Московское царство как культурная эпоха

.Вся христианская царства придоша в конец и снидошася во едино царство нашего государя.

В Из послания старца Филофея.

'есь XV в. интенсивно продолжался процесс складывания основ единого Московского государства со своим обликом и традициями. К концу XV в. Москва победила окончательно и в результате исчезла возможность альтернативы цивилизационного развития.

В современной исторической литературе ведется длительная дискуссия о сущности Московского государства. Одни историки доказывают, что по своей сути это была восточная деспотия, другие полагают, что это была страна, в культуре которой присутствовали элементы Запада и Востока, третьи считают, что это был запоздалый вариант европейского развития, четвертые рассуждают о неком особом «русском пути» развития.

Анализ историко-культурного процесса конца XV—XVI вв. дает возможность составить более определенную позицию по этому вопросу.

Особенности культурного процесса конца XV—XVI вв.

Основным фактором формирования модели русской культуры XV—XVI вв. стало образование централизованного государства. Это событие отразилось на всех сферах русской жизни, став своеобразным рубежом между Древней Русью и Россией. Процесс образования Московского государства проходил в мучительных междуусобных войнах, которые втягивали в свою орбиту союзников и врагов и на Западе, и на Востоке. Неблагоприятные внешние условия усиливали значение военного фактора.

Но так или иначе уходила в прошлое Древняя Русь с ее богатейшим наследием, уникальной культурой, вековыми обычаями и вековой церковной традицией. Исторически обусловленная смена вех неизбежно требовала изменения ценностных ориентаций и психологии людей. Этот процесс был растянут во времени.

Идея самоценности человека. Конец XIV и весь XV в. отмечен напряженной духовной работой русской культуры. В рамках православия и в новых исторических условиях интенсивно формировался образ государства и человека в этом государстве. В этой связи неизбежно возникала проблема самоценности человека. Эта тема прослеживалась еще в творчестве художника А. Рублева, в искусстве архитекторов и живописцев Новгорода, в житийной литературе. Ученые отмечают, что темы и образы художественной культуры этого времени связаны с еретическими движениями. Ереси стали своеобразной попыткой развить дальше те предвозрожденческие мотивы и явления, которые явно просматривались в русской культуре XIV—XV вв.

Как и в других странах Европы, Предвозрождение в русской культуре развивалось в рамках христианства.

Исследователи русской средневековой культуры Д. С. Лихачев и А. И. Клибанов отметили черты, сходные с теми, которые наблюдались в это время в Западной Европе.

О Пробуждение индивидуализма в духовной жизни.

О Еретические движения.

О Эмоциональность и психологизм искусства.

Христианство получило новую опору в эмоциональных переживаниях человека. Д. С. Лихачев подчеркивает: «Индивидуалъностъ человека в эпоху Пред возрождения была признана в сфере эмоций, а затем уже в сфере мысли*. Предренессансные черты прослеживаются в живописи Ф. Грека, А. Рублева и Д. Черного. Идея самоценности человека начинает активно обсуждаться русской общественной мыслью.

Как и живопись, русская общественная мысль этого времени развивалась в рамках размышлений о природе человека, грехе и спасении (как и в Западной Европе). Но различие в богословских традициях православия и католичества придавало своеобразные черты русской духовной литературе.

Еретические движения не исчерпывали новаций культуры XIV—XV вв., но они декларировали новые принципы мышления, составляя оппозицию не только официальной церкви и её догматам^[1] но и всей системе средневекового мировоззрения.

Еретические движения были вызваны к жизни изменениями, которые направляли социальную, экономическую, культурную деятельность от эпохи Средних веков к эпохе Нового времени. Их историческая заслуга состояла в том, что они были чутки к запросам времени, а их идеи во многом опережали его. *Их идеи слали импульсы всему кругу явлений духовной жизни общества, вызывая на себя огонь противоеретической полемики…" (А.И. Клибанов).

Элементы рационализма в поучительных проповедях и литературе стригольников и «жидовствующих» расшатывали традиционные стереотипы средневекового мышления, вносили в него элементы просвещения.

В среде еретиков, помимо упоминавшейся ранее книги «Аристотелевы врата», была известна также книга «Шестокрыл», где содержались астрономические таблицы, по которым предсказывались небесные явления. Достаточное распространение в среде еретиков имели трактаты по логике «Книга, глаголемая логика» и «Логика Авиасафа». Все это свидетельствовало о сходности процессов, происходивших в западноевропейской и русской культуре.

В конце XV — начале XVI вв. в русской культуре продолжали развиваться идеи утверждения человека, значительности жизненного пути. Но круг сторонников и поборников этих идей был достаточно узок (долгое время он ограничивался представителями части городской торговой и ремесленной среды, городского и сельского духовенства).

Идея «самовластия» человека в духовной литературе. В церковно-учительской литературе этого времени идея «самовластия» человека — одна из самых обсуждаемых. Попробуем вни-кнуть в суть дискуссии и споров по этому сложному вопросу. Православная и католическая церковь по-разному трактовали природу человека, тему греха и тему спасения. Западная религиозная культура, восходящая к Августину, была достаточно пессимистична в оценке природы человека. Папа Иннокентий III в известном трактате «О презрении к миру, или О ничтожестве человеческого состояния» риторически вопрошал: «Что же иное человек, как не грязь и не пепел?» В католической проповеди больше говорилось о страстях, чем о воскрешении, о грехе, чем о прощении, о Судье, чем об Отце, об аде, чем о рае.

В «Измарагде» (широко распространенном на Руси памятнике церковно-учительской литературы этого времени) несколько иная позиция. Характерным следствием «оптимистического» видения православием природы человека явилась вера в безгрешность детей до 7 лет и в то, что после преждевременной смерти они Становятся ангелами. Такой подход для католиков немыслим.

По-разному католики и православные трактовали и многие другие христианские догматы, например, учение о Святой Троице. Католики утверждали, что Святой Дух исходит от БогаОтца и Бога-Сына, а православные теологи, — что только от Бога-Отца. Тем поразительнее сходство позиций западных и русских еретических движений в вопросе о соотношении человеческой и Божественной природы в Иисусе Христе.

Таким образом, русская религиозная мысль развивалась в иной системе богословских воззрений, чем на латинском Западе. Более того, это была уже и несколько иная система ценностей, чем в самой Византии, откуда пришло на Русь христианство. «Русская святость, будучи православной, имеет предпосылки, общие для нее с византийской святостью. Но эмоциональная ее окраска иная: она отвечает впечатлительности молодого народа, куда более патриархальным устоям жизни, она включает специфические тона славянской чувствительностио (С.С. Аверинцев).

Эта «впечатлительность молодого народа» в сочетании с особенностями исторического времени дала неожиданный, но вполне предсказуемый результат: русская духовная мысль начала обсуждать проблему «самовластия» человека столь же активно, как живопись Ф. Грека и А. Рублева. Заметим, что понятие «самовластие» человека входило в русскую книжность из православного вероучения. Самовластие утверждалось как Богом данная способность человека выбирать между добром и злом, то есть проявлять свободу воли. Но в данном случае свобода воли не рассматривалась как воля к свободе. Однако при этом создавалась потенциальная возможность выхода за рамки правоверия, что со временем и произошло. Идеи «самовластия «способствовали становлению человека как индивидуальной, социально свободной личности.

На рубеже XV—XVI вв. вольнодумство появилось и в княжеском окружении. Федор Курицын — посольский дьяк московского князя Ивана III — в составе русских делегаций неоднократно бывал за границей. Поездки открывали перед Курицыным широкие возможности для знакомства с культурой Западной Европы. В результате вместе с единомышленниками он организовал московский кружок, в котором состояла даже сноха великого князя.

Курицын и его единомышленники поддержали и продолжили дело «жидовствующей» ереси, пришедшей в Москву из Новгорода. Судьба Федора Курицына сложилась трагично. После церковного Собора 1504 г., осудившего ереси, он и его близкие соратники были заживо сожжены. После смерти Федора остался трактат «Лаодикийское послание», вокруг которого сегодня ведутся дискуссии историков. В трактате утверждалось: чДуша самовластна. Оградой самовластия, чтобы оно не превратилось в бесчинство, служит вера, учителем которой является пророк. Истинный (находящийся на духовной высоте) пророк узнается по дару творить чудеса. Дар этот силен мудростью, а не сам по себе. Фарисейство только внешний устав жизни (ученость, а не наука). Ее одухотворяет и наполняет содержанием пророк. Вот наука, несущая человеку блаженство. С него приходит страх Божий, то есть постоянное памятование Бога. Так вооружается душа" (перевод А.И. Клибанова).

«Лаодикийское послание» наивысшей духовной ценностью признает дар пророчества, соединенный с мудростью, которым может обладать человек своего времени. Идеологи ереси видели собственное предназначение в том, чтобы выступать в качестве новых пророков. Признается значительность человека и его души: «душа самовластна». Как считал А. И. Клибанов, это роднит идеи русских вольнодумцев с высоким христианским гуманизмом предвозрожденческого времени Западной Европы, признающим автономность человеческой души. ?Самовластная душа" была душою русского культурного процесса, его идейной осью, по обе стороны которой велась борьба с тем отличиемчто у противников свободы творческого духа находился карающий меч государственной власти, казалось бы вырубивший целую полосу духовной жизни общества* (А.И.Клибанов).

Спор о самовластии души был продолжен публицистами 30−50-х гг. XVI в. Далеко не все сочинения дошли до нас, но исследователи полагают, что эту тему почти никто из публицистов не обошел своим вниманием.

Идея самовластия, даже противоположно толкуемая и понимаемая, оказалась тесно связанной с вопросом о бытии мира. Что есть мир? Он сам по себе или божественное творение?

Ответы на эти вопросы вряд ли могли быть найдены, ибо предвозрожденческие мотивы в русской литературе развивались на фоне интенсивного оформления идеологического фундамента Московского царства.

Русское пред возрождение не стало Возрождением. Оно не имело достаточных культурных сил, чтобы подготовить почву для этого перехода. Но это была очевидная попытка самоидентификации (самоопределения) культуры. Почему же не состоялось Возрождение? Д. С. Лихачев полагает, что этому помешал целый ряд причин.

О Поглощение духовных сил народа стремительно развивающимся государством.

О Падение городов-республик Новгорода и Пскова, где были наиболее ярко выражены черты Предвозрождения.

О Союз церкви и государства, посредством которого были подавлены ереси и реформаторские течения в духовной культуре.

Сказалась также недостаточность культурного общения с Западной Европой на равных основаниях.

Тем не менее ренессансные мотивы в русской культуре будут прослеживаться и в XVI, и в XVII вв., свидетельствуя о переходном характере культурно-исторического времени.

• [1] Догмат — (с греческого dogmatos) — основное положение вероучения, обязательное для всех верующих, признаваемое непреложной истиной и не подлежащее критике.