Антропоморфизм и экстраполяция

Абсолютная реальность труднопостижима. Библия объявляет, что Адам сотворен по образу и подобию Бога. Следовательно, Бог чем-то похож на человека. Поэтому Фома Аквинский советовал в богопознании опираться на прием аналогии, т. е. мысленно переносить предикаты человека на Бога. Это и есть процедура антропоморфизации Абсолюта, когда Божество представляется способным чувствовать, думать, вести себя по-человечески.

Антропоморфизм (греч. avQpconoq— человек, рорщ— вид) — экстраполяция важнейших человеческих признаков на нечеловеческие формы бытия, приписывание свойств человека Богу, духам, стихиям, растениям, животным и другим предметам природы.

Антропоморфизм относится к числу важнейших традиционных способов освоения мира и в разной степени присущ всем формам общественного сознания.

Первобытный человек, вероятно, считал себя родственником природной среды (Маугли: «Мы с тобой одной крови»; Дсрсу Узала: «Медведь — тот же человек, только в иной шкуре»), и процесс архаического познания был тотально сопряжен с антропоморфизмом. Современный человек радикально противопоставил себя природе, в связи с чем когнитивный спрос на антропоморфизм значительно упал.

И все же антропоморфизм никогда не исчезает из жизни людей. Психологи и педагоги отмечают, что он присущ всем детям на ранней стадии их развития. В индоевропейских языках большинство слов классифицировано по человеческим признакам мужского или женского рода. Ф. Ницше во всяком знании о мире усматривал «умноженный отпечаток одного первообраза — человека».

В большей мере антропоморфизм характерен для религиозного познания и в особенности проявляется в анимизме, тотемизме, фетишизме, учениях о метемпсихозе. Ксенофан считал антропоморфизм главным характерным признаком греческой религии: ведь боги Олимпа практически неотличимы от людей. Фейербах утверждал, что все традиционные религии возникли путем экстраполяции человеческой сущности на небеса, с чем согласны и многие современные религиоведы-атеисты. По К. Г. Юнгу, символы Старца, Анимы, Героя олицетворяют архетипы коллективного бессознательного.

Впрочем, антропоморфизм продолжает играть весьма заметную роль и в науке, о чем свидетельствуют, например, семантика категорий естествознания (сила, энергия, управление), антропный принцип в физике, вера биологов-эволюционистов в происхождение человека от обезьяны. Постнеклассическая наука в некотором смысле возвращается к антропоморфизму, погружая личность субъекта в описания объектов.

В Библии есть множество случаев приписывания Абсолюту человеческих черт, когда Бога называют Отцом и Матерью,

приписывают ему душу, запах, руки, ноги, лицо, глаза, уши, уста, смех, гнев, раскаяние и т. д.

Экстраполяция. Физиологи рассматривают экстраполяцию как присущее всякому организму свойство опережающего отражения действительности (Н. А. Бернштейн, П. К. Анохин, Л. В. Крушинский и др.). Биологическая экстраполяция родственна, но не тождественна осознанно применяемому человеком методу экстраполяции. Философы-методологи исследуют экстраполяцию как концептуальное средство и особый метод познания, моментами которого являются индукция, дедукция, моделирование и т. п. (В. А. Андрусенко, В. А. Штофф, Л. А. Микешина и др.).

Концептуальную экстраполяцию, в свою очередь, подразделяют на научную и ненаучную. Граница между ними подвижна, тем не менее они существенно отличаются друг от друга по качеству своих структурных элементов, каковыми являются: 1) база экстраполяции, т. с. исходное знание; 2) операции по переносу знания из одной области на другую (всевозможные логические приемы типа дедукции, индукции, аналогии и т. д.); 3) оценка получаемых выводов.

Ненаучная экстраполяция (к ней относится также беспредельная экстраполяция в религиозном познании), в отличие от научной, осуществляется в основном с очень узкой базы с использованием нестрогих логических средств, а ее результаты могут оцениваться чрезвычайно субъективно. Научная экстраполяция предполагает широкую базу знаний и более точные средства их переноса и проверки. Но научная экстраполяция, если ее применять безотносительно к другим научным методам и беспредельно, не может считаться правильной.

Экстраполяция в частных науках, как правило, альтернативна по своему характеру. Нередко один ученый улавливает и подчас неограниченно экстраполирует одну из тенденций развития явления, а другой — другую, прямо противоположную; отсюда конкурирующие теории. Научный закон, с точки зрения его получения, есть итог экстраполяции регулярностей, первоначально относящихся к сравнительно узкой эмпирической базе, на более обширный класс еще не объясненных явлений.

Если автоматическая экстраполяция опытно полученной закономерности на разнокачественные множества явлений малоинформативна и недостоверна, то распространение содержания эмпирического суждения на однокачественные предметы, которые пока не втянуты в наличный опыт, но полагаются однотипными с ранее изученными, есть тривиальная тавтология. Она вообще не добавляет ничего нового.

Критерий правильности научной экстраполяции предполагает:

• а) проблемно-теоретическое осмысление ученым оправданности распространения опытного знания на более широкий круг явлений;
• б) необходимость включения первоначально сформулированной эмпирической закономерности в теоретический мир с последующей проекцией ее символизированной модели на научную картину мира;
• в) реальную возможность расширения исходной эмпирической базы посредством мысленного конструирования будущих практических экспериментальных ситуаций.

Экстраполяция постоянно связана с известной долей познавательного риска. Во-первых, фактическая проверка итогов экстраполирования обнаруживает, что далеко не всегда такого рода процедура приближает нас к истине. Подчас она порождает представления, не соответствующие природе познаваемого объекта. Во-вторых, поведение одного и того же объекта нередко объясняется на основе альтернативных экстраполяций. Можно расширить сферы приложимости существенно отличных друг от друга теорий так, что данный объект рано или поздно окажется в их «поле зрения», и тем самым, казалось бы, в одинаковой степени истинности будет концептуально ими воспроизведен. Действительная эпистемологическая ценность экстраполяции конкурирующих теорий на одинаковую область бытия становится проблематичной.

Оба момента рискованности экстраполяции сопровождают и взаимополагают друг друга. В самом деле, перенос знаний на новый континуум явлений в одних случаях позволяет выявлять границы истинности и объяснительные потенции какой-либо одной или всех альтернативных теорий вместе. В других случаях перенос знаний служит способом сравнения и даже отождествления между собой противоположных концепций, коль скоро они равновероятно описывают и объясняют один и тот же объект. Либо он создает условия для репрезентации этого объекта в виде средоточия взаимодополняющих рядоположенных и несводимых друг к другу онтологий.

При этом трудно, а порой просто невозможно со всей определенностью решить, какой аспект соответствия результата экстраполяции исследуемому объекту выдвигается на первый план в каждой конкретной познавательной ситуации. С гносеологической точки зрения тут возникает нетривиальная и не имеющая пока своего однозначного и развернутого решения проблема: сопряжено ли получение истины с операцией переноса только одной из множества альтернатив на интересующий науку объект или научная экстраполяция объективно имеет поливариантный характер и истинность ее итогов предполагает анализ и синтез множества составляющих ее альтернатив? Иными словами, является ли альтернативность атрибутом подлинной экстраполяции?

В отличие от религии, в науке широко применяются «фильтры правильности» научной экстраполяции, т. е. своеобразные когнитивные регуляторы, которые ограничивают компетенцию экстраполяции, нс позволяют ей превращаться в прямолинейную и неограниченную ничем операцию распространения знания. Экстраполируемое знание, пропущенное через эмпирический, теоретический и мировоззренческий «фильтры», становится более достоверным. Правда, между самими этими фильтрами подчас возникает дисгармония, и тогда проекция известного на неизвестное становится проблематичной. Степень познавательной неопределенности экстраполяции в предвосхищении будущего неизмеримо больше, чем в случаях экстенсивного распространения знаний на объекты настоящего и в исторической ретроспекции (см.: Андрусенко В. А., Пивоваров Д. В., Алексеев А. С. Экстраполяция в научном познании. Иркутск, 1986).