Специфика коммуникации в экономике и бизнесе: поиск критериев рациональности

Тема коммуникации пронизывает разнообразные сферы человеческого бытия, специфицируясь в социально-философских, ценностноантропологических, научно-познавательных, политико-правовых и экономических дискурсах. Наряду с этим выстраиваются гносеологические и методологические модели рациональной коммуникации, опирающиеся на такие критерии познавательных целей и их достижения, как эмпирическая адекватность, целерациональность, эффективность и продуктивность интеллектуальной и практической коммуникации, общепринятость норм и правил поведения, ясность и согласие относительно понятий и суждений. Разрешение конфликта между различными типами коммуникации, преодоление ранжирования их на «низшие» и «высшие» возможно, если исходить из принципа методологической дополнительности Н. Бора, позволяющего рассматривать различные подходы в ракурсе смысловой сопряженности и связи человеческих знаний в раскрытии закономерностей природы и общества, эффективности социальных действий и институтов, субъективности свободы и творчества. Принцип дополнительности важен и для понимания специфики рациональной коммуникации, требуя сочетания норм логической семантики, знания смыслов и значений, рациональных правил, описаний и объяснений, взятых в контексте культурно-исторической статики с одной стороны, и учета динамики коммуникативных практик и процессов, вплетенных в конкретно-исторические условия и реальный коммуникативный процесс, — с другой стороны.

Выяснение специфики коммуникации, принятие рациональных и нравственно-ориентированных решений особенно необходимо в условиях современного рискогенного общества. Рационализм в европейской традиции как жизнеспособный и полнокровный образ мысли придал характерную окраску не какому-то отдельно взятому, а всем без исключения социальным, экономическим, политическим направлениям, невзирая на их содержательные различия. Почти все ныне существующие бизнесмены и политики заняли рационалистическую и приближающуюся к ней позицию, идя к этому образу мыслей собственным путем (по убеждению, или в силу веры в то, что рационализм неотвратим, или вовсе принимая его без рассуждений). При этом общий характер и настрой рационалиста заключается в том, что он всегда утверждает независимость и необходимость разума в любых возможных обстоятельствах, утверждение свободы мысли, отказывающийся преклоняться перед авторитетом и делающий исключение только для авторитета разума. По своему образу мыслей рационалист является одновременно и скептиком, и оптимистом: скептиком — потому что во всем разнообразии мнений, обычаев, верований не находится ничего, что избежало бы его критики, ничего, способного уйти от суда разума; оптимистом он является потому, что никогда не сомневается в способности собственного разума определять истинную ценность вещей, справедливость мнений или ущербность действий.

При всех издержках рационализма, который критиковался в своих мировоззренческих и методологических установках как образцово-идеальная модель организации общества, основных социальных практик, человеческого поведения и общения, достижения истинного объективного знания, эта методологическая установка остается непреходящим ориентиром современной науки, культуры, экономики, политики, коммуникации, включая в свое исследовательское поле проблемы принятия решений, выявления специфики политической и экономической коммуникации, обоснования новых геополитических сценариев и т. д. в условиях политических, экономических, экологических и других типов рисков, вступая при этом в диалог с альтернативными подходами. Это касается и коммуникативных практик.

Важно иметь в виду, что процесс любой коммуникации предполагает своего рода «перекодировку вербальной в невербальную и невербальной в вербальные сферы» (Г. Почепцов), что означает: посредством слов, обмена значениями выражений некоторого языка вызываются необходимые действия. Причем, как правило, субъект, передающий сообщение обладает некоторой властью над субъектами, принимающими это сообщение, а в рамках коммуникативного пространства работают соответствующие правила коммуникации. Исходя из этого, коммуникация считается рациональной, если она подчинена определенным критериям, разумность которых признается и принимается субъектами коммуникации; если участники коммуникации признают разумными конкретные приемы и процессы обмена смыслами, влекущими за собой определенные действия; если она позволяет достичь целей на основе общих ценностей — рационального принятия управленческих решений, взаимопонимания и консенсуса в переговорном процессе, в случае разрешения различного рода конфликтов и др.

Поиск критериев рациональности, которые бы работали на более широком коммуникативном пространстве и в меньшей степени подвергались критической рефлексии и сомнению, приводит нас к осмыслению концепции формальной рациональности М. Вебера. В качестве критерия рациональной коммуникации выступает здесь успешное действие, т. е. действие, достигающее цели или способствующее ее достижению. Действия, не достигающие своей цели, определяются как нерациональные или иррациональные, т. е. уводящие от цели действия.

В реальных антропологических, экономических и социально-политических практиках критерии формальной рациональности достраиваются другими подходами, расширяющими пространство успешного целерационального действия, когда приходится на ходу корректировать соответствующие цели и механизмы достижения их, использовать не только логически четко выстроенные аргументы, но и противоположные им приемы и манипуляции. Несмотря на специфику коммуникативного пространства (политическое, научное, экономическое пространство), существует общий предметно-смысловой континуум, общий язык, общее правило, позволяющие осуществлять коммуникативный процесс, приспосабливая свой опыт и свой язык к опыту другого, чтобы не произошла блокировка общей коммуникационной системы из-за нашего неумения/нежелания принять ее правила игры. Чтобы не придти к пределу доверия, надо быть предельно внимательным и рациональным. Ведь даже в технических устройствах достаточно трех неверных попыток для блокирования системы.

Динамично развивающийся современный экономический, политический, духовный и в целом жизненный мир человека несомненно открыт для инновационных средств общения, новых коммуникационных практик, языковых игр, разрушая в отдельных случаях традиционные структуры коммуникативной рациональности и не позволяя своевременно сформироваться механизмам адаптации человека к ним, а значит понимания, ориентации и вписывания в непривычное коммуникационное пространство. Именно поэтому Ю. Хабермас в «теории коммуникативного действия» связывает понятие коммуникативной рациональности с жизненным, быстро меняющимся миром, включая в него мир политики, экономики, принятия решений.

В современном демократическом обществе важно, чтобы коммуникативная рациональность или рациональность общения была ориентирована на предпочтения ценностей компромисса, консенсуса, рационального дискурса и тем самым способствовала взаимному согласованию деятельности социальных субъектов, наработке и вписыванию в общественное развитие наиболее прогрессивных локальнокоммуникационных практик, что приводит к реализации принципа социальной справедливости (Ролз).

Рациональная коммуникация современного общества с необходимостью проявляет себя в умении согласовывать частные и общие интересы, в стремлении не доводить до крайности и конфронтации различные политические, экономические и духовные предпочтения, нейтрализовывать их враждебные столкновения. Отсюда — возможность рационализации конфликтов на пути согласования интересов, рационализация принятия политических и экономических решений, разработка специальных институтов и технологий по регулированию приемлемых для конфликтующих сторон вариантов консенсуса. Политико-экономический дискурс при этом использует рациональные стандарты языка науки и одновременно отвечает определенным общественным реалиям и социальным целям — политической эффективности, экономической выгоде и т. п.

Развитие коммуникационных технологий за последние несколько десятилетий качественно преобразили облик современного мира, расширяя различные источники информации, совершенствуя средства и каналы доставки знаний, радикально изменяя содержание процессов общения в сфере экономического и социально-политического дискурсов на уровне взаимодействия глобального и локального, сочетания национальных и международных стандартов. Культура, наука, политика и экономика изначально содержат в себе коммуникационное начало, которое проявляется в конкретно-исторических формах взаимодействия различных субъектов культуры, экономики и политики — индивидов, субъектов хозяйствования и финансово-экономической деятельности, социальных групп и выражающих их интересы институтов по поводу установления, функционирования и изменения политической и экономической власти в обществе.

Рациональность в экономике означает такое поведение экономического агента (потребителя, производителя, правительства и т. д.), которое соответствует набору правил, относящихся к предпочтениям (preferens). В противоположность классическому подходу в экономической науке, в котором предпочтение отдавалось расчетливому, рационально-прагматическому экономическому агенту с его установкой на получение собственной выгоды любой ценой, в современной экономике формируется постнеклассический тип рациональности, предполагающий соотнесенность с ценностно-целевыми структурами общества. Современная экономика социальных взаимодействий переживает антропологический поворот, выявляющий природные механизмы формирования альтруизма, чувства справедливости и т. п. В экспериментальной экономике нейроэкономистами доказано, что люди действительно хотя бы в некоторой степени альтруистичны и готовы платить собственные деньги за устранение несправедливости и неравенства.

Социокультурный контекст в понимании справедливости европейцами и американцами позволяет современным экономистам объяснить макроэкономические различия между Европой и Америкой. Полагая, что бедные — не лентяи, а жертвы обстоятельств и несправедливости, европейцы поддерживают высокие социальные пособия и соответственно высокие налоги, американцы же голосуют за низкий уровень бюджетного перераспределения и низкие налоги. Оказывается, экономическому измерению можно подвергнуть и такие антропологические и личностно-субъективные феномены человеческого бытия, как удовлетворенность жизнью или счастье. Эконометрические методы, несмотря на субъективность, вариативность и зависимость от изменчивых ожиданий показателей счастья, все же позволяют зафиксировать, что именно самоощущаемое удовлетворение от жизни или счастье является наиболее близким аналогом функции полезности, или целевой функции экономических агентов. «Экономика счастья» устанавливает зависимость между увеличением доходов и ощущением полноты счастья, падением инфляции и несчастьем от роста безработицы и т. п. Установлено, например, что уровень счастья действительно растет по мере роста ВВП, что несчастные люди работают хуже^[1].

Наряду с широким использованием экономистами количественных аргументов, идеалов и подходов, сформированных в естественных науках, с формулировкой теоретико-методологических предпосылок, обоснованием гипотез с последующей верификацией эмпирических данных и получением истинных результатов в виде теоретически убедительных построений (свидетельствующих о высоком статусе экономики в современной науке, ее лидерских амбициях), современные направления экономической науки включают в себя открытый тип рациональности, нелинейный характер развития экономических процессов, неустойчивость, динамическую иерархичность и необходимость учета нравственно-аксиологических измерений в принятии решений.

Это дает импульс развитию рационального подхода к проблеме формирования справедливого общества и, в частности, справедливого распределения, основополагающие принципы которого нашли свое отражение в книге «Теория справедливости» (1972) Дж. Ролза. Автор утверждает, что справедливое общество — это такое устройство общества, которое индивиды выбрали бы, если бы на них не оказывали влияния их чисто личные интересы. К тому же Ролз рассматривает понятие «богатство», «состоятельность» и неравенство не в терминах полезности, т. е. прагматической рациональности, а в гуманистических терминах первичных благ, к которым наряду с благосостоянием и доходом относятся права, свободы, возможности и способности человека. Заметим, что если в классической экономике благосостояние рассматривалось как синоним удовлетворения или полезности, то в современных экономических концепциях благосостояние является этическим понятием и удовлетворение потребностей индивида рассматривается как благо. Экономическая теория благосостояния выступает как наука о том, как экономическое устройство влияет на благосостояние членов общества. Экономическое благосостояние при этом выступает как часть человеческого благосостояния, являющаяся результатом потребления благ и услуг и выражающаяся не только в денежной, но и в ценностно-гуманистической форме.

С наступлением XXI в. формируются систематические интернетисследования, институциализируются методология и методы изучения цифровой коммуникации, способствующие осмыслению трансформаций производства, труда и занятости, мобильности трудовых потоков, изучению потребностей и настроений пользователей относительно качества товаров и продукции, что стимулирует развитие связанной с цифровыми эффектами экономической науки и бизнеса.

• [1] Di Telia, К. Some Uses of Happiness Data in Economics. Journal of EconomicReview. 2006. Vol. 96. June. P. 108—111.