Биосоциологическая теория Изуле

Представители органической теории отнеслись к основной мысли сочинения Дюркгейма с большим сочувствием. В своей «Социологической метафизике», озаглавленной «La cite moderne», Изуле, который доказывает с точки зрения разделения труда законность и необходимость распадения общества на руководящее меньшинство (l'elite) и руководимое им большинство, называет Дюркгейма одним из главных своих предшественников. Распределяя, так сказать, психологию в разных ее сторонах между биологией и социологией, он равным образом требует новой теории человеческой личности, которая, по его словам, будучи, с одной стороны, биологическим индивидуумом, с другой — является продуктом общежития. Подобно Дюркгейму, он стремится сочетать оба принципа — личное начало и общественность в понятии «либертарной солидарности», одинаково далекой и от абсолютной индивидуальной свободы, и от абсолютного общественного эгалитаризма.

Постановка вопроса о личности и обществе у Вормса.

Что особенно заслуживает внимания в этих обеих теориях, так это желание, не оставляя точки зрения общественного организма, разрешить вопрос о взаимных отношениях личности и общества без необходимости уподобления личности во всем простой клеточке организма. Органической теории не удалось изгнать из науки понятие, которое доминировало во всей общественной философии XVIII в. Вместе с этим обе теории ставят вопрос на почву коллективной психологии, но хотя в обеих, собственно говоря, коллективная душа общества как бы предшествует индивидуальной душе каждого отдельного члена общества и ее образует, все-таки это показывает, что за обществом обоими социологами признается духовная природа, а тем самым обоими ими отрицается возможность построения социологии на одной биологической основе. Те же черты характеризуют и самую последнюю социологическую работу, написанную в духе того же направления, т. е. «Общественный организм» Вормса. Говоря об этой книге, нельзя не упомянуть, что в ней уподобление организма обществу доведено до последней крайности, до обнаружения у общественных организмов половых различий и органов выделения, до разговоров об измерении обществ в длину, ширину и высоту и т. п.^[1] Правда, Вормс после некоторого колебания между человеческою парою и отдельною личностью готов именно в последней признать общественную клеточку, но это не мешает ему в вопросе о причинах, ведущих к разделению труда и обособлению социальных элементов, стать на точку зрения противоположную той, которая выставлена была Дюркгеймом. Последнюю он и оспаривает, утверждая, что главным образом индивидуальные, а не социальные причины ведут к разделению труда. Далее, подобно Фуллье, находящему, что обе теории общества верны, т. е. и та, которая сводит жизнь целого к жизни составных частей, и та, в которой, наоборот, индивидуальное существование подчинено существованию общественному, Вормс стремится примирить противоречивые концепции общества, заявляя, что «общественные элементы и общественное целое суть только две стороны одной и той же действительности» и что «каждая из них неполна без другой». Зависимость части от целого он рассматривает не только с экономической точки зрения, особенно важной в вопросе о разделении труда, но и с точки зрения психологической, признавая даже существование особого общественного сознания. Органическая теория общества, раз в нее вносятся психологические соображения, необходимо приводит к сравнению личности не столько с физическим телом клеточки организма, сколько с одним из тех слагаемых, общую сумму коих составляет сознание. Но если раздельность существования индивидуумов как материальных организмов не мешала представителям органического направления утверждать, что общество тем не менее есть непрерывноединое целое, подобное организму, то нечего было бы органицистам затрудняться и в решении вопроса о единстве социального сознания в пользу этого единства. Становясь на психологическую точку зрения, сам Вормс, однако, не решается ипостазировать общественное сознание. «Если, — говорит он, — под общественным сознанием понимать нечто отдельное от личных сознаний, то подобное существо есть миф», т. е. «в общественном сознании не может быть иных составных частей, кроме личных сознаний». А это значит не более и не менее, как-то, что отдельные люди думают одинаково и вместе с тем сознают еще, что думают они одинаково. Общественный дух, которым порождается дух индивидуальный (например, хотя бы и в представлении Дюркгейма), в конце концов есть не что иное, как сумма индивидуальных психических единиц, оказывающих влияние одна на другую. Вормс тем не менее сам впадает в настоящую мифологию, утверждая, что общественный организм имеет личность. Ему непременно и здесь хочется «выступить за пределы индивидуализма», который он усматривает в признании простого психического взаимодействия личностей. С последней точки зрения «выходит так, — говорит Вормс, — что когда существо сознает народное единство, то не столько потому, что оно проникнуто другими я, сколько потому, что его собственное я, вырастая в некотором роде, доходит до возможности проникнуться другими я и отражать известным образом в себе совокупность других умов, находящихся в том же обществе. Значит, по этому учению, мы не имеем права говорить, что общество сознает себя в личности: выходит, что только личность сознает общество или, точнее, что она создает общество, сознавая его, так как общество черпает свое единство в уме этой личности». Нельзя сказать, чтобы в приведенных словах Вормс точно передал «индивидуалистическое» объяснение сознания членами общества их единства (например, национальное чувство), но во всяком случае он ошибается, говоря, что такого объяснения недостаточно. Конечно, «сходство членов общества не есть простое представление отдельных умов: оно — действительность». Разумеется, «эти члены в значительной мере тождественны между собою, потому что они подвергаются общему действию одних и тех же общественных учреждений» и, прибавили бы мы, постоянно влияют друг на друга в процессе психического взаимодействия. Понятно, наконец, что «созданные на один лад действием общества, эти умы признают себя тождественными (хотя отчасти), чувствуют себя связанными друг с другом, считают себя обязанными действовать сообща и поддерживать свою общность». Все это так, но наука прежде всего должна объяснить, почему и как это явление происходит, а не строить на явлении, не подвергнутом еще анализу, выводов и новых положений, получающих характер своего рода социологической мифологии, как-то делает Вормс. Исходя из того, что индивидуум «одновременно с сознанием своего я ощущает свою связь с другими людьми, чувствует себя как члена сообщества, как часть целого, которому он передается», и выводя отсюда, что вследствие этого индивидуальное сознание всегда раздвоено на чисто личную и общественные части, Вормс не только складывает тождественные части личных сознаний, чтобы получить в сумме сознание общественное, но даже указывает на то, где нужно искать «центр, в котором соединяются эти составные части», «общественные осколки личных сознаний», как он еще выражается. К счастью, Вормс не решается идти далее в своей мифологии. Он полагает, что «оно сосредоточивается в отдельных лицах, из коих и исходят великие толчки, обусловливающие действие всего народа». Это — старая теория великих людей, даже не переменившая своего костюма.

• [1] Фабрикам (и даже коридорам в фабричных зданиях), биржам и т. п. Вормс такженаходит органические соответствования. Другие «органицисты» давно отреклисьот этого «метода».