Московский институт философии, литературы и истории (МИФЛИ)

Московский институт философии, литературы и истории (МИФЛИ) был создан на основе МГУ в 1931 г. и состоял из факультетов: исторического, философского, литературы, языка и искусства, экономического. Директор — С. И. Моносов. В МИФЛИ преподавали 29 профессоров, 53 доцента, 25 ассистентов и лекторов, в их числе: М. В. Алпатов, А. В. Арциховский, К. В. Базилевич, С. В. Бахрушин, В. П. Волгин, Ю. В. Готье, Н. К. Гудзий, А. К. Дживелегов, Е. А. Косминский, В. Н. Лазарев, И. М. Лукин, И. К. Луппол, Д. М. Петрушевский, Л. Е. Пинский, С. Д. Сказкин, С. И. Соболевский, М. И. Тихомиров, А. Д. Удальцов и Д. И. Ушаков. В 1941 г. на четырех факультетах МИФЛИ обучались 1757 студентов, 274 аспиранта. С 1931 по 1941 г. институт выпустил 1062 студента и 180 аспирантов. Выпуск 1941 г. составил около 100 человек. МИФЛИ сначала присвоено имя И. Г. Чернышевского в 1938 г., а затем он соединен с МГУ в 1941 г. Известные выпускники МИФЛИ: историки: А. И. Немировский и Л. А. Безыменский; философы: А. А. Зиновьев, Г. С. Померанц, Э. В. Ильенков; литературоведы: В. Я. Бахмутский, В. А. Гальперин, 3. С. Паперный и И. А. Аносова, Г. И. Беленький; дипломаты: В. С. Семенов и О. А. Трояновский; переводчики: Лилианна Лунгина и Злата Потапова; поэты: Константин Симонов, Николай Майоров, Навел Коган, Михаил Кульчицкий, Семен Гудзенко, Борис Слуцкий, Давид Самойлов, Юрий Левитанский, Александр Ревич, Сергей Наровчатов, Александр Межиров; редактор журнала «Новый мир» Александр Твардовский. В 1930;е гг. в СССР возник МИФЛИ как некий отблеск Царскосельского лицея, просуществовал десять лет, оставил светлую память в лице выдающихся преподавателей и ярких талантливых выпускников. А в начале Отечественной войны этот гуманитарный институт исчез, будто его и не было. Карл Ясперс писал: «Массы сами по себе не обладают свойствами личности; они ничего не знают и ничего не хотят, они лишены содержания и служат орудием того, кто льстит их общим психологическим влечениям и страстям. Люди в массе легко могут потерять голову, предаться опьяняющей возможности стать просто другими, последовать за крысоловом, который ввергнет их в адские бездны. Могут сложиться такие условия, в которых безрассудные массы будут взаимодействовать с манипулирующими ими тиранами»^[1]. Преобразования школы в СССР заменили идею «народного образования» идеей «социального воспитания», однако первая реформа школы во многом определялась всем ходом предшествующего развития системы. В советский период система просвещения развивалась исключительно в рамках государственности, что ознаменовало отказ от личностно-ценностного подхода, а значит, модели общественного и, тем более, частного высшего образования. В системе высшего образования иреобладающей стала концепция профессионализации, для улучшения «связи школы и жизни» вузы подчинялись наркоматам и становились высшей ступенью профессионального образования. Была поставлена задача создать на месте старой интеллигенции «новое поколение людей» путем «завоевания вузов». В борьбе применялись жесткие средства отбора по социальному происхождению и политической грамотности студентов, получила развитие система рабфаков, и свободные места были распределены между профсоюзными, партийными и комсомольскими организациями. Характерными чертами создававшейся модели школы являлись типовое единообразие, казенщина и бюрократическая подвластность.

В 1930;е гг. произошло уничтожение гуманитарных наук, психологической науки и педагогики: экспериментальные исследования, связанные с изучением человеческой личности с неизвестными заранее результатами, не могли устроить новую власть. Психодиагностика и педология были объявлены лженауками, а их представители — классовыми врагами. Все делалось для того, чтобы отказаться от точных оценок развития личности студента и заменить исследования жесткой сегрегацией по классовому, социальному и идеологическому принципу. Конечной целью являлось фактическое уничтожение личностно-ценностного подхода и самой личности в образовании. Официальное психолого-педагогическое учение было переведено с экспериментальной базы на метафизическую основу социологизирования в жестких рамках марксизма в его сталинском понимании. И. Г. Церетели писал: «…революция в России не могла совершить прыжка от полуфеодального строя к социалистическому и что пределом возможных завоеваний для революции являлась полная демократизация страны на базе буржуазно-хозяйственных отношений».

• [1] Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.: Политиздат, 1991. С. 143.