Группы интересов: понятие, типологии, роль в принятии политических решений

Любое общество может быть представлено как более или менее развитая система всевозможных групповых интересов (экономических, политических профессиональных, этнических и т. д.), постоянно пребывающих в сложных взаимоотношениях сотрудничества и соперничества, имеющих или стремящихся получить доступ к процессу выработки и принятия значимых политических и (или) государственных решений с целью обеспечения выгод для себя. Эволюция политической организации общества ведет к возникновению и постепенному совершенствованию сложного механизма взаимодействия государства и гражданского общества, граждан, преследующих определенные цели и интересы, и государства, стремящегося преобразовать множественность интересов в единый общественный интерес.

Сегодня хорошо известно, что одна из важных проблем функционирования политических систем любого типа (для демократий — это центральная проблема) — согласование групповых и общегосударственных интересов, так чтобы первые по возможности не противоречили последним. Одним из теоретических направлений, предлагающих свои варианты ее практического решения, является корпоративизм.

Появление термина «корпорация» (от лат. corpus — тело) относится к европейскому Средневековью, когда под корпорацией понимался один из видов сословно-профессиональных объединений цехового типа (гильдия, ганза, братство). В XIV—XV вв. во многих европейских странах даже сложилась система корпоративной политической власти, когда, например, органы городского самоуправления формировались цехами.

Именно в средневековой корпорации возникли и развились тс начала, которые носят универсальный характер для корпоративной организации как таковой: 1) объединение индивидов, следующих общему интересу; 2) делегирование полномочий небольшой группе руководителей корпорации; 3) жесткая иерархия власти в корпорации; 4) превращение общего интереса в особенный интерес верхушки.

С XVIII в. социальная и экономическая эффективность гильдий и цехов ставится под сомнение. Однако именно они стали, по мнению Р. Патнема, важным этапом в развитии горизонтальных связей гражданской вовлеченности, которые благотворно сказывались как на управлении, так и на экономической деятельности.

Осмысление корпоративной организации начинается позже, уже в эпоху исчезновения цехов. Наиболее полно этот феномен исследовал Г.-В.-Ф. Гегель. Он понимал под корпорацией не просто сословно-профессиоиальное объединение, но социальный институт, стоящий между индивидом и государством и необходимый для преодоления отчуждения его как от общества в целом, так и от государства в частности. Таким образом, корпорация выполняет важные экономические и социально-психологические функции.

Пик теоретического интереса к корпоративным формам политической организации приходится на вторую половину XIX в., а начало XX в. стало периодом реального противостояния корпоративной (сформировавшейся в рамках синдикалистского социализма) и марксистской концепций политического устройства. Однако реально и полно воплотить в жизнь доктрину корпоративизма сумел итальянский фашизм. В той или иной степени элементы корпоративного устройства в межвоенный период получили воплощение в Испании, Португалии и Германии. Именно эту форму государственного корпоративизма Ф. Шмиттер характеризовал как ограниченное число принудительных, иерархически ранжированных и функционально дифференцированных групп, которые монополизируют представительство общественных интересов перед государством в обмен на то, чтобы государство само отбирало их лидеров и формулировало их требования и позиции.

Специфическая форма корпоративизма возникла и в нашей стране. Однако советский корпоративизм, в отличие от фашистского варианта, был не только создан государством и функционировал под его контролем, но и практически не выходил за государственные рамки. Он не был результатом взаимодействия государственных и негосударственных образований, но существовал исключительно внутри государственных структур, между ними, т. е. был бюрократическим.

Политическая наука обратила внимание на наличие в обществе групп интересов также в начале XX в. В американской политической науке первым сформулировал концепцию групп интересов (групп давления) американский ученый А. Бентли. В книге «Процесс правления. Изучение общественных давлений» (1908) он взглянул на политический ироцесс с позиции борьбы групповых интересов. Он, в частности, писал, что все явления государственного управления есть явления групп, давящих друг на друга и выделяющих новые группы и групповых представителей (органы или агентства правительства) для посредничества в общественном соглашении. В этом случае законодательный процесс есть лишь отражение, фиксация борьбы групповых интересов. Голосование в законодательных органах по тому или иному вопросу отражает лишь соотношение сил между борющимися группами в момент голосования. То, что называют государственной политикой, в действительности представляет собой достижение равновесия в групповой борьбе в данный конкретный момент. Нет ни одного закона, который не отражал бы такого соотношения сил, находящихся в состоянии напряжения. Соответственно, анализ государственного управления должен основываться на эмпирическом наблюдении результатов взаимодействия групп и оцениваться лишь в социальном контексте. Выделенные группы интересов должны рассматриваться политическими теоретиками как неотъемлемые и важные элементы политической инфраструктуры. Однако в течение 20 лет книга А. Бентли оказалась невостребованной. Только в 1930;х гг. в США группы интересов становятся постоянным объектом внимания политической науки. В 1940—1950;е гг. теория групп интересов получила развитие в трудах Д. Трумана. Свои представления о данном политическом феномене он изложил в книге «Управленческий процесс. Политические интересы и общественное мнение» (1950). Согласно его концепции политический процесс — это процесс групповой конкуренции за власть над распределением ресурсов. Общество представляет собой сложное образование множества взаимодействующих друг с другом групп, а социальные институты есть отражение борьбы заинтересованных групп. Все эти преследующие свои интересы группы стремятся заручиться поддержкой государства, поскольку только оно имеет право авторитетно распределять ресурсы и принимать политические решения. Свободная конкуренция множества групп интересов способствует в конечном счете сбалансированию интересов, что в свою очередь придает стабильность всей политической системе.

Теория групп интересов в США развивалась в рамках плюралистической теории демократии. Она противостоит марксистскому пониманию политики как борьбы классов с антагонистическими интересами. В Европе исследование политологами групп интересов начинается только после Второй мировой войны. Тем не менее, наименование «неокорпоративизм», или «социетальпый (.либеральный) корпоративизм», для обозначения такого рода феноменов появляется лишь в 1970;е гг., поскольку исходное понятие было дискредитировано в общественном мнении политической практикой фашизма. Скандинавские политологи в связи с этим проводят различие между позитивным и негативным корпоративизмом: позитивный (фашистский) корпоративизм в теории основывается на сотрудничестве, но на практике он покоится на силовом и авторитарном типе отправления власти. Негативный же корпоративизм основывается исключительно на борьбе и на конфликте в повседневном взаимодействии классов. Здесь не происходит никакого накопления неравенства, поскольку такой корпоративизм, в противоположность позитивному, покоится на регулярных переговорах, демонстрациях и забастовках.

Неокорпоративизм основан на признании фундаментального конфликта между организованными группами интересов, в то время как традиционный корпоративизм постулировал функциональную комплиментарность (а значит, и гармонию) между общественными силами. Причем это не просто абстрактное или идеологическое различие — в неокорпоратистской структуре один из принципиальных инструментов общественного конфликта, право на забастовку, остается неприкосновенным, а традиционный корпоративизм забастовки запрещает.

Немецкий политолог Г. Лембрух определил либеральный корпоративизм как особый тип участия больших организованных групп в выработке государственной политики, по преимуществу в области экономики, который не претендует на подмену институциональных механизмов парламентского и партийного правления, но в то же время способствует большей интегрированности политической системы. Неокорпоратистские институты, цель которых заключается в обеспечении компромисса между конфликтующими общественными интересами, также представляют собой площадку для дискуссии. Условия компромисса не устанавливаются до начала конфронтации, они возникают в ее результате. В то же время некорпоративизм нельзя отождествлять лишь с консультациями и сотрудничеством правительства и заинтересованных групп. Его отличительная черта — высокая степень кооперации между самими этими группами в выработке экономической политики.

Группами интересов в рамках этой концепции называют институциональные структуры самого разного типа (предпринимательские, профсоюзные, религиозные, этнические, культурные и т. д.), которые, нс претендуя на политическую власть, пытаются влиять на нее, посредничая в деле обеспечения специфических интересов своих членов. Более развернутое определение дает шведский политолог Н. Андреи, под организациями интересов понимающий те образования, которые представляют материальные интересы. Это группы, которые на основе единой позиции и интереса устанавливают требования к обществу или его институтам или же к другим организованным группам. Критерий состоит в том, что существующий единый интерес играет конституирующую роль и что интерес сам по себе защищается от других групп общества.

Типология заинтересованных групп представляет большую трудность, что объясняется их многочисленностью и чрезвычайным многообразием (следствием чего является большое количество предложенных в литературе типологий). Однако все исследователи сходятся в том, что группы интересов есть, прежде всего, результат самоорганизации гражданского общества.

Так, американские ученые Г. Алмонд и Дж. Пауэлл выделяют четыре типа групп интересов:

• • спонтанные, т. е. стихийно организованные, часто ориентированные на насилие (манифестации, бунты);
• • неассоциативные, т. е. неформальные, непостоянные и ненасильственные, формирующиеся на основе родственных связей, вероисповедания и т. п. (религиозная секта, студенческая группа);
• • институциональные, т. е. формальные организации, помимо выражения интересов, наделенные и другими функциями (партия, собрание, администрация);
• • ассоциативные, т. е. добровольные, специализирующиеся на выражении интересов организации (профсоюзы, группы деловых людей, этнические и религиозные ассоциации граждан).

Существуют классификации заинтересованных групп (например, Ж. Блонделя, М. Дюверже и других), которые выделяют группы организованных и специальных интересов, действующих на различных уровнях общественно-политической жизни, решающих проблемы разного масштаба, в зависимости от их взаимодействия с центральными или местными органами власти и т. д.

М. Дюверже предложил подразделять группы интересов по критерию их организационных структур:

• • на массовые (профсоюзы, молодежные организации, организации ветеранов и т. д.);
• • кадровые (предпринимательские союзы, элитарные организации);
• • научно-исследовательские центры и фонды, рекламные агентства.

Кроме того, Дюверже различал группы интересов, действующие исключительно в политической сфере, и организации, для которых оказание политического давления составляет лишь какую-то часть их деятельности (профсоюзы, церковь и др.).

Американские социологи Р. Тернер и Л. Киллиан отметили, что общественные движения можно рассматривать как своеобразную разновидность организованных групп интересов, представляющую собой коллективное образование, действующее в течение достаточно длительного времени. Их цель — содействие или сопротивление социальным изменениям в обществе или группе, частью которой оно является. В их определении подчеркиваются два основных параметра движений: их коллективный характер и целенаправленность действий. От них ироизводны такие признаки движения, как:

• • общие ценности, воплощенные в идеологии движения;
• • общая коллективная идентичность;
• • наличие системы норм и правил поведения для «своих» (внутренний этос) и правил взаимодействия с окружением (внешний этос).

На основании обобщения большого исторического материала Е. Вятр выделил основные стадии эволюции движения:

• • создание предпосылок движения;
• • стадия артикуляции стремлений;
• • стадия агитации;
• • стадия развитой политической деятельности — проведение программ в жизнь, борьба за власть или оказание давления на правительство;
• • стадия затухания политического движения — достижение целей или признание их неосуществимости.

Однако не все общественные движения проходят полный цикл развития. Социальное движение при демократии — дело сомнительное и всегда недолговечное, пишет А. Пшеворский. По его мнению, профсоюзам есть к чему двигаться: к институтам производственных отношений и государству; партии движутся к парламентам; лобби — к бюро, а у движений нет институтов, к которым они могут стремиться.

Поскольку движения в условиях демократии, как правило, не ставят своей задачей борьбу за власть, постольку они рассматриваются партиями как ресурс поддержки в избирательной борьбе. По мнению ряда исследователей, открытая политическая система (американская) делает наиболее вероятными три сценария развития общественных движений национального масштаба: 1) распад движения; 2) включение активистов движения в одну из политических партий (кооптация); 3) создание групп давления, которые пытаются оказать влияние на правительство и парламентские партии. В странах с относительно закрытой политической системой (ряд стран Западной Европы), где партии возникли по классовому признаку, третий вариант маловероятен, однако возможно создание на базе движения повой политической партии (например, партия зеленых в ФРГ).

Влияние групп интересов определяется их ресурсами, т. е. количеством членов, экономическим могуществом, ролью, которую группа играет в данном обществе, и др.

Для достижения своих целей группы интересов применяют самые разные методы. Это и оказание консультационных и экспертных услуг правительству, и разворачивание общественных кампаний, чтобы убедить правящую элиту в законности своих требований, для чего широко используются средства массовой коммуникации. Это и угрозы, и использование «потенциала для шантажа», если же они не приводят к цели, то могут использоваться деньги, для того чтобы «купить согласие». Наиболее мощные группы интересов могут саботировать действия правительства, например парализуя производство, затрудняя действия некоторых важных государственных служб или вызывая в стране финансовую панику. Иными словами, ресурсы для достижения групповых интересов охватывают чрезвычайно широкий спектр — от убеждения и консультирования до прямого действия.

Деятельность организованных групп интересов в промышленно развитых странах Запада давно уже регулируется конституционными и иными нормативными актами, постулирующими право граждан на объединение. Развитие теории групп интересов тесно связано с реальным политическим процессом, в котором действуют и взаимодействуют самые различные организации, имеющие специфические интересы и специфические организационные структуры.

Так, историческое развитие гражданского общества в США свидетельствует о многообразии таких организаций.

На это обратил внимание еще А. де Токвиль, подробно описавший добровольное участие граждан во всевозможных самооргаиизованных ассоциациях и движениях, обобщенно определяемых современной политической наукой понятием «группы интересов». Эта склонность американцев к объединению для более действенного участия в общественнополитической жизни составляет особенность национальной политической традиции. Современные американцы не утратили эту готовность присоединяться к любой группе, чтобы эффективно влиять на принятие политических решений. Стимулы для объединения могут быть самые различные (от чувства солидарности до стремления к достижению определенных целей), наконец, могут действовать простые материальные стимулы участия. Особенностями американского политического процесса второй половины XX в. являются рост численности и усиление влияния организаций, отстаивающих групповые интересы.

Представительство интересов является одним из важнейших факторов успешного функционирования демократических систем. Однако степень вовлеченности групп интересов в политический процесс неодинакова. Пожалуй, наибольших масштабов она достигла также в США. Именно в американской политической практике зародилась около 200 лет назад и сформировалась особая форма представительства интересов — лоббирование.

Согласно самому общему определению лоббирование представляет собой практику оказания воздействия на процесс принятия решений и, соответственно, на лиц, принимающих непосредственное участие в этом процессе. Лоббистская деятельность является одним из механизмов, с помощью которых группы интересов участвуют в процессе принятия политических решений и реализуют на практике свои интересы, цели и задачи, так как заказ таких групп и выполняет лоббист (или лоббистская фирма).

Лоббист может быть членом группы интересов или же выступать за вознаграждение в качестве агента такой группы. Лоббисты часто называют себя также и представителями, консультантами, агентами или специалистами в области общественных связей. Сегодня влияние лоббистов оказывается настолько велико, что их зачастую называют «третьей палатой» Конгресса США. В XX в. появляются целые сообщества лоббистов — лоббистские фирмы, всецело занятые практикой «продавливания» интересов своих клиентов. Лоббистские функции выполняют многие юридические и адвокатские конторы. Такие фирмы работают на базе контрактов с компаниями, профсоюзами и иными ассоциациями, беря на себя обязательства эффективно представлять их интересы на уровне политической власти. Наиболее крупные лоббистские фирмы могут иметь одновременно до 50 клиентов, каковыми могут быть как отдельные лица, так и компании и даже целые государства. Лоббистские организации, энергично действующие в политической сфере, представляют, прежде всего, интересы большого бизнеса и профсоюзов.

Американцы стали первыми, кто попытался поставить контроль лоббистской деятельности на правовую основу.

В 1946 г. начал действовать федеральный закон о реорганизации Конгресса, третий раздел которого регулировал лоббистский процесс и предъявлял конкретные требования к профессиональным лоббистам. Этот закон, охватывающий лоббизм в законодательном органе, работал почти полвека, однако его действие не распространялось на лоббирование исполнительных органов власти и особой сферы непрямого лоббизма. Недостаточная проработанность первого закона о лоббизме сказалась на неэффективности его функционирования. Потребовалось почти полвека напряженной работы и борьбы в конгрессе, чтобы заменить его новым законом о раскрытии лоббистской деятельности.

В декабре 1995 г. новый закон был подписан Президентом США и вступил в силу. Его отличают более тщательная проработка понятийного аппарата, четкие требования по регулированию деятельности лоббистов и тех лиц, с которыми они входят в контакт, постоянный контроль со стороны ответственных лиц за регистрационными и отчетными документами и, как обязательное условие, — ознакомление общественности с деятельностью лоббистов через публикацию их отчетов. Закон распространяется исключительно на «профессиональных» лоббистов, т. е. тех, кто получает вознаграждение за проделанную работу, и не рассматривает таковыми тех, кто действует на общественных началах, и потому в нем оговариваются минимальные суммы доходов от лоббистской деятельности и расходов на нее, ниже которых лоббисты не рассматриваются как лоббисты и не подлежат процедуре регистрации и последующего контроля над их действиями.

В современном мире лоббизм стал обязательным атрибутом демократического политического процесса, но его проявление в разных странах зависит от целого комплекса исторически сложившихся форм экономической, социальной и политической жизни того или иного народа.

Так, С. Липсет отмечает следующее отличие американской модели лоббирования: организация политического воздействия в Соединенных Штатах проявляется несколько но-иному, нежели в других демократических странах. Лоббирование отдельных членов палаты представителей или законодателей в парламентских странах является значительно менее сильным, чем в Америке, поскольку члены парламента в Оттаве, в Лондоне или Бонне должны поддерживать политику правительства. А те, кто пытается провести какие-либо законы или отклонить их в таких системах, должны оказывать давление на правительство или партийных лидеров. Именно поэтому в европейских странах только 15% организованных групп интересов работают с парламентариями, остальные же оказывают давление на исполнительную власть и административные органы.

Сторонники концепции либерального корпоративизма считают, что группы интересов выполняют, наряду с артикуляцией интересов, чрезвычайно важную функцию контроля над деятельностью государственной администрации (подразделения которой сами являются группами интересов). Для того чтобы система плюрализма и демократии была работоспособна в административной сфере, как пишет Д. Лапаломбара, необходимо согласиться с тем основополагающим фактом, что большинство предъявляемых правительству требований выражают частные интересы и они не обязательно имеют в виду общие интересы и «благо нации». Необходимо признать также, что государственно-административная система сама расчленена в соответствии со сферами политики и что подразделения государственной администрации — во всех странах — борются друг с другом за свою долю государственных расходов и ресурсов, которыми неизбежно подкрепляется политика.

Для каждой из этих административных сфер существует своя, естественная клиентела среди населения. Эти клиентельные группы и нужно поощрять к установлению регулярных и стабильных контактов со своими контрагентами в государственной администрации (например, руководителей промышленности и рабочих — с министерством промышленности, пожилых — с органами пенсионной системы, фермеров — с министерством сельского хозяйства и т. д.). Если естественная клиентела каждого из этих административных секторов еще не создана, то само государство должно постараться создать такие организации, которые так же необходимы для обеспечения жизнеспособности демократической полиархии, как и политические партии страны. Ибо без них политика, продиктованная партиями, имеющими большинство в законодательных органах, либо останется на бумаге, либо будет осуществляться государственными чиновниками, как им заблагорассудится.

Действительно, функцию выразителя групповых интересов сегодня все больше берут на себя многочисленные общественные ассоциации, благодаря корпоративным механизмам взаимодействия с государством участвующие и в процессе агрегирования, взаимной притирки этих интересов. В подготовке и принятии социально-экономических решений они нередко оказываются более эффективными, нежели инструменты традиционной партийной политики. Этому способствует широкое распространение во всех развитых странах органов функционального представительства, берущих на себя задачу согласования интересов в отдельных сферах.

Важно отметить, что к группам интересов перешла та функция, исполнение которой и делало партии представителями гражданского общества. Однако группы интересов, по определению, не могут претендовать на легитимное представительство большинства и на осуществление власти от его имени. В отличие от политических партий они и призваны артикулировать частные интересы, фрагментируя и разделяя тем самым общество на сегменты с несовпадающими интересами.

К наиболее важным характеристикам модели неокорпоративизма Р. Хербут отнес следующие:

• • специфический, централизованный механизм артикуляции интересов;
• • характерный способ распределения экономических и политических ценностей по результатам переговоров;
• • высокая степень ангажированности партнеров в процессе осуществления совместно выработанных решений, а также зависимость эффективности в реализации соглашений от силы и представительности отдельных структур.

Наибольших успехов реализации неокорпоративистской модели добились малые европейские страны с хорошо организованными ассоциациями интересов и крайне уязвимыми интернационализированными экономиками. Корпоративистские тенденции просматривались особенно отчетливо, если в таких странах имелись мощные социал-демократические партии, сохранялись устойчивые электоральные предпочтения, если они обладали относительным культурным и языковым единством и соблюдали нейтралитет во внешней политике. Это, прежде всего, Скандинавские страны и Австрия.

В других странах, где неокорпоративизм имел меньший успех (Великобритания, США и др.), действует плюралистическая модель взаимодействия групп интересов.

При плюрализме группы интересов осуществляют давление на политические элиты более спонтанным образом. Одной из важнейших черт плюрализма является большое число акторов, участвующих в политическом процессе. Плюралистическое распределение благ имеет стихийный характер, близкий к рыночной конкуренции. Перераспределение благ и привилегий является эффектом организованного давления, процесс принятия политических решений происходит в результате острой конкуренции, а не сотрудничества групп интересов, поскольку группы интересов относительно редко руководствуются ценностями, связанными с общественным интересом, ориетируясь, по преимуществу, на получение выгоды.

Плюрализм предполагает, что оптимальным путем, делающим возможным изменение социально-экономической системы в сторону большей справедливости и создающим благоприятные условия для достижения политического консенсуса, является свободная игра интересов. Неокорпоративизм главную роль приписывает кооперации и координации интересов, которые ведут к широким социальным соглашениям. Однако очевидно, что как та, гак и другая модель не являются идеальными конструкциями, на практике действуют смешанные системы взаимодействия групп интересов.

Однако большинство наблюдателей, вне зависимости от оценки ими практики неокорпоративизма и плюрализма, признают, что под ее воздействием происходит постепенная трансформация современных демократий. Противники пишут о господстве профсоюзов и «профсоюзном государстве». Сторонники говорят о появлении системы «организованного капитализма». Ф. Шмиттер констатирует, что, наряду с индивидами (если не взамен последних), своего рода гражданами становятся организации. Степень подотчетности властей и их восприимчивости к нуждам граждан возрастает, но за счет снижения степени участия индивидов в политической жизни и их доступа к принятию решений. Конкуренция внутри организаций начинает заменять конкуренцию между организациями. Развитие данной тенденции происходит неравномерно, не все ее признают и далеко не очевидно, каков в конечном счете будет результат; и все же практически во всех современных обществах демократия становится все более связанной «интересами», все более «организованной» и все более «непрямой».

И все-таки почему, несмотря на целый ряд негативных моментов (прежде всего это неравновесность ресурсов различных групп интересов и возможность доминирования нескольких наиболее мощных из них, большая вероятность использования незаконных способов давления на власть), неокорпоративизм в целом способствует укреплению западной демократии и сохранению социального мира?

Во-первых, это наличие независимых от государства групп интересов, нацеленных на взаимодействие с ним ради укрепления социального партнерства и повышения политической и экономической эффективности системы.

Во-вторых, эго та или иная степень институализации этого взаимодействия, а также способность государства «навязывать» в ходе переговоров общенациональные приоритеты и защищать интересы «слабых» групп.

В-третьих, это соблюдение всеми сторонами взятых на себя обязательств и соответствующая система контроля за их применением.

В-четвертых, они нс пытаются подменять партии и другие институты, выполняя свои специфические задачи, определяемые корпоративными интересами их членов. Форма их воздействия на власть, как правило, сводится к выявлению и постановке проблем, экспертной оценке законопроектов и решений правительства, разработке рекомендаций по совершенствованию принимаемых законодательных актов и т. д.

В условиях нынешней российской действительности, характеризующейся тем, что структура групповых интересов только складывается, принимаемые законы или не работают, или открыто игнорируются, состояние общественной морали желает лучшего, «бюджетного пирога» на всех не хватает, а спрос на него огромен, нет правовых норм, регулирующих взаимоотношения групп интересов и власти, — в этих условиях сложились чрезвычайно благоприятные условия для расцвета группового эгоизма «сильных», за счет ущемления интересов «слабых» и становления в России кланово-корпоративной системы власти. Некоторые российские исследователи даже считают, что именно особенности сложившейся модели взаимодействия государства и групп интересов оказали определяющее влияние на характер политического режима и специфику социально-экономического процесса в России. В связи с этим преодоление режимных противоречий, как и принципиальной дисфункциональное™ правительства в деле решения фундаментальных общественных проблем, возможно лишь посредством ликвидации редистрибутивной модели социальнополитических отношений и утверждения основ государства, способного не допускать перераспределительную активность групп и выражать интересы общества в целом. Именно поэтому опыт западного зрелого корпоративизма может сыграть позитивную роль в становлении цивилизованной системы взаимодействий российских групп интересов и власти.