М. Алле: возможности субъектно-психологического подхода изучения риск-восприятия

Формально-логический подход доминировал недолго, почти сразу стал подвергаться критике за его эмпирическую несостоятельность, расхождение с практикой повседневной жизни. В самом деле, от «среднего» рационального индивида ожидались великолепные математические способности, позволявшие хорошо калькулировать, вычислять каузальность явлений и процессов, к тому же учитывая степень их взаимозависимости, а также предполагавшие знания статистики и статистических методов. Критика касалась и того, что в реальной жизни вполне рациональным людям трудно сделать собственно рациональный выбор с учетом ряда психологических факторов (в частности, многие хотят верить в том, что «это не случится с ними», когда они нарушают правила дорожного движения, курят, экспериментируют с диетами и т. д.), которые обязательно присутствуют в рисковой деятельности, но, по существу, игнорировались в формальнологическом подходе. Эти и другие моменты попытался учесть французский ученый, лауреат Нобелевской премии по экономике Морис Алле (1911 — 2010). Он подверг критике подходы к риску Ф. Найта, и в 50-е гг. прошлого века им был предложен субъектно-психологический подход к рискам, точнее, к риск-восприятию, изложенный в концентрированной форме в работе «Поведение рационального человека в условиях риска: критика постулатов и аксиом американской школы».

Ученый сделал акцент на анализе психологических факторов, действующих при выборе альтернатив в условиях восприятия риска. При этом он разделяет существенные и второстепенные из них, влияющие на характер поведения индивида, оказавшегося в рисковой ситуации. Существенными факторами нельзя пренебрегать даже при самом общем подходе к рискам. Между тем второстепенные могут быть включены в рассмотрение при детальном анализе конкретной ситуации риска. К ним, в частности, относятся: издержки и удовольствие от участия в рисковой деятельности, величина порога минимально воспринимаемых выигрышей и т. д. Любая теория риска, считает М. Алле, если она стремится быть реалистической и намерена описать ключевые параметры выбора в условиях неопределенности, с необходимостью должна учитывать следующие четыре значимые факторы.

Во-первых, психологическую деформацию денежных величин и изгиб кривой удовлетворения от роста возможного выигрыша. По мнению ученого, удовлетворенность от равных приращений денежных сумм уменьшается по мере роста богатства: «даже если денежное значение одного выигрыша десятикратно превышает денежное значение другого, с психологической точки зрения первый выигрыш может быть ценнее второго лишь вдвое, а то и меньше»^[1].

Во-вторых, следует учитывать субъективную деформацию объективных вероятностей. М. Алле поясняет: «Некоторые люди, верящие в свою счастливую звезду, недооценивают вероятность неблагоприятных для них событий и переоценивают вероятность благоприятных. Обратное верно для людей, которые считают, что в жизни их преследуют неудачи. Таким образом, объективные вероятности подвергаются субъективной деформации… Очевидно, что индивид учитывает лишь те вероятности, которые он себе представляет, а не те, какие существуют в действительности. При этом нет никакого основания полагать, что субъективные вероятности должны быть равны вероятностям объективным»^[2]. У вполне рациональных людей, оказавшихся в ситуации риска, будет доминировать субъективная вероятность, что в итоге скажется на их риске — выборе той или иной альтернативы действия.

В-третьих, наблюдается взвешивание психологических значений (денежных) выигрышей по их вероятностям и учет математического ожидания распределения вероятностей денежных значений выигрышей. Поясняя суть этого фактора, ученый отмечает: «…оценивать неопределенную перспективу надо не математическим ожиданием денежных значений выигрышей, а такой денежной величиной, психологическое значение которой равно математическому ожиданию психологических значений, придаваемых различным возможным выигрышам»^[3].

Наконец, в-четвертых, учет формы распределений психологических значений и особенно их дисперсии. Если индивид осторожен, поясняет Алле, то из двух неопределенных перспектив им будет отдано предпочтение той перспективе, которая имеет наименьшую дисперсию, а любитель рисковать, наоборот, выберет перспективу, связанную с наибольшей дисперсией, т. е. положительные или отрицательные эмоции, связанные с риском, присоединяются к прагматическому расчету. «Так, — пишет он, — можно играть в покер даже с гораздо более сильным соперником, если удовольствие от авантюрного хода, результаты которого отклоняются от среднего исхода, достаточно сильно, чтобы компенсировать вероятную потерю»^[4].

Подобное происходит и в повседневной жизни. Известно немало случаев, когда авантюрно-рисковая деятельность в бизнесе, политике, особенно при проведении военных операций, приносила удачу, авторитет, соответствующий капитал их авторам. Риск же с неудачным исходом, как правило, связанный с выходом за пределы допустимого в конкретной дисПерсии, оборачивается личной драмой или даже трагедией, о чем мало кто помнит.

К сожалению, М. Алле не рассматривает возможные исходы от положительных или отрицательных эмоций, связанных с риском, относящихся к политическим или управленческим решениям, которые могут вызвать значительные ненамеренные последствия — например, экологические или техногенные катастрофы. Его подход к рискам представляется достаточно вылидным для индивидуально-группового уровня, но не более того. Скажем, можно анализировать рисковое поведение индивидов, оказавшихся в референтной группе. Естественно, у некоторых из них возникает острая потребность в самоутверждении. Скорее всего такие люди будут выбирать перспективы, имеющие наибольшие дисперсии. М. Алле утверждает, что «дисперсия психологических значений относительно их средней величины, несомненно, является столь же важным фактором, как и психологическая деформация денежных значений выигрышей и объективных вероятностей, и что следует — даже в первом приближении — учитывать момент второго порядка, т. е. дисперсию психологических значений выигрышей»^[5].

Вместе с тем если речь идет о рисках больших сообществ, то названные четыре фактора необходимо дополнить как минимум еще одним — учетом социальной ответственности не только за свою судьбу, но и за жизнь и благополучие тысяч, а может быть, и миллионов людей. Фактор возрастания ответственности относится ко всем типам акторов, но особенно к социальным лидерам. Ныне все чаще представителям многих профессий — политикам, экономистам, дипломатам, энергетикам, химикам, биологам, медикам и другим — подчас необходимо принимать весьма рисковые решения и действия, которые сулят прорывы к инновациям, в первом приближении несущим очевидные блага_у предполагающие переход к новым технологиям и даже качественно иному образу жизни. Но они же, если выйдут за допустимый порог саморегуляции той или иной сложной системы, могут привести к иному системному качеству и, соответственно, к потере управляемости инновационными процессами с катастрофическими последствиями. Решения, затрагивающие функциональность ряда сфер (масштабное освоение полезных ископаемых), принимаемые без учета взаимозависимой функциональности сложных, открытых систем, как правило, имеют ненамеренные и непредвиденные последствия в виде побочных результатов, что показали в своих социологических трудах Р. Мертон^[6] и Р. Будон^[7]. Объективности ради, отметим, что в 50-е гг. прошлого столетия, когда собственно создавался субъектно-психологический подход, количество подобного рода сложных рисков, связанными с разрывами в функционировании сложных систем, было невелико. Но, тем не менее они были (быстро шел процесс овладения ядерной энергией, биои химическими технологиями). Несомнснно, фактор социальной ответственности особо сказывается на содержании индивидуальных восприятий риска. По существу, рациональный человек не может не знать или хотя бы предполагать, что его решения и действия могут повлечь за собой временное и пространственное расширение последствий риска. Однако, по нашему мнению, у фактора социальной ответственности важна не только психологическая, но и социально-культурная составляющая: необходимо формирование особой культуры рискоинновационной деятельности, стержнем которой должен быть гуманистический поворот — гуманная составляющая конструирования человеческого будущего.

Другая претензия М. Алле к подходу американской школы к рискам связана с абсолютизацией формальной рациональности, прагматизма и, соответственно, ориентация на узкотехнологический менеджмент, что достигается за счет такого теоретического приема, как абстрактное определение рациональности. Пытаясь восполнить этот пробел, ученый ратует за следующее: «человек считается рациональным, когда он (а) преследует непротиворечивые, согласующиеся между собой цели и (б) использует средства, пригодные для достижения поставленных целей»^[8]. Поэтому, продолжает он, при выборе в условиях неопределенности поведение рациональных индивидов означает соблюдение трех условий: (1) область выбора является упорядоченной; (2) если из двух неопределенных перспектив первая во всех возможных случаях содержит более высокие выигрыши, чем вторая, то первой будет отдано предпочтение перед второй (это условие удобно называть аксиомой абсолютного предпочтения); (3) используются объективные вероятности, что является «условием научного подхода к проблеме»^[2].

М. Алле предлагает более емкое и многогранное представление о рациональном/иррациональном поведении, которое учитывает дисперсию психологических значений. По его мнению, «нельзя считать иррациональным осторожного человека, который выбирает перспективу с меньшим математическим ожиданием психологических значений, если оно сочетается с более слабой дисперсией. Нельзя также считать иррациональным индивида, который любит риск как таковой… Здесь дело обстоит так же, как в области вкусов. Они таковы, каковы есть, и именно поэтому разные индивиды отличаются друг от друга»^[10].

Несомненно, такая интерпретация рационального/иррационального шаг вперед к более глубокому и комплексному пониманию поведения человека, оказавшегося в условиях риска. Однако дело не только в психических индивидуальных предпочтениях и вкусах. Все значительно сложнее. Последующие социологические исследования показали социально-культурную обусловленность вкусов и рисков, из чего следует, что грань между объективным значением риска и его субъективным восприятием крайне подвижна в различных культурах и субкультурах. Соответственно, разные социальные группы по-разному воспринимают риск исходя из специфики приобретенного риск-опыта.

• [1] Алле М. Поведение рационального человека в условиях риска: критика постулатови аксиом американской школы // Альманах THEGIS. 1994. № 5. С. 219.
• [2] Там же.
• [3] Там же. С. 220.
• [4] Там же. С. 222.
• [5] Алле М. Поведение рационального человека в условиях риска. С. 224.
• [6] См.: Meiton R. The Unanticipated Consequences of Purposive Action // AmericanSociological Review, 1936. Vol. 1; Мертон P. К. Явные и латентные функции // Американскаясоциологическая мысль. Тексты. М.: Изд-во МГУ, 1994.
• [7] См.: Boudon R. The Unanticipated Consequences of Social Action. London: Macmillan, 1982.
• [8] Алле М. Поведение рационального человека в условиях риска. С. 227.
• [9] Там же.
• [10] Там же. С. 227−228.