ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА ФАШИСТСКОЙ ИТАЛИИ В ПЕРИОД ПОЛЬСКОГО КРИЗИСА (март — сентябрь 1939)

Влияние захвати Чехословакии на внешнюю политику Италии. — Балканский кризис и итальянская оккупация Албании. — Агония коллективной безопасности. — Вывод итальянских войск из Испании. — Итало-германские военные переговоры и заключение «стального пакта». — Италия на пороге Второй мировой войны. — Итальянские планы вступления в войну и объявление «неучастия в войне» (non belligeranza)

Влияние захвата Чехословакии на внешнюю политику Италии

15 марта 1939 г. германские войска оккупировали Чехословакию, ликвидировав се как самостоятельное государство. Словакия была провозглашена независимым государством под фактическим германским протекторатом. В результате окончательного поглощения Чехословакии усилились политические, экономические и стратегические позиции Германии не только в Центральной, но и в Юго-Восточной Европе. Нацистская Германия наложила руку на большую часть золотого и валютного запаса чешского эмиссионного банка. Берлин получил значительное количество чешского оружия и установил контроль над чехословацкими военными заводами, которые снабжали оружием страны Юго-Восточной Европы. Обладая заводами Группа и предприятиями Skoda, Германия получила монопольное право на поставки вооружения в Восточную и Юго-Восточную Европу, что позволяло ей оказывать политическое давление на малые страны. В области внешней торговли захват Чехословакии позволил еще больше закрепить зависимость малых стран от германского рынка и поставок товаров из Германии. Кроме того, оккупация Чехословакии позволила значительно улучшить стратегическое положение гитлеровского рейха. Территория Богемии и Моравии сразу же была использована для размещения авиационных баз только что созданной четвертой военно-воздушной армии, радиус действий которой простирался на большую часть Балкан'.

Подчинению балканских стран отводилось важное место в гитлеровских планах экономической и политической организации мира под руководством Германии. 8 марта 1939 г. Гитлер, выступая на совещании военно-экономических и партийных руководителей, подтвердил претензии Германии на включение Балкан и Дунайского бассейна в германское «жизненное пространство»^[1][2]. «Центр тяжести расширения нашего влияния должен находиться в Юго-Восточной Европе», — заявил генеральный уполномоченный по особым вопросам К. Краух на Генеральном совете, посвященном утверждению гитлеровского «четырехлетнего плана»^[3].

С весны 1939 г. усилия Берлина были направлены на то, чтобы прервать политические и экономические связи стран Юго-Восточной Европы с Англией и Францией, превратить их в аграрносырьевые придатки гитлеровской Германии. После оккупации Чехословакии Германия усилила нажим на Венгрию, Болгарию и Югославию с целью добиться их присоединения к Ангикоминтерновскому пакту.

Новый акт гитлеровской агрессии обострил противоречия Германии практически со всеми государствами, имевшими интересы в Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европе. У руководства Франции и Великобритании не было уверенности в том, что германская агрессия будет развиваться в восточном направлении. В Лондоне и Париже опасались, что рейх вместо того, чтобы пойти на Восток, двинется против западных держав или вместе с Италией предпримет наступление через Балканы на Ближний Восток, Средиземное море и Северную Африку. Хотя правительства Чемберлена и Даладье продолжали наступать в защиту мюнхенской линии, появившиеся симптомы подготовки Германии к наступлению против западных держав вынудили их изменить тактику. Чтобы сделать Гитлера более сговорчивым, правительства Англии и Франции разработали и поэтапно претворяли в жизнь целый арсенал политических, экономических и военных методов давления на Германию. В него вошли такие меры, как предоставление гарантий малым странам, переговоры с Советским Союзом и другими странами, укрепление Балканской Антанты, экономическая блокада. Англо-французские союзники рассматривали переговоры с Советским Союзом и балканскими странами как «резервное средство» на случай, если не удастся договориться с гитлеровцами, и они окажутся в состоянии войны с Германией. Правительства Чемберлена и Даладье давали понять гитлеровскому руководству, что и в Лондоне, и в Париже рассматривают Балканы в качестве рубежа, прикрывающего доступы к Средиземному морю.

Немаловажное значение западные союзники придавали также попыткам расколоть блок фашистских агрессоров, оторвать Италию от «оси» и таким путем изолировать Германию. Англия и Франция рассчитывали воспользоваться для этой цели обострением итало-германского соперничества на Балканах, последовавшим за оккупацией Чехословакии.

В этот период недовольство политикой фашистской «оси» охватило итальянские правящие круги. Министр торговли и финансов Ф. Гуарнери выражал тревогу по поводу того, что активизация германского экономического и политического проникновения на Балканы ставит под вопрос итальянские позиции в этом районе¹.

Фашистский официоз II Giornale d’Italia писал в день оккупации Чехословакии: «Опять эта политика проводится в пользу только одного партнера по оси. Германское влияние резко усилилось в районе, где оно сталкивается с итальянскими интересами»^[4][5].

В донесениях итальянских дипломатов из разных уголков мира сообщалось об озабоченности правящих кругов многих стран в связи германской агрессией. Особенно обращалось внимание на то, что впервые нацистская Германия захватила территории, на которых не проживало немецкое население. Таким образом, отмечалось, что Германия приступила к реализации своего плана создания «жизненного пространства», ближайшие цели которого не поддавались прогнозированию. Тем более, что речь шла о нарушении обязательств, которые Гитлер персонально взял на себя в связи с Мюнхенским соглашением и Венским арбитражем.

Наиболее содержательные донесения поступали из Берлина от посла Аттолико и военного атташе генерала Марраса. Генерал обстоятельно изложил ход германской военной операции против Чехословакии и формы организации германского протектората над Богемией и Моравией. Таким образом, Германия создала блок, насчитывавший 85 млн жителей, который доминировал в Срединной и Юго-Восточной Европе и полностью поглощал чешскую военную промышленность. Военный атташе констатировал:

Никаких препятствий более не существует для развития германской экспансии на восток и юго-восток. Претензии к Польше выходят теперь на первый план, усиливаются планы оккупации Украины, выхода к Черному морю, перехвата продовольственных и нефтяных ресурсов Румынии^[6].

В военных и политических германских кругах распространилось мнение о том, что континентальная гегемония в Срединной Европе, Дунайском бассейне и на Балканах может с успехом заменить германские колониальные притязания. Через дружественную Венгрию Германии проще оказывать влияние на Карпатскую Украину и реализовать планы отчуждения польской Украины. Отныне Германия становится центральной осью Европы, к чьей организации и мощному военному аппарату друзья и враги должны относиться с вниманием¹.

При молчаливой поддержке Германии Венгрия предъявила свои претензии на Восточную Словакию, где дело дошло до вооруженных столкновений со словацкими войсками^[7][8]. Установление общей польско-венгерской границы рассматривалось в Берлине как одно из средств давления на Польшу.

По мнению Дж. Андре, полная германская оккупация Чехословакии в марте 1939 г. стала абсолютной неожиданностью для итальянского руководства. После речи Гитлера, произнесенной 30 января 1939 г. в рейхстаге, итальянский посол в Берлине Аттолико направлял убаюкивающие донесения в Рим, которые не предвещали резкого поворота в немецко-чехословацких отношениях. И только в ночь с 13 на 14 марта 1939 г. после беседы с министром иностранных дел Риббентропом посол Аттолико сообщил, что Берлин решил поддержать независимость Словакии и дать свободу действий венграм в направлении Прикарпатской Русении. В отношении будущей судьбы Богемии не было сказано ничего определенного. Таким образом, сделал вывод Дж. Андре, германское руководство в очередной раз избегало каких-либо консультаций относительно своих экспансионистских планов, давая ясно понять итальянцам, что рассматривает Чехословакию как часть своей собственной зоны влияния в Европе^[9].

С этой точкой зрения итальянского историка трудно согласиться. Сценарии германской агрессии против Чехословакии обсуждались уже в начале января. 10 марта бывший глава словацкой автономии И. Тисо обратился в Берлин с письмом, в котором выражалась просьба установить германский протекторат над Словакией. Итальянский посланник в Праге Ф. Франсони докладывал о возникновении политического кризиса в Чехословакии, вызванного отставкой словацкого кабинета, ряд членов которого выступали за независимость Словакии. Посланник также информировал, что в Праге ждут германской реакции, и если Берлин поддержит независимость Словакии, то в Праге не найдут возможности противодействовать этому¹.

После встречи с Риббентропом 11 марта Аттолико докладывал в Рим, что в Берлине надеются, что пражское руководство держит ситуацию под контролем. Тем не менее, посол констатировал: «Берлин, таким образом, ждет у окна»^[10][11]. Уже на следующий день посол сообщал о военных приготовлениях в Германии против Чехословакии^[12]. Итальянский посланник Винчи докладывал из Будапешта об имеющейся в германской миссии информации, что чехословацкое государство находится на пути распада^[13].

Германские войска еще не успели войти в Прагу, как в сопредельных с Чехословакией государствах активизировались планы по расчленению исчезающего государства. Венгрия демонстрировала желание присоединить Русению и установить общую границу с Польшей^[14].

Относительно германских намерений в Чехословакии посол Аттолико получил информацию лично от Риббентропа вечером 13 марта в 21 час^[15]. На следующий день он был принят государственным секретарем Вейцзекером, по итогам беседы с которым синтезировал ближайшие германские планы: передать Венгрии Русению, чтобы помочь ей укрепить отношения с Польшей; создать словацкое государство под германским протекторатом; взять под контроль безопасность этнических немцев на территории бывшего чехословацкого государства и в приграничных с Германией регионах… Тем, кто будет ссылаться на Мюнхенские соглашения, подчеркнул Вейцзеккер, «ответим, что Мюнхен остался в прошлом, и что Чехословакия первой нарушила Мюнхенские соглашения»¹.

14 марта министр иностранных дел Чиано записал в дневнике, что «ось функционирует в пользу только одной из стран оси». На следующий день он добавил в дневнике: «Необходимо дать ему (итальянскому народу. — В. М.) удовлетворение и компенсацию: Албанию»^[16][17]. В инструкции Чиано, направленной посланнику в Тиране Ф. Якомони, говорилось, что «необходимо создавать предпосылки для направления флота, авиации и высадки войск»^[18].

В проекте ответа главы фашистского правительства Гитлеру (оригинал самого письма не обнаружен в архивах) Муссолини декларирует полную солидарность с действиями германского партнера против Чехословакии и оценивает событие как триумф держав оси. Большая часть его послания была обращена к обоснованию итальянских притязаний на Албанию и необходимости параллельных действий итальянской стороны с целью присоединения Албании и укрепления итальянских позиций в Адриатическом море^[19].

Согласно записи Чиано в дневнике, глава правительства проявлял большую озабоченность в связи с тем, что Хорватия может добиться независимости под германским покровительством^[20]. Итальянский консул в Граце сообщал о распространенных в этом регионе слухах относительно неминуемого выхода Германии к портам на Адриатике^[21].

В ответ на оккупацию Чехословакии правительство Муссолини приступило к подготовке захвата Албании. Итальянские руководители надеялись в результате этой акции создать военные базы на Балканах, укрепить стратегическое положение Италии в ЮгоВосточной Европе и восстановить нарушенное равновесие сил в фашистской «оси». Таким образом, Италия взяла курс на локальные войны. «Инициатива Рима не была согласована с Берлином, который в тот момент не был расположен к нарушению порядка на Балканах», — вспоминает М. Маджистрати¹. Подтверждение тому находим в письме Гитлера Муссолини, в котором нацистский лидер предлагал Муссолини воздержаться от проведения крупных операций на Балканах^[22][23].

В конце марта 1939 г. уже не возникало сомнений относительно того, что следующей жертвой германской экспансии может стать Польша. К такому выводу пришел временный поверенный в делах Италии в Берлине Маджистрати на основании своей беседы с Риббентропом^[24].

Вечером 17 марта министр иностранных дел Чиано принял германского посла Макензена. По инициативе Чиано была обсуждена хорватская ситуация, которая, по мнению итальянской стороны, напоминала чехословацкую ситуацию. Чиано без обиняков заявил, что роль словацкого лидера сепаратистов Тисо вполне может сыграть лидер хорватских сепаратистов Мачек, который точно так же может обратиться в Берлин за поддержкой. Итальянский министр подчеркнул, что «в то время как Италия практически не проявляла интереса к событиям, которые развивались в Чехословакии, она не может занимать такую же позицию в отношении событий, в которые может быть вовлечена Хорватия». Он напомнил послу, что Гитлер всегда заявлял о незаинтересованности Германии в Средиземноморском регионе в общем и в Адриатике в частности. Чиано попросил германского посла передать его точку зрения фюреру^[25].

Нам известно, что в 1939 г. не произошло распада Югославии по чехословацкому сценарию. Однако, если судить по донесениям итальянских дипломатов, практически во всех европейских столицах в тот период не было сомнения в том, что на очереди находится развал Югославии под германским контролем. Например, итальянский предприниматель В. Фаджиоли по итогам своей встречи с высокопоставленным французским коллегой П. Бодуэном, президентом Индокитайского банка, информирует Чиано о настроениях во французских правящих кругах: «Сегодня в Париже стало известно, что готовится раздел Югославии». Ссылаясь на высокопоставленного информатора, В. Фаджиоли сообщает, что глава правительства Даладье расположен пойти на уступки колониальных территорий Италии и заключить договор с Муссолини¹.

Несколькими днями позже посол во Франции Р. Гуарилья со слов П. Лаваля подтвердил расположенность французского руководства к переговорам с Италией. Лаваль лично вызвался приехать в Рим с посреднической миссией. Чиано жестко пресек эту попытку, заявив, что приезд Лаваля придаст излишнюю публичность переговорам. По его мнению, лучше было продолжить переговоры по официальным дипломатическим каналам через посла Франции в Риме^[26][27].

19 марта министр иностранных дел Италии передал поручение посланнику в Белграде М. Инделли информировать королярегенга Югославии о позиции Италии, сведенной к трем пунктам: во-первых, Италия намерена продолжать политику тесного сотрудничества с Югославией, направленную на поддержание целостности этой страны; во-вторых, что он дал знать в Берлин, что любое изменение статуса Хорватии затрагивает итальянские интересы; в-третьих, дуче советует королю-регенту как можно быстрее решить хорватский вопрос, чтобы предотвратить сепаратистские действия, которые могут иметь крайне опасные последствия^[28].

Военный атташе в Берлине Э. Маррас на основе своих информационных источников прогнозировал последующее усиление германского давления на Польшу и даже утверждал, что Западная (польская) Украина может стать следующей целью Гитлера. Он подчеркивал антипольское значение последних событий, а именно что немецкие войска отныне получили благоприятные возможности для давления на Польшу в вопросах Данцига и коридора и расширили плацдарм для нападения на саму Польшу, временно отложив колониальные притязания¹.

Последовавшее за чехословацкими событиями заключение германско-румынского соглашения ставило экономику Румынии под полный германский контроль, о чем посол Аттолико с тревогой докладывал в Рим^[29][30]. В торговом представительстве Италии в Берлине расценили германско-румынский договор как важный этап в формировании нового германского экономического порядка в Центральной и Юго-Восточной Европе^[31].

Однако оба дипломата, Аттолико и Маррас, были убеждены в том, что пока Германия не завершила свои планы перевооружения, она не готова к вооруженному конфликту. В подтверждение своих слов Аттолико ссылался на беседу с Гитлером 20 марта, в ходе которой канцлер заявил, что итальянцы должны стремиться к тому, чтобы избежать конфликта с Францией до тех пор, пока не будет завершена подготовка германского военного флота.

Тем не менее, Аттолико, погруженный в тревожную атмосферу в Берлине, рекомендовал категорически не допускать, чтобы Германия свела к нулю Мюнхенские соглашения и результаты Венского арбитража, при заключении которых Италия сыграла «выдающуюся роль». Итальянский посол призывал не допустить, чтобы венгерские притязания на Прикарпатскую Русению были получены исключительно из рук одной Германии. Посол Аттолико констатировал, что в результате германских действий Италия может быть окончательно вытеснена с Балкан. Наконец, он предлагал, прежде чем приступить к дальнейшему продвижению союзнических игало-германских отношений, добиться взаимных обязательств, особенно на Балканах. В противном случае, подчеркивал посол, за Италией «будет оставлена только Средиземноморская вода»¹.

20 марта министр иностранных дел Чиано принял германского посла Макензена, который передал ответ германского руководства на ранее сделанный запрос из Рима. Посол утверждал, что «Германия не имеет никаких собственных притязаний ни в одной зоне Средиземного моря, и фюрер рассматривает его как итальянское море». Он опроверг слухи относительно заинтересованности Германии в хорватских делах и в изменении статус-кво Хорватии. Германия оставляет хорватскую проблему на усмотрение итальянцев^[32][33].

В тот же день посол Аттолико был принят Гитлером. На встрече присутствовал Риббентроп. Посол тотчас выехал в Рим для личного доклада Муссолини о содержании переговоров. По итогам обсуждения итало-германских отношений Муссолини принял решение продолжить свою линию на сотрудничество с Германией в рамках оси, однако поставил задачу зафиксировать зоны влияния и действий обеих стран и решить в пользу Италии проблему немецкоговорящего населения в Альто Адидже (Южном Тироле)^[34].

В связи с муссированием хорватской проблемы лидер сепаратистов председатель Хорватской крестьянской партии В. Мачск вступил в контакт с Чиано через своего доверенного человека А. Карнелутти. Карнелутти передал, что только в том случае, если итальянцы не проявят заинтересованность в хорватских делах, Мачек будет вынужден обратиться к Германии. Однако хорваты, утверждал он, предпочитают автономию в югославской конфедерации. В связи с этим они обращаются к Италии с просьбой осуществить нажим на югославское руководство, если понадобится, то и военный, чтобы принудить Белград к признанию хорватской автономии. Затем должны быть заключены соглашения о таможенном и валютном союзе, а позже, через два-три года, провозглашение Виктора Эммануила III королем Хорватии. Муссолини распорядился передать через Карнелутти, что Италия высказывается в пользу соглашения между Загребом и Белградом на конфедеративной основе для того, чтобы выиграть время. Если переговоры провалятся, то Италия не останется безучастной и защитит независимость Хорватии с помощью оружия¹.

20 марта германский министр иностранных дел направил своему коллеге личное письмо, в котором заверил итальянскую сторону, что «Германия не будет проводить независимую политику в средиземноморских странах» и что она «не заинтересована в хорватском вопросе». Он сообщил, что примерно месяц назад представители хорватских сепаратистов имели в Берлине неофициальные контакты, но им дали понять, что Берлин не будет проводить самостоятельную от Италии политику в этом вопросе^[35][36]. В ответ Чиано выразил удовлетворение тем, что германская сторона признала, что «во всех средиземноморских вопросах политика оси должна определяться Римом»^[37].

Комментируя позицию Муссолини, Дж. Андре утверждает, что дипломатические документы не позволяют ответить на все возникающие в связи с этим вопросы. Он предполагает, что в тот момент внимание дуче было сконцентрировано на Хорватии в связи с опасениями ее перехода под германское влияние как логического следствия развития обстановки на Балканах. В итальянской историографии высказывалось мнение, что Муссолини выжидал и не исключал сближения с западными демократиями, чтобы изменить неблагоприятный для Италии баланс сил на Балканах. Вместе с тем глава фашистского правительства был скептически настроен в отношении того, что в Европе имеются силы, которые могут реально противостоять германской экспансии¹.

Дж. Андре утверждает, что вряд ли на Муссолини произвело серьезное впечатление письмо, направленное ему 20 марта главой британского правительства^[38][39]. На протяжении всего периода чехословацкого кризиса посольство Италии в Лондоне информировало Рим о позиции британской стороны, которая не оставляла сомнения в том, что у правительства Чемберлена отсутствуют какаялибо воля, моральная сила и желание оказать противодействие германской агрессивной политике. Муссолини принял решение ответить на это письмо после албанской операции. Чиано записал в дневнике, что содержание письма Чемберлена «доказывает инертность демократических держав»^[40]. В ответ Муссолини заявил, что «не предпримет каких-либо (миротворческих. — В. М.) инициатив до тех пор, пока права Италии нс будут признаны». В качестве таковых он обозначил притязания Италии к Франции и их колониальный характер^[41].

Итальянская сторона оставила без внимания британскую инициативу, согласно которой европейские государства призывались к консультациям в случае возникновения угрозы по отношению к какому-либо из них^[42].

Неудивительно, что в речи от 26 марта, обращенной как к «внутренним», так и к «внешним» слушателям, Муссолини подтвердил свою политическую линию на полную солидарность в рамках фашистской оси:

Географически, исторически, политически и в военном отношении Средиземноморье является жизненным пространством для Италии, и поэтому, когда мы говорим о Средиземноморье, то естественным образом включаем туда залив, который называется Адриатикой, где Италия имеет постоянные интересы, не являющиеся нетерпимыми по отношению к славянским народам¹.

Накануне встречи итальянского и германского министров иностранных дел Муссолини составил памятную записку для Чиано с перечнем вопросов, которые было необходимо обсудить. Среди них значились следующие:

…а) цели, в пространстве и во времени, германской политики;

b) экономические позиции Италии в Балканском и Дунайском бассейнах;

c) итало-французские, итало-югославские, итало-албанские отношения;

d) вывод немцев из Альто Адидже;

e) тройственный военный союз;

f) итало-германские экономические отношения^[43][44].

Следуя инструкциям из Рима, итальянский посол Аттолико настаивал, чтобы вопрос об Альто Адидже рассматривался в двусторонних отношениях как «часть общей политики оси». 5 апреля Маджистрати имел беседу с руководителем IV политического отдела МИД Германии, обратив его внимание на то, что ситуация осложнилась после аншлюса, поскольку некоторая часть жителей Альто Адидже стала принимать немецкое гражданство^[45].

Как и ранее, в поле зрения итальянской дипломатии находилась советская внешняя политика. Комментируя речь Сталина, произнесенную 10 марта на XVIII съезде ВКП (б), итальянский посол обратил внимание на ее умеренный тон в отношении тоталитарных государств и на нескрываемое раздражение в отношении западных демократий, которые стремятся спровоцировать войну в восточном направлении^[46].

События в Чехословакии подтвердили сложившееся в советском руководстве мнение, что Германия сделала очередной шаг в направлении Drang nach Osten. На это указал зам. наркома иностранных дел В. Потёмкин во время встречи с итальянским послом в Москве. Потёмкин намекнул, что следующим направлением германской экспансии станет балканско-дунайская Европа, что неизбежно приведет к столкновению с итальянской политикой. И далее посол приводит дословно слова Потёмкина:

Я убежден, что не так далеко то время, когда ваш великий руководитель признает, что между Италией и СССР существует общность политических интересов, и я не вижу, почему различие политических режимов должно препятствовать этому сотрудничеству, которое я начинал в то время, когда имел честь представлять мое правительство в Риме¹.

Телеграмма была прочитана лично Муссолини. Чиано ответил послу в Москве, что «возможности такого рода нами никогда не исключались»^[47][48].

Советская нота протеста в связи с расчленением Чехословакии была воспринята в Берлине и Риме как достаточно умеренная, хотя в ней советское правительство недвусмысленно дало понять, что имело место прямое нарушение международного права. Посол Германии в Москве заметил, что советская нота «не требует обязательного контрответа»^[49].

20 марта посол Аттолико сообщил, что после расчленения Чехословакии в Германии усилились позиции сторонников сотрудничества с СССР^[50]. Тем не менее, в корреспонденции из Москвы не было зафиксировано никаких изменений советской позиции в отношении критического восприятия германской экспансии.

Напротив, 25 марта посол в Москве Россо сообщил о достигнутом соглашении между СССР, Великобританией и Францией относительно оглашения совместной декларации. Посол отметил незаинтересованность СССР в декларациях исключительно демонстративного характера против тоталитарных государств. «Единственное, что может интересовать СССР, это формирование широкой коалиции с участием его основных приграничных государств (Польши, Румынии и Турции)». Из бесед с Литвиновым и Потёмкиным у итальянского посла сложилось впечатление о наличии у них большой подозрительности в отношении Лондона и Парижа. Сегодня, отметил он, советское руководство заинтересовано в сохранении свободы выбора и ставит своих западных партнеров перед дилеммой: возврат к принципам коллективной безопасности с очень точными и безоговорочными обязательствами взаимной помощи между всеми заинтересованными государствами, или СССР сохраняет собственную независимость в принятии решений и действий¹.

С 23 по 27 марта 1939 г. в Москве находилась британская торговая делегация во главе с парламентским секретарем по внешней торговле Хадсоном. Посол в Москве Россо отметил, что, по его мнению, результативность визита можно рассматривать недостаточной, если не провалившейся^[51][52].

• [1] Челталов И. Н. Политика великих держав в Юго-Восточной Европе накануне Второй мировой войны (1933;1939 гг.): дис… докт. исг. наук. Пермь, 1973.С. 317.
• [2] СССР в борьбе за мир накануне Второй мировой войны. М., 1971. Док. 145.С. 225. Записка о речи Гитлера 8 марта 1939 г.
• [3] 1 Анатомия войны: Новые документы о роли германского монополистического капитала в подготовке и ведении второй мировой войны. М., 1971. Док. 93.С. 193.
• [4] Catalano F. L’Economia italiana di guerra. Milano, 1969. P. 33.
• [5] II Giornale d’ltalia. 1939. Marco. 16.
• [6] DDI. V. XI. Doc. 324. P. 389.
• [7] Ibid. Doc. 324. P.387−391.
• [8] Ibid. Doc. 396. P. 484−485.
• [9] 5 Ibid. Doc. 27. P. 48−49; P. XI.
• [10] DDL V. XI. Doc. 268. Р. 325.
• [11] Ibid. Doc. 277. Р. 339.
• [12] 5 Ibid. Doc. 282. Р. 343−344.
• [13] Ibid. Doc. 286. P. 350.
• [14] Ibid. P. 351−352.
• [15] Ibid. Doc. 340. P. 409.
• [16] DDL V. XI. Doc. 296. Р. 361−362.
• [17] Чиано Г. Дневник фашиста. 1939;1943. М., 2010. С. 62.
• [18] 5 DDI. V. XI. Doc. 304. Р. 367.
• [19] Ibid. Doc. 310. Р 376−377.
• [20] См.: Чиано Г. Указ. соч. С. 64.
• [21] DDI. V. XI. Doc. 322. Р 386.
• [22] Magistral М. L’ltalia a Bcrlino: (1937;1939). Milano, 1956. Р. 329.
• [23] См.: Чиано Г. Дневник фашиста. С. 63.
• [24] 1 DDL V. XI. Doc. 400. Р. 492.
• [25] Ibid. Doc. 325. Р. 391−392.
• [26] DDI. V. XI. Doc. 335. Р. 404.
• [27] Ibid. Doc. 342. Р. 413−414.
• [28] 5 Ibid. Doc. 336. Р. 405.
• [29] DDL V. XI. Doc. 334. Р. 402.
• [30] Ibid. Doc. 330. Р. 397. См. подробнее о германско-румынском экономическомсоглашении: Чемпалов И. Н. К истории заключения германско-румынского экономического соглашения 1939 года // Новая и новейшая история. 1959. № 1.
• [31] DDI. V. XI. Doc. 390. Р. 477.
• [32] DDI. V. XI. Doc. 340. Р.412.
• [33] Ibid. Doc. 351. P.420.
• [34] 'Ibid. Doc. 352. P 421.
• [35] DDL V. XI. Doc. 353. Р. 422−423.
• [36] Ibid. Doc. 354. Р. 424.
• [37] Ibid. Doc. 389. Р. 477.
• [38] DD1. V. XI. Р. XI.
• [39] Ibid. Doc. 355. Р. 425−126.
• [40] Чиано Г. Дневник фашиста. С. 71.
• [41] DDL V. XI. Doc. 430. Р. 526−527.
• [42] Ibid. Р. 479.
• [43] DDL V. XI. Р.491.
• [44] Ibid. Doc.415. Р. 510−511.
• [45] Ibid. Р. 438.
• [46] Ibid. Doc. 285. P. 347−349.
• [47] DDL V. XI. Doc. 326. Р. 392.
• [48] Ibid. Doc. 338. Р. 407.
• [49] ?' Ibid. Doc. 337. Р. 406.
• [50] Ibid. Doc. 347. P 417.
• [51] DDL V. XI. Doc. 392. Р. 479−481.
• [52] Ibid. Doc. 585. Р. 679.