Этика Канта.
История философии
Главный принцип, которому следует моральный человек, И. Кант называет категорическим императивом: «Поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом». Проще говоря, Кант предлагает вести себя так, чтобы непрерывно подавать пример всему человечеству. Обычно люди считают, что такое поведение нескромно. Но эта позиция… Читать ещё >
Этика Канта. История философии (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
Подорвав в «Критике чистого разума» позиции теологии и старой философии, И. Кант, в сущности, подвел читателя к выводу, что их надо удалить из университетов, а теологов и философов более не считать учителями жизни. Верный путь в жизни может указать только практическая философия, или этика. Кант как этик, таким образом, замышляет революцию: он захватывает в свои руки власть над человечеством.
«Чистый разум», занимающийся познанием, и «практический разум», ведающий этикой человека, — это, по И. Канту, две разные инстанции, две совершенно разные «программы», заложенные в человека. Вовсе не всегда самый большой ученый является самым моральным человеком. И наоборот: иной моральный наставник-гуру совсем несведущ в науках и даже неграмотен.
Итак, «практический разум» у человека — это программа, которая помогает ему делать жизненный выбор, определять стратегию жизни. До сих пор считалось, что смысл человеческой жизни стремление к счастью, а счастье понималось как удовлетворение потребностей. Чем больше человек удовлетворил потребностей, гем больше его счастье.
Но гонка за удовольствиями не делает человека счастливым. В стремлении к такому потребительскому счастью он не свободен, поскольку зависит от чего-то внешнего.
Истинно человеческий смысл жизни, по И. Канту, — следование долгу.
Но как определить, в чем состоит твой долг?
Для этого надо спросить свой «внутренний голос», который ответит тебе — и это будет ответ практического разума, говорящего в каждом человеке голосом совести. Надо всего лишь задать «внутреннему голосу» нужный вопрос: «Как мне следует поступить, чтобы мой поступок стал примером для всего человечества?» К примеру, мне предлагают взятку — деньги, на которые я мог бы удовлетворить какие-то свои потребности и стать счастливым. Но я задаю себе вопрос: хочу ли я, чтобы так поступали все люди? И выбираю другой путь — исполняю свой долг, отказываясь от взятки.
Главный принцип, которому следует моральный человек, И. Кант называет категорическим императивом: «Поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом»[1]. Проще говоря, Кант предлагает вести себя так, чтобы непрерывно подавать пример всему человечеству. Обычно люди считают, что такое поведение нескромно. Но эта позиция лукава. Она сводится к тому, что прогрессивное человечество должно жить высокоморально, а мы, скромные и грешные, поможем ему по мере сил. Правда, возможности наши ограничены…
Нет, заявляет И. Кант, каждый человек всегда должен думать, что прогрессивное человечество начинается именно с него, а не с кого-то другого. Позиция Канта сходна с позицией советских диссидентов и нынешних правозащитников: он требует слушать только внутренний голос своего разума, а не руководствоваться законами, — ведь законы могут быть несправедливыми. В Германии Кантом восторгались, а вот в соседней Австро-Венгрии кантианцев сажали в тюрьму за отсутствие почтения к законам.
Еще одно важное требование этики И. Канта — и, соответственно, другая формулировка категорического императива — звучит так: «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству»[2].
Объяснить смысл этого требования можно следующим образом. Стремящийся к счастью человек превращает себя и других всего лишь в средство для удовлетворения своих потребностей. Я работаю, чтобы поехать в отпуск в тропики. Я — средство заработать себе на иномарку. Этот человек — средство добыть мне то-то, другой нужен для этого. Так думать — антигуманно. Человек — не средство, а цель, потому что он ценен сам по себе. Каждый человек — полномочный представитель всего человечества. Поэтому людей нельзя использовать — даже для самой благородной цели. Если ради прекрасного будущего пролилась хотя бы одна слеза ребенка, от такой цели надо отказаться. Нельзя использовать не только других людей, но и себя самого. Надо всячески способствовать развитию всех как свободных людей. И. Кант полагал: когда такая этика восторжествует в Германии, исчезнут все формы личной зависимости от феодалов, утвердится равенство всех людей перед законом. Новые, справедливые юридические законы будут вытекать из нравственных, основанных непосредственно на практическом разуме человечества. Уйдут в прошлое войны, наступит вечный мир, потому что государства, повинуясь практическому разуму, сольются в единый союз, в котором сильные будут оказывать помощь слабым.
И. Кант полагал, что уже нет времени ждать, когда такая этика долга и свободы вызреет в Германии сама собой. Ее надо форсированно внедрять силами государственного аппарата, — тем более что этика служения и верности долгу традиционно культивировалась в Пруссии. Прусского служаку-чиновника надо использовать для внедрения передовых просветительских идей. А вся государственная машина станет орудием в руках диктатора-философа. Новая этика должна вводиться немедленно и директивно, с использованием всей мощи аппарата государства. Просвещение, как его понимает Кант, вовсе не означает права каждого человека умствовать на свой лад. Свободу слова не надо понимать так, что каждый волен говорить что ему угодно и где угодно. Нет, дискуссии могут происходить только в специально отведенных местах и по строгим правилам — в университетах, в печати (Кант не сомневался, что без труда победит в таких дискуссиях). А вот дальше уже никто не должен думать и сомневаться, проводя в жизнь победившую верную философию. Даже важнейшим чиновникам Кант отказывал в праве мыслить самостоятельно: они должны будут внедрять моральную философию в умы немцев в соответствии со стандартами, не раздумывая и нс умствуя, не импровизируя, поскольку могут исказить ее положения. Они должны выступать как винтики государственного механизма, приводящего немцев к единообразию мышления: «Публичное пользование собственным разумом всегда должно быть свободным, и только оно может дать просвещение людям. Но частное пользование разумом нередко должно быть очень ограничено, но так, чтобы особенно не препятствовать развитию просвещения. Под публичным же применением собственного разума я понимаю такое, которое осуществляется кем-то как ученым перед всей читающей публикой. Частным применением разума я называю такое, которое осуществляется человеком на доверенном ему гражданском посту или службе. Для некоторых дел, затрагивающих интересы общества, необходим механизм, при помощи которого те или иные члены общества могли бы вести себя пассивно, чтобы правительство было в состоянии посредством искусственного единодушия направлять их на осуществление общественных целей или, по крайней мере, удерживать их от уничтожения этих целей»[3].
Итак, формула просвещения такова: надо допустить к конкурсу на лучшую философию и теологию всех, определить победителя и предоставить в его распоряжение всю государственную машину: с этого момента все будут только усваивать правильную философию, но не умствовать сами. Иначе остальную Европу в развитии свободы не догонишь.
Налицо еще один парадокс И. Канта, описанный им самим. Чтобы внедрить свободу везде, от нее надо отказаться. Чтобы развить свободу в народе, надо внедрить цензуру и государственные стандарты мышления. Диктатура философа, поддержанная просвещенным правителем и его государством, и создаст «механизм, при помощи которого те или иные члены общества могли бы вести себя пассивно», чтобы при помощи этого механизма правительство могло внедрять «искусственное единодушие» немцев и «направлять их на осуществление общественных целей или, по крайней мере, удерживать их от уничтожения этих целей»[4].
Впрочем, разве не сам И. Кант полагал, что у нас недостаточно совершенный ум, чтобы судить о свободе?