Магия, миф, ритуал, поэтика и картины мира первобытной культуры

Этот раздел темы основан на материале и текстах работ известного исследователя мифа как феномена культуры В. Н. Топорова (1928—2005). В исследовании мифа выделяется прежде всего космологическая схема, которая в наибольшей степени определяет первобытные представления о мире. Реконструировать первобытный миф можно лишь по последующим текстам, для которых характерна двухчастная схема: первая часть посвящена тому, что было «до начала» (т.е. до акта творения): хаос, пустота, тьма, бездна и т. п.; вторая — тому, что создается в направлении от общего и космического к более частному и человеческому.

Для структуры подобных мифологических текстов характерны следующие особенности:

• • построение текста как ответа (или серии ответов) на некий вопрос;
• • членение текста, заданное описанием событий, составляющих акт творения, которые отражают последовательность временных отрезков с указанием начала;
• • описание последовательной организации пространства (в направлении извне внутрь);
• • введение операции порождения для перехода от одного этапа творения к следующему;
• • последовательное нисхождение от космологического и божественного к историческому и человеческому (часто в варианте нисхождения от «золотого» века к «железному», максимально «падшему» и «греховному»);
• • указание правил социального поведения, в частности (нередко) правил брачных отношений для членов данного коллектива, и, следовательно, схем родства.

В силу операциональности определения объектов (т.е. определения через действия с объектом: «как это сделано?», «как произошло?», «почему?») в мифопоэтическом мышлении актуальная картина мира неминуемо связывается с космологическими схемами и с «историческими» преданиями, которые рассматриваются как прецедент, служащий образцом для воспроизведения уже только в силу того, что данный прецедент имел место в «первоначальные» времена. Неразрывная двуединая связь диахронии и синхронии — неотъемлемая черта первобытных представлений о мире.

Человеческое общество в первобытных представлениях также выступает как сложное сочетание элементов с космологической телеологией. Для первобытного сознания все космологизоваио, поскольку все входит в состав Космоса, который образует высшую ценность внутри мифопоэтического универсума. Разумеется, в жизни первобытного человека можно выделить аспект злободневности, «низкого» быта и т. д. Но жизнь в этом аспекте не входит в систему высших ценностей, она нерелевантна с точки зрения высших интересов и сугубо профанна. Существенно, реально лишь то, что сакрализовано (сакрально отмечено), а сакрализоваио лишь то, что составляет часть Космоса, выводимо из него, причастно к нему. Но вместе с тем все может быть возведено к первоначальной сфере сакрального. Эта всесакральность и, так сказать, «безбытность» составляют одну из наиболее характерных черт мифоноэтической модели мира.

Только в сакрализованном мире известны правила его организации, относящиеся к структуре пространства и времени, соотношению причин и следствий. Вне этого мира — хаос, царство случайностей, отсутствие жизни. Для мифопоэтического взгляда характерно признание негомогенпости пространства и времени. Высшей ценностью (максимумом сакральности) обладает та точка в пространстве и времени, где и когда совершился акт творения, т. е. центр мира, место, где проходит мировая ось (axis mundi), где стоят разные варианты земного образа космической структуры — мирового дерева (дерево жизни, небесное дерево, дерево предела, шаманское дерево и т. д.), где находятся мировая гора, башня, столп, трон, камень, алтарь, очаг и т. п., — словом, все то, что кратчайшим образом связывает землю и человека с Небом и Творцом. Эти сакральные точки (пространственная и временная) вписаны в серию все увеличивающихся и входящих друг в друга пространств, которые по мере удаления от центра становятся все менее и менее сакральными (жертва на алтаре — храм — поселение — своя страна и т. д.). Таким образом, центр мира совпадает с центром ряда вписанных друг в друга сакральных объектов, которые в этом смысле изоморфны друг другу и изофункциональны.

Соответственно строится и образ творения — ритуал. Исходное положение заключается в том, что мир распался в Хаосе, а задача ритуала — интегрировать Космос из его составных частей, зная правила отождествления этих частей и частей жертвы, в частности человеческой; далее следует произнесение жрецом текста, содержащего эти отождествления, над жертвой, находящейся на алтаре, соответствующем центру мира; наконец — принятие жертвы, преобразующее синтез Космоса.

Не случайно смысл жизни и ее цель человек «космологического» периода видел именно в ритуале — основной общественной и экономической деятельности человеческого коллектива. В этом смысле нужно понимать и так называемый прагматизм первобытного человека, который ориентирован на ценности знакового порядка в гораздо большей степени, чем на материальные ценности, хотя бы в силу того, что последние определяются первыми, но не наоборот.

Прагматичность ритуала объясняется прежде всего тем, что он является главной операцией по сохранению «своего» Космоса, управлению им, проверке действенности его связей с космологическими принципами (степени соответствия). Отсюда — первостепенная роль ритуала в мифопоэтической модели мира, установка на ритуальное действие как форму сохранения окружающего пространства, людей и т. п. Только в ритуале достигается высший уровень сакралыюсти и одновременно обретается чувство наиболее интенсивного переживания сущего, особой жизненной полноты, собственной укорененности в данном универсуме. Стержневое место ритуала в жизни архаичных коллективов (по имеющимся сведениям, праздники могли занимать половину всего времени) вынуждает признать, что в мифопоэтическую эпоху основой религии, ее нервом являются именно ритуал, таинство, священнодействие.

Большое значение для первобытного мышления имела система бинарных противопоставлений — универсальный двоичный код, организованный как система наиболее общих и важных семантических антитез (небо — земля, верх — низ, север — юг, день — ночь, мужское — женское и т. д.) Следует подчеркнуть, что этот способ классификации не служит лишь операционным приемом, впитанным в первобытную реальность позднейшими исследователями. Он вполне объективен и ясно осознаваем в системе первобытных представлений, в частности потому, что им определяется все поведение членов архаичных коллективов (и прежде всего — ритуализованное). Обычно такие наборы дифференциальных признаков символической классификации включают 10—20 пар противопоставленных друг другу признаков, одному из которых приписывается положительное, а другому — отрицательное значение. На основе этих наборов двоичных признаков, являющихся как бы сеткой, набрасываемой на то, что до сих пор было Хаосом, конструируются универсальные знаковые комплексы (УЗК) — эффективное средство усвоения мира первобытным сознанием. Их универсальность определяется рядом обстоятельств: им обычно соответствуют самые различные знаковые системы, и наоборот, разные и вполне независимые знаковые системы одной традиции переводятся в УЗК, если в данной традиции он существует. Такие комплексы должны быть действительны для каждого члена коллектива (причем эта «действительность» соответствует реальному положению вещей или воспринимается как норма, следование которой может достигаться и принудительными мерами); они с непременностью возникают в лоне мифоноэтической традиции.

Одним из наиболее распространенных воплощений УЗК нужно считать мировое дерево — образ некоей универсальной концепции, определявшей в течение долгого времени модель мира в мифологических традициях Старого и Нового Света. Мировое дерево стало синтетическим средством, описывающим мир в мифопоэтической традиции. Так, оно символизирует пространственную структуру мира. Тройное членение по вертикали (верх — середина — низ, соответственно, ветви — ствол — корни; птицы — копытные — змеи или другие хтонические животные; солнце, месяц, звезды — человек, жилище — атрибуты подземного царства; голова — туловище — ноги; положительное — нейтральное — отрицательное и т. п.) идеально отвечает представлению о динамической целостности и в силу этого может рассматриваться как модель-схема любого динамического процесса, предполагающего триаду: возникновение — развитие — упадок.

Схема мирового дерева в ее горизонтальной трактовке предусматривает четверичное членение (передний — задний — правый — левый; север — юг — восток — запад; весна — осень — лето — зима; четыре бога, четыре мифологических героя, четыре ветра, четыре растения, четыре животных, четыре цвета, четыре элемента и т. д.) плюс выделение центра (как места пересечения и тем самым связи вертикали с горизонтальной плоскостью и как места пересечения линий связи четырех координат горизонтальной плоскости). Горизонталь же символизирует ситуацию ритуала: жертва, объект почитания, жертвователь — в центре, участники ритуала — справа и слева. Четырехчленная структура мирового дерева по горизонтали соответствует образу статической целостности, идеально устойчивой структуре. Числовая характеристика мирового дерева обычно константна и соответствует числу 7 (3 + 4); ср. семь ветвей дерева, семь птиц, семь небес, семь светил, семь этажей подземного царства, семь мест по горизонтали в изображении ритуала и т. д., чему соответствуют и другие многочисленные в мифопоэтической традиции примеры использования семи как совершенного числа. Разумеется, сакрально отмечены также числа 3 (для мифа характерны триады сфер Вселенной, высших ценностей, божественных существ, героев сказки, членов социальной структуры, социальных функций, попыток, повторений и т. д.) и 4 (см. выше). В ряде традиций 3 и 4 рассматриваются соответственно как мужское и женское числа, а человеческая пара, мыслимая как единица, характеризуется числом семь. Во многих традициях вплоть до настоящего времени слова «три-четыре» используются как способ обозначения малой приблизительности. Если сумма трех и четырех дает семь, то их произведение дает другое сакрально отмеченное число — 12, широко используемое в мифологической традиции, в частности как «счастливое» число в противопоставлении «несчастливому» (13). В этом смысле можно сказать, что число не только определяет внешние размеры мирового дерева, количественные соотношения его частей, но и качественные признаки. Число оказывается не только введенным в мир (и его образ), но и определяющим высшую суть его и даже прогнозирующим будущую его интерпретацию.