Понятие «переводческой интерференции»

Определение перевода как одного из видов языковых контактов, как явления билингвизма представляет интерес еще и потому, что языковая коммуникация с переводом существенно отличается от обычной ситуации билингвизма, когда двуязычный субъект попеременно, в зависимости от внешней среды, пользуется либо одним, либо другим языком. Перевод предполагает одновременную актуализацию обоих языков. Поэтому обычную ситуацию билингвизма можно определить как билингвизм статический, а перевод — как билингвизм динамический. При динамическом билингвизме в контакт вступают не только два языка, но и две культуры, а переводчик соответственно является местом контакта не только языков, но и двух культур.

Если говорить о переводе как о контакте культур и рассматривать в качестве контактирующих структур культуры как своеобразные исторически-конкретные формы человеческой жизнедеятельности в рамках определенных этнических, национальных и языковых общностей, то будет правомерным попытаться понять, до какой степени в переводе контактирующие культуры могут сохраняться нетронутыми и в какой мере они взаимно влияют друг на друга. Иначе говоря, можно попытаться распространить понятие интерференции на явления культурного взаимодействия и рассматривать случаи не только языковой, но и этноязыковой интерференции, проявляющейся при сопоставлении текстов оригиналов и переводов.

В переводе язык предстает не в виде семиотической системы, обладающей социальной предназначенностью, т. е. существующей для определенного языкового социума в целом, не как всеобъемлющая форма отражения окружающей человека действительности, а в виде текстов. Речевые произведения создаются одним индивидом для другого, иногда воспринимаемого обобщенно и довольно абстрактно (степень абстракции зависит от того, как автор представляет себе своего читателя), иногда, напротив, для вполне конкретного.

Переводчик — это еще один индивид, он индивидуально, только в силу своего собственного, одному ему присущего мировосприятия расшифровывает то, что увидел, осмыслил, прочувствовал и затем описал автор оригинального текста. Увидев, осмыслив и прочувствовав это, переводчик пытается воссоздать виртуальный образ действительности: он не перерисовывает вновь, как копиист, фрагмент реальной действительности, описанный автором оригинала, он должен выразить иными средствами то, что уже получило свое выражение в оригинальном тексте. В результате такого воссоздания рождается еще одна картина, в которой реальность просматривается сквозь призму двойной субъективности мировосприятия, субъективности автора и переводчика. Но в этом процессе субъективного отражения реальности и автор оригинала, и переводчик оперируют знаками языков как общественно значимых форм отражения действительности, которые заключают в себе информацию о культуре всего языкового социума, а не конкретных создателей текстов оригинала и перевода. И если нас интересует вопрос о том, как происходит контакт культур не вообще, а именно в переводе, то мы должны непременно учитывать то, что в переводе постоянно осуществляется не столько контакт, сколько столкновение культур.

Но не культуры одного народа с культурой другого как объективных способов жизнедеятельности народов, а культуры, субъективно воспринятой и описанной автором оригинала, с субъективными представлениями переводчика о чужой культуре и об особенностях ее интерпретации автором оригинала.

Поэтому изучение взаимодействия культур народов через перевод и в переводе представляется делом достаточно сложным. Методы так называемого конкретно-научного структурализма, отдельные направления которого рассматривали язык в качестве основы для изучения строения культуры, доказали свою плодотворность в изучении культуры первобытных племен, в фольклористике и других областях. Почему же не попытаться использовать идеи, родившиеся в недрах данного направления, в изучении характера взаимодействия культур, взяв за основу перевод как явление контакта культур через контакт языков?

Автор оригинального речевого произведения создает некую модель как результат отражения воспринимаемого фрагмента действительности. Эта модель — продукт его индивидуальной познавательной и творческой деятельности. Именно эту модель и должен декодировать переводчик, обратившийся к тексту оригинала. Именно эта отраженная модель действительности, а не сама действительность воспроизводится в переводе. Непонимание этого ведет к грубым переводческим ошибкам. Причем ошибки возникают тогда, когда переводчик стремится как можно более точно передать отдельные элементы текста, соотносимые с отдельными фрагментами действительности. Причина этих ошибок в том, что единицы, или элементы, первичного объекта и отношения между ними не совпадают с единицами и отношениями между ними в моделируемом объекте.

Это несовпадение происходит в силу субъективного восприятия автором первичного объекта, если этот объект находится в области реальной, а не воображаемой действительности, а также потому, что автор создает новый целостный идеальный объект с особым характером отношений между его единицами. Затем этот идеальный объект получает свое материальное воплощение в тексте с помощью знаков языка, которые выражают обобщенное представление о том или ином фрагменте действительности.

В этом еще одна трудность для переводчика: знаки языков, языка оригинала и языка перевода, завораживают своей мнимой эквивалентностью, переводчик настораживается лишь тогда, когда эта межъязыковая эквивалентность вдруг прерывается, возникает единица, требующая длительных раздумий, или когда по завершении работы переводчик чувствует, что его правильный, «элементарно эквивалентный» перевод получился вялым, аморфным.

Возникает асимметрия, конфликт парадигматики и синтагматики, столкновение индивидуальной культуры автора оригинального текста и обобщенной культуры, заключенной в единицах языка оригинала и довлеющей над сознанием переводчика, что вполне естественно, если учесть, что способность к обобщению — это универсальное и важнейшее свойство языка, отличающее его от других семиотических систем.