. Ратификация соглашения состоялась в феврале, а первое заседание — в июне 1939 г. в Ганновере. Особенно расширилось сотрудничество на антикоммунистической основе. С итальянской стороны эти связи осуществлялись под эгидой образованного в 1937 г. Centro di ricerca anticomunista, преобразованного в 1942 г. в Centro di ricerca ed attivita sull’organizzazione di nuovo ordine. Во время поездки министра Альфиери в Вену в июне 1939 г. Геббельс предложил принять программу широкого сотрудничества в области печати, радио и координировать на ее основе совместные действия оси на международной арене.

С 1938 г. стало практиковаться направление итальянцев на работу в Германию. В первой половине 1939 г. в Германии находилось уже 37 тыс. сельскохозяйственных рабочих и более 9 тыс. было занято в промышленности, в основном на строительстве. В архивных документах отмечается, что итальянские рабочие подвергались жестокой эксплуатации, а в документах италофашистского правительства указывалось на то, что направлению рабочих в Германию придавалось «политическое значение высочайшей важности» в рамках политики фашистской оси. К 1938 г. произошла также существенная переориентация внешней торговли фашистской Италии. В 1926 г. доля Германии в итальянском импорте составляла 13,8%, в 1938 г.— 21,2%. Импорт из Германии машинного оборудования, важнейших видов сырья и полуфабрикатов в 1938 г. покрывал свыше 51 % всей импортируемой продукции этого профиля. За эти годы возросла также доля Германии в экспорте итальянской продукции: с 15% в 1921 г. до 24,9% в 1938 г. При этом поставки в Германию продуктов питания, важнейшей статьи итальянской торговли, составляли 39,2% ко всему экспорту.

• 15 декабря глава итальянского правительства сообщил японскому послу наиболее приемлемую дату для подписания тройственного пакта — вторая половина января или февраль 1939 г. К этому времени стали бы известны результаты англо-итальянских переговоров на уровне глав правительств. Кроме того, в Риме опасались преждевременного втягивания Италии в конфликт между Токио и Вашингтоном, возникший вслед за провозглашением японским руководителем доктрины «Великой Восточной Азии»¹. Частично это подтверждается сдержанным ответом итальянской стороны на призыв немецкого руководства активно поддержать Германию в полемике против Соединенных Штатов Америки.
• 17 декабря 1938 г. Чиано информировал французское правительство о том, что Италия расторгает в одностороннем порядке соглашение Лаваля — Муссолини 1935 г. 30 ноября министр выступил с речью, за которой последовали антифранцузские демонстрации в ряде городов^[58][59].

По «секретному каналу» Муссолини направил в Лондон три документа, в которых конкретизировались итальянские претензии в преддверии намеченного на начало января 1939 г. визита главы британского правительства Н. Чемберлена в Рим. Речь шла о британском посредничестве в итало-французском споре из-за Туниса, Ниццы и Корсики. Кроме того, Рим добивался от Великобритании расширения прав итальянской общины на Мальте, обсуждения англо-итальянского торгового сотрудничества, поддержки итальянских интересов на Балканах, британской финансовой и экономической помощи в освоении ресурсов Эфиопии^[60].

В начале января 1939 г. премьер-министр Франции Э. Даладье совершил поездку на Корсику и в Тунис, в ходе которой публично отверг итальянские притязания. Однако в беседе в конце декабря между Ж. Бонне и британским послом французский министр иностранных дел не исключал возможности переговоров с Италией и допускал предоставление некоторых уступок. Забегая вперед, отметим, что в результате конфиденциальных контактов между итальянским промышленником В. Фаджиоли, имевшим устойчивые контакты во французской правящей элите, и банкиром П. Бодуэном, которые имели место в конце января и в начале февраля, французская сторона намекнула на готовность пойти на уступки Италии в вопросах управления портом Джибути, относительно передачи участка железной дороги Джибути — АддисАбеба на эфиопской территории, а также участия в управлении Суэцким каналом и, наконец, рассмотреть статус итальянцев в Тунисе¹.

Перспективы дальнейшей материализации мюнхенского курса обсуждались в ходе переговоров Чемберлена и Муссолини 11−13 января 1939 г. в Риме. Вместе с британским премьер-министром в составе делегации присутствовал министр иностранных дел лорд Галифакс. «Час-два беседы с глазу на глаз с Муссолини могут иметь значение чрезвычайной важности для планирования переговоров с Гитлером», — откровенничал Н. Чемберлен в письме своей сестре^[61][62].

Линия поведения британской делегации на переговорах в Риме была разработана с учетом того, что Италия является членом фашистской оси. И посягать на этот статус Италии Чемберлен не собирался. Б. Муссолини подчеркивал, что фундаментальным направлением итальянской внешней политики является сотрудничество с Германией в рамках оси Рим — Берлин, однако это не является препятствием для установления дружеских отношений с Великобританией и Францией. Б. Муссолини подчеркивал, что Италия не наращивает свой контингент в Испании и, напротив, принимает меры к его ограничению и полному выводу из Испании после победы франкистов.

В портфеле британского премьер-министра были заготовлены предложения относительно некоторых уступок Италии, преимущественно за счет третьих стран. В свою очередь, Н. Чемберлен акцентировал внимание на том, что сотрудничество четырех государств, проявившее себя в ходе Мюнхенского соглашения, не получило продолжения, на которое он рассчитывал. «…К сожалению, он не может отметить никаких признаков дружеской взаимности или сигналов к началу переговоров со стороны Германии», и это несмотря на устойчивое желание британской стороны улучшать отношения с Берлином¹. Отсюда важной, если не главной целью переговоров являлось выяснение через Муссолини дальнейших намерений фашистской оси. К последней теме Чемберлен возвращался неоднократно.

И Муссолини, и Чемберлен дали высокую оценку англо-итальянскому соглашению. Чемберлен приветствовал состоявшийся накануне его визита первый обмен военной информацией, предусмотренный соглашением. Муссолини отметил, что фашистская ось является основным направлением итальянской внешней политики. Он высказался в пользу более широких и постоянных контактов и соглашений между четырьмя державами^[63][64].

На следующий день, 12 января, в центре внимания оказались итало-французские отношения, которые резко обострились в связи с активизацией итальянских территориальных требований к Франции и денонсацией итальянской стороной январского 1935 г. двустороннего договора с Францией. Никаких конкретных предложений по поводу их урегулирования не прозвучало ни с той, ни с другой стороны. Затем Н. Чемберлен вновь вернулся к теме отношений с Германией и посетовал, что после Мюнхенского соглашения никаких сигналов из Берлина относительно «самых глубоких отношений» нс последовало. Возможно, основной причиной визита Чемберлена в Рим являлось выяснение ближайших германских планов и намерений. «…В мире распространено мнение, что фюрер держит в голове нанесение новых ударов, которые могли бы быть опасными для всеобщего мира», — уточнял Чемберлен. В качестве предположений британский премьер-министр определил действия Германии против Украины с целью создания независимого государства, наступление на Западе против Франции или против Польши. При этом он подчеркнул, что любые из вышеназванных действий могут иметь локальный характер. Однако наибольшее беспокойство вызывает отсутствие представлений об истинных германских намерениях.

В ответ Муссолини постарался рассеять озабоченность Чемберлена относительно германских агрессивных действий тривиальными рассуждениями, за которыми не чувствовалось какой-либо реальной осведомленности о ближайших намерениях Гитлера. Стороны обменялись мнениями относительно возможности предоставления Чехословакии гарантий международной безопасности, однако договорились в дальнейшем вернуться к этому вопросу^[65].

В целом переговоры отразили намерение правящих кругов Великобритании и Италии следовать курсом мюнхенской политики. Однако они не дали ответа на главный вопрос: как дальше будут развиваться отношения между Великобританией и Францией, с одной стороны, и Германией и Италией — с другой.

Встреча Чемберлена и Муссолини повлияла на планирование военных операций фашистским командованием. 15 января И. Бальбобыл принятА. Париани, с которым обсудил новую директиву Муссолини. Ее смысл сводился к тому, что Италия исключала возможность войны против Великобритании и предусматривала возможность военных оборонительных действий против Франции не только в Альпах, но и на ливийско-тунисской границе. Тем не менее, были обсуждены планы нейтрализации Корсики. Бальбо, вопреки директиве Муссолини, продолжал настаивать на подготовке наступательных действий в Северной Африке, в частности против Туниса. Оставался открытым вопрос о взаимоотношениях с Германией. Было решено дождаться выступления Гитлера 30 января¹.

С самого начала 1939 г. тревожные вести о возможном направлении германской агрессии с целью полного подчинения Чехословакии поступали по дипломатическим каналам. Среди опубликованных итальянских дипломатических документов имеется донесение итальянского военного атташе в Бухаресте Делла Порта. Военный атташе докладывал 9 января 1939 г. о том, что его венгерский коллега в Бухаресте поведал о перспективах немецко-чехословацких отношений и о германских притязаниях на Украину. Согласно его сценарию, бывшая Чехословакия в составе Богемии, Моравии и Словакии будет присоединена к Германии, а чешские и словацкие войска могут повторить судьбу австрийских. Далее, Германия на территории Русении создаст украинское государство, в которое войдут территории Западной Буковины и Бессарабии. За поддержку Венгрией этого проекта она получит румынские территории, населенные венгерскими меньшинствами. Перед лицом прямого вооруженного конфликта с Германией советское руководство предпочтет согласиться с германским проектом^[66][67].

Тем временем итальянский посол в Москве А. Россо докладывал в Рим относительно продолжающейся тенденции к сближению СССР с Польшей:

Искренне или нет, но это советское отношение демонстрирует ясным образом, что советские политические директивы нацелены решительно, по крайней мере в данный момент, на консолидацию и развитие хороших отношений с Польшей с целью ее вовлечения в антигерманский блок, к которому, несмотря на Мюнхен, Литвинов все еще не охладел. Более того, у меня сложилось впечатление, что сегодняшнее обострение итало-французских отношений возрождает в Москве уверенность в возможности создания политической коалиции под знаком антифашизма^[68].

8 января посол в Москве направил в Рим обширное донесение, в котором попытался проанализировать изменения в советской внешней политике, начиная с Мюнхенского соглашения. По его мнению, Литвинов все еще не оставил надежду на формирование антифашистской коалиции демократических государств. И это несмотря на широко распространенное мнение, что после Мюнхена советское руководство посчитало проигранным сражение за коллективную безопасность. Некоторые надежды в советском руководстве поддерживает складывание в Великобритании оппозиции «капитулянтской политике» Н. Чемберлена, выступление Франции против реваншистских требований к ней со стороны Италии. В рамках этого курса советское руководство пытается сблизиться с Польшей и с соседними государствами — Финляндией, Литвой и Латвией, Ираном. Москва рассчитывает на сближение между Вашингтоном, Парижем и Лондоном и на нажим со стороны США в отношении Великобритании и Франции с целью формирования демократического блока, к которому мог бы примкнуть СССР. В завершение своего донесения посол констатировал, что его личные наблюдения и приведенные им факты свидетельствуют о том, что советские руководители «ищут различные способы для оживления идеи коллективной безопасности и работают над созданием атмосферы за рубежом, которая благоприятствовала бы советской игре против фашизма»¹.

В начале января состоялся визит польского министра иностранных дел Ю. Бека в Берлин, где он был принят Гитлером. С одной стороны, Гитлер заверил польского министра, что у Германии нет территориальных видов на Украину, а имеются чисто экономические интересы. А с другой стороны, он подчеркнул, что рассматривает Украину «как наиболее слабое звено в советской системе». Согласно донесению посла Аттолико, вернувшись в Варшаву, польский министр заявил об абсолютной уверенности в германском продвижении в направлении Украины^[69][70].

Посол в Берлине Б. Аттолико призывал не придавать слишком большого значения нормализации советско-польских отношений. Анализируя итоги визита польского министра иностранных дел Ю. Бека в Берлин, посол ссылается на слова самого польского министра, который фактически минимизировал значение советско-польской декларации от 26 ноября 1938 г. утверждением, что речь идет о простой «нормализации уже имеющихся отношений»¹. 25−27 января 1939 г. И. Риббентроп посетил с визитом Варшаву. После возвращения он информировал итальянского посла о том, что одной из основных целей визита было ослабить значение польско-советской декларации от 26 ноября 1938 г., подписанной сразу после Мюнхенской конференции^[71][72].

Вопреки расхожему мнению об изоляции СССР в связи с Мюнхенской конференцией, в январе отмечается его определенная активность на дипломатическом поле. 24 января посол А. Россо сообщил в Рим о своей беседе с замнаркома В. Потёмкиным, который как бы между прочим заметил о возможности советско-германских переговоров с целью увеличения объема торговли между двумя странами. Это сообщение было подтверждено временным поверенным в делах Германии в Москве К. фон Типпельскирхом. Послу показалось, что в советских кругах поддерживают слухи о сближении между Москвой и Берлином, возможно, чтобы вызвать реакцию в Лондоне и Париже^[73]. По инициативе итальянской стороны в январе возобновились экономические переговоры с СССР. 7 февраля был подписан целый комплекс документов, касающихся торговли между двумя странами^[74].

31 января посол в Москве доложил в Рим о своей беседе с турецким послом на обеде, устроенном М. Литвиновым. Посол Турции изложил ему литвиновскую идею создания «Черноморского пакта» с участием СССР, Румынии, Болгарии, Турции и Греции. Речь шла о проекте, который мог бы компенсировать распад Балканской Антанты¹.

В то же самое время продолжала раскручиваться дипломатическая интрига вокруг так называемого «украинского вопроса», который не мог не волновать советскую сторону. 13 января посол в Берлине Аттолико сообщил о встрече сотрудника отдела печати посольства Д. Дзанки с бывшим руководителем «независимой» Украины гетманом Скоропадским. По его мнению, мюнхенский договор сделал украинскую проблему чрезвычайно актуальной, выдвинув на первый план возможность германской экспансии на европейский восток. В некоторых официальных кругах, подчеркивал посол, распространяется мнение о том, что Германия приступит к разрешению вопроса Прикарпатской Русении уже ближайшей весной. Д. Дзанки сообщил, что Скоропадский уверен в безоговорочной германской поддержке^[75][76].

В 20-х числах января внимание итальянского МИД было привлечено к результатам визита министра иностранных дел Чехословакии Хвалковского в Берлин, где он был принят Гитлером и Риббентропом. В ходе переговоров заметное место было уделено положению немецких меньшинств, проживающих в Чехословакии. По этому поводу чехословацкий министр сделал предположение, что германское руководство стремится распространить проблему привилегированного положения немецких меньшинств и на другие страны. У чехословацкого министра сложилось впечатление, что украинский вопрос не находится в центре внимания германской дипломатии.

Следующей важной темой для обсуждения стало положение евреев в Чехословакии. Риббентроп в очень жесткой и агрессивной форме настаивал на том, чтобы чехословацкое руководство следовало антисемитской политике Германии. Третьей темой стало требование германского руководства предпринять решительные шаги к сокращению чехословацкой армии. В экономической области Берлин настаивал на создании системы взаимных преференций и на приобретении Германией практически всей произведенной продукции военного назначения. На вопрос относительно германских гарантий территориальной целостности новых границ Чехословакии Риббентроп ответил уклончиво. Хвалковский, по мнению итальянского посланника в Праге Франсони, вернулся из Праги «сильно озабоченным». «Не оставляйте нас одних; мы не спрашиваем больше, быть ли нам с осью: с Римом и Берлином, лишь бы не… с одним Берлином»¹.

22 февраля итальянский посланник в Праге Франсони сообщал, что чехословацкое руководство добивается международных гарантий безопасности границ страны как со стороны Франции и России, так и со стороны фашистской оси^[77][78].

• [1] DDI. V. X. Doc. 265. Р. 269.
• [2] См.: Ciano G. Diario. Р. 195.
• [3] ' DDI. V. X. Doc. 194. Р. 179.
• [4] Ciano G. Diario. P. 190−191.
• [5] DDI. V. X. Doc. 204. P. 190.
• [6] Ciano G. Diario. Р. 191.
• [7] DDl. V. X. Doc. 151. Р. 139.
• [8] Ferretti V. II Giappone е la politica estera italiana. P. 221.
• [9] 'DDl. V. X. Doc. 185. P. 168.
• [10] Ibid. Doc. 191. P. 176−177.
• [11] Ibid. P. 177.
• [12] DDL V. X. Р. 177.
• [13] Ciano G. Diario. Р. 189.
• [14] 1 DDL V. X. Doc. 244. Р. 242.
• [15] J Ibid. Doc. 255. P. 253−255.
• [16] DDL V. X. Р. 265.
• [17] Ibid. Doc. 66. Р. 59.
• [18] Ibid. P.261.
• [19] Венгерский посланник в Риме.
• [20] Ciano G. Diario. Р. 198.
• [21] DDl. V. X. Doc. 305. Р. 311.
• [22] Ibid. Doc. 307. P.313.
• [23] ' Ibid. Doc. 309. P 314.
• [24] Ibid.
• [25] Ibid. Doc. 316. P. 319−320.
• [26] Ibid.
• [27] DDL V. X. Doc. 319. Р. 322−323.
• [28] Ibid. Doc. 320. Р. 323−324.
• [29] Ibid. Doc. 295. Р. 297−298.
• [30] См.: Ciano G. Diario. P. 200.
• [31] DDL V. X. Doc. 355. P. 367−369; Doc. 432. P. 467.
• [32] DDL V. X. Doc. 399. Р. 430−431; Doc. 476. Р. 505−507; Doc. 551. Р. 601.
• [33]: DD1. V. X. Doc. 476. Р. 505−507.
• [34] 'Ibid. Doc. 416. Р. 449−450.
• [35] Ibid. Р XII.
• [36] Documents on British Foreign Policy. 1919;1939. Third Scries. L., 1949. V. 3.P. 322.
• [37] DDL V. X. Doc. 312. Р. 316.
• [38] Ibid. Doc. 314. Р. 318.
• [39] 5 Ibid. Doc. 293. Р. 295−296.
• [40] J Ibid. Doc. 277. P. 279−280
• [41] Bolech Cecchi D. L’accordo di due imperi. P. 211, 214. 287. Annex 15.
• [42] DDL V. X. Doc. 318. P. 321−322.
• [43] Cm.: Bolech Cecchi D. Op. cit. P. 213.
• [44] Текст проекта договора опубликован в кн.: Toscano М. Le origini diplomatichedel Patto d’Acciaio. P. 44−45.
• [45] Ciano G. Diario. P. 202.
• [46] Ceva L. Altre notizie sulle conversazioni militari italo-tedesche alia vigilia dellasecondaguerra mondiale// II Risorgimento. 1978. Ott. P. 152.
• [47] Ibid.
• [48] 5 Ferreti V. La politica giapponese e i rapporti con l’ltalia e la Germania, 1935;1939 // Storia Contemporanea. 1976. № 4. P. 799−800.
• [49] DBFP. Vol. 3. Р. 35; Bolech Cecchi D. V accordo di due imperi. P. 237−238.
• [50] Bolech Cecchi D. L' accordo di due imperi. P. 241.
• [51] Ciano G. Diario. P. 293.
• [52] См. об этом: Стегарь С. А. Дипломатия Франции перед Второй мировойвойной. М" 1980. С. 239.
• [53] См.: Documents on German Foreign Policy, 1918;1947. Series D. L., 1949. V. 4.P. 411; L’Esercito italiano alia vigilia della seconda guerra mondiale. Roma, 1982.P. 410−417. Allcgato 6. P. 377−378.
• [54] Cm.: L’Esercito italiano alia vigilia della seconda guerra mondiale. P. 33−34.
• [55] Gabriele М. Operazione С 3: Malta. Roma, 1975. Р. 17; Ceva L. Appunti perunastoria dello Stato Maggiore Generale fino alia vigilia della «non belligeranza» (giugno1925 — luglio 1939)// Storia contcmporanca. 1979. № 2. P. 240−241.
• [56] Ceva L. Altre notizie sulle conversazioni militari italo-tedesche alia vigilia dellaseconda guerra mondiale. P. 152.
• [57] Цит no: De Felice R. Storia degli ebrei italiani sotto il fascismo. V. 2. 1977. P. 409.
• [58] См. об этом: Ferreti V. La politica giapponese e i rapporti con PItalia e la Germania, 1935;1939. P. 790.
• [59] См. об этом: Стегарь С. А. Дипломатия Франции перед Второй мировойвойной. С. 239.
• [60] См. об этом: Quartararo R. Roma tra Londra e Berlino. P. 411−413.
• [61] См.: DBFP. Vol. 3. Р. 484; Santarelli Е. Storia del fascismo. Roma, 1981. P. 474,475.
• [62] Цит. no: Stafford P. The Chamberlain — Halifax Visit to Rome: A Reappraisal //English Historical Rev. 1983. № 1. P. 68.
• [63] DDI. V. XI. Doc. 48. Р. 73−76. 11 января 1939. Переговоры главы правительства Муссолини с премьер-министром Великобритании Чемберленом.
• [64] ACS. МСР. В. 33. Fasc. 437. Visita di Chamberlain in Italia; L’Europa verso lacatastrofe. V. 2. P. 12; Stafford P. The Chamberlain — Halifax Visit to Rome. P. 68−92.
• [65] DDL V. XI. Doc. 48. Р. 78−79. 12 января 1939. Переговоры главы правительства Муссолини с премьер-министром Великобритании Чемберленом.
• [66] См. об этом: Minniti F. Fino alia Guerra. P. 177−180.
• [67] DDL V. XI. Doc. 44. P. 69−70.
• [68] 5 DDL V. XL Doc. 3. P. 5.
• [69] DDL V. XI. Doc. 32. Р. 56−58.
• [70] Ibid. Doc. 58. Р. 89.
• [71] DDL V. XI. Doc. 27. Р. 48−49.
• [72] Ibid. Doc. 122. Р. 161.
• [73] 'Ibid. Doc. 97. Р. 139.
• [74] Хормач И. А. СССР — Италия: 1924;1939 гг. С. 242−243.
• [75] DDL V. XI. Doc. 129. Р. 169.
• [76] Ibid. Doc. 54. Р. 82−84.
• [77] DDL V. XI. Doc. 94. Р. 132−135.
• [78] Ibid. Doc. 213. Р 261.