Предисловие. 
Искусство речи на суде

Читая строчки, проникнутые возмущением против тех, кто коверкает русский язык, читатель, быть может, поймает себя на том, что и он не совсем верно произносит некоторые слова. Может быть, это заставит его более внимательно относиться к своей речи, больше уделять внимания словарям и другим пособиям, помогающим совершенствовать культуру языка. Ведь образованный человек, по мнению Сергеича, должен свободно пользоваться всеми современными словами своего языка, за исключением специальных, научных или технических терминов.

Человек, имеющий богатый запас слов, никогда не затруднится употребить в нужном месте нужное слово. Сергеич призывает учиться правильному употреблению слов у великих писателей. «Если бы, — пишет он, — в первоначальном наброске о смерти Ленского Пушкин написал:

Угас огонь на алтаре, я думаю, что, перечитав рукопись, он заменил бы слово угас словом потух; а если бы в стихотворении «Я вас любил» было первоначально сказано:

…Любовь еще, быть может, В душе моей потухла не совсем, Пушкин, несомненно, вычеркнул бы это слово и написал бы: угасла не совсем".

Но то — поэзия, скажет читатель. Конечно. Но и в ораторской речи, в том числе и судебной, правильное, уместное употребление слов играет огромную роль. Чтобы убедиться в этом, говорил А. Ф. Кони, стоит переставить слова в народном выражении «кровь с молоком» и сказать «молоко с кровью».

Классическая литература — не единственный источник обогащения словаря оратора. Неисчерпаемые богатства слов таятся в народной речи. «Народный язык, — замечает П. Сергеич, — превосходит наш (имеется в виду язык интеллигенции. — А. Т.) и простотой и частыми образами…».

В судебной речи далеко не все равно, какое из казалось бы равнозначных слов употребить. Не все равно сказать: жалость, сострадание или милосердие,; обмануть, обольстить или провести; удивиться, изумиться или поразиться. «Существуют слова: змей, змея, — пишет Пороховщиков, — выразительные, звучные слова; казалось бы, их нечего заменять. Однако Андреевский говорит:

«Вот когда этот нож, как змий, проскользнул в его руку». Необычайная форма слова придает ему тройную силу".

А. Ф. Кони, рецензируя книг)' «Искусство речи на суде», заметил, что автор учит на примерах, как нужно говорить, и чаще — как не нужно говорить^[1]. И это вполне понятно. На создание этой книги П. С. Пороховщикова натолкнули многочисленные жизненные факты, когда защитники, прокуроры и другие судебные деятели искажали правильное произношение слов, засоряли речь. К тому же многие отрицательные примеры, приводимые автором, так же, как и положительные, приносят большую пользу. Они заставляют читателей задуматься над тем, а не совершают ли и они таких же ошибок, помогают изжить их.

Возьмем такой пример. Нередко русское слово неизвестно для чего употребляется рядом с иностранным синонимом. В качестве иллюстрации Сергеич приводит выдержку из речи юриста: «Общество, в отличие от отдельного человека, обладает гораздо ббльшим материальным достатком, а потому и может себе позволить роскошь гуманности и человечности». Никаких комментариев к выделенным словам Сергеич не дает. Но разве и так не ясно, что одно из этих слов излишне? Сергеича возмущает, кроме того, что в подобных случаях обычно «чужестранец получает первое место».

Как уже отмечалось, главными «внутренними» средствами на пути к совершенствованию речи Пороховщиков считал знание предмета и знание языка. «Человеческая речь была бы совершенной, — пишет он, — если бы могла передавать мысль с такой точностью, как зеркало отражает световые лучи. Но это идеальное совершенство, недостижимое и ненужное. Предмет, слабо освещенный, представляется на зеркальной поверхности в таком же неясном виде; вещь, освещенная ярко, и в зеркале отразится в четких очертаниях. То же можно сказать о человеческом языке: мысль, вполне сложившаяся в мозг)⁷, легко находит себе точное выражение в словах; неопределенность выражений обыкновенно бывает признаком неясного мышления».

Нельзя не согласиться с автором, когда он утверждает, что только точное знание дает точность выражения. Послушайте, пишет он, как говорит крестьянин о сельских работах, рыбак — о море, ваятель — о мраморе; пусть будут это невежды во всякой другой области, но о своей работе каждый будет говорить определенно и понятно. Между тем судебные ораторы постоянно смешивают страховую премию со страховым вознаграждением, кровотечение с кровоизлиянием и не всегда различают зачинщика от подстрекателя или крайнюю необходимость от необходимой обороны.

Современный читатель с сочувствием отнесется к высказываниям Пороховщикова по поводу «сорных мыслей». Речь, по его мнению, должна быть кратка и содержательна. Всяческое пустословие, разглагольствование, не относящиеся к делу, только повредят судебной речи. «Рассуждения о пустяках или о вещах всем понятных» — вещи, с которыми Сергеич никак не может мириться. Подсудимый признает себя виновным в покушении на убийство в состоянии раздражения, то есть в том, в чем его и обвиняют. Однако судебный оратор в своей речи подробнейшим образом объясняет, что такое убийство, что такое покушение на убийство, и перечисляет признаки соответствующих статей закона. Он говорит безупречно, замечает Сергеич, но разве это не пустословие?

Бич многих наших судебных ораторов — стремление умышленно усложнить речь, придать ей видимую наукообразность. Некоторые ораторы не решаются говорить кратко, ибо им кажется, что в таком случае их речь покажется недостаточно умной. Из книги Сергеича мы узнйем, что еще 50 лет назад юристы страдали таким же недостатком. Защитник, — пишет автор «Искусства речи на суде», — хочет объяснить, что подсудимый не успел вывезти тележку со двора, а потому нельзя судить о том, хотел ли он украсть ее или имел другие намерения, но вместо этих простых и всем понятных слов он произносит: «Тележка, не вывезенная еще со двора, находилась в такой стадии, что мы не можем составить определенного суждения о характере умысла подсудимого».

Эта наукообразность лишь вредит делу, запутывает ясное изложение.

Слово — великая сила, замечает П. Сергеич, но оно в то же время союзник, всегда готовый стать предателем. «Недавно в заседании Государственной думы представитель одной политической партии торжественно заявил: „Фракция нашего союза будет настойчиво ждать снятия исключительных положений“». Не многого дождется страна от такой настойчивости", — иронически комментирует эту фразу Сергеич.

Как научиться говорить просто? П. С. Пороховщиков дает ряд советов судебным ораторам. Опытные ораторы, по его наблюдениям, нередко вставляют отдельные отрывки из будущей речи в свои случайные разговоры. Высказав несколько раз одну и ту же мысль перед собеседником, оратор привыкает к ясному ее выражению простыми словами и усваивает подходящий естественный тон.

Он советует не думать о словах на трибуне. Если сорвалось неудачное выражение, можно остановиться и поправиться: нет, это не то, что я хотел сказать. Авторитет выступающего от этого не пострадает. Напротив, пауза привлечет внимание слушателей.

Книга Пороховщикова от начала до конца читается с неослабным интересом. «В авторе, — пишет А. Ф. Кони, — попеременно сменяют друг друга восприимчивый и чуткий наблюдатель, тонкий психолог, просвещенный юрист, а по временам и поэт, благодаря чему эта серьезная книга изобилует живыми бытовыми сценами и лирическими местами, вплетенными в строго научную канву».

Не удовлетворяйтесь готовыми объяснениями фактов, призывает Сергеич в разделе «Поиски истины» и тут же приводит несколько ярких строк в подтверждение выдвинутого тезиса:

«…Все ошибаются: и потерпевшие, и полиция, и свидетель, и следователь. В 1902 году в Англии одна женщина была осуждена за убийство своей хозяйки. На суде было установлено, что в доме не было никого, кроме убитой и подсудимой, и что все окна и двери были заперты изнутри. Однако из позднейшего признания одного из настоящих убийц выяснилось, что они проникли внутрь дома по доске, перекинутой через узкий переулок из окон верхнего этажа соседнего дома в верхний этаж дома убитой, и, совершив убийство, скрылись тем же способом».

Примите во внимание то, чего не было, настоятельно советует он. И тут же поясняет: «В плохом рассказе посредственного современного писателя обстановка происшествия заставляет предполагать преступление; на самом деле человек убит лошадью. В разговоре героя с полицейским сыщиком встречается остроумное замечание.

«Обратите внимание на замечательный случай с собакой». — «Позвольте, с собакой ничего не случилось». — «В этом-то и заключается замечательный случай».

Собака не лаяла потому, что не чужой человек, а свой, тренер хотел увести лошадь из хозяйских конюшен, и лошадь убила его".

Нелегко в небольшом введении охарактеризовать многочисленные достоинства книги «Искусство речи на суде». Остается только сожалеть, что в наше время приходится обращаться к далекому прошлому, для того чтобы приковать к этим вопросам внимание общественности.

Читатель найдет в этой книге интересные советы о построении обвинительной речи. По поводу этих советов А. Ф. Кони в своей статье «Приемы и задачи обвинения» писал, что ему «трудно сказать что-нибудь более полное, содержательное и поучительное, чем-то, что заключается в замечательной книге П. С. Пороховщикова «Искусство речи на суде».

Много любопытного и поучительного, такого, что не утратило своего значения и в наши дни, содержится в книге. Уже сама постановка вопросов в подзаголовках возбуждает интерес: «О психологии в речи», «О достоверности свидетельских показаний», «Искусство спора на суде», «О нравственной свободе оратора», «Пафос фактов», «Письменная работа и импровизация».

По поводу последнего подзаголовка следует сказать несколько слов. П. С. Пороховщиков настоятельно рекомендует судебному оратору писать свои речи. «Знайте, читатель, — говорит он, — что, не исписав несколько сажен или аршин бумаги, вы не скажете сильной речи по сложному делу. Если только вы не гений, примите это за аксиому и готовьтесь к речи с пером в руке…». При этом автор ссылается на авторитет таких сторонников письменной подготовки выступления, какими были Спасович, Пассовер, Андреевский. Однако, признает он, ему приходилось слышать иные мнения по этому вопросу, причем от людей, имеющих не менее веский голос в ораторском искусстве, чем Спасович и Андреевский. П. С. Пороховщиков имеет в виду, вероятно, А. Ф. Кони — непримиримого противника письменной подготовки к выступлению. Каковы основные аргументы Кони против утверждений Пороховщикова? Обстановка на судебном заседании, утверждает Копи, может измениться, и заранее подготовленная речь станет обузой для оратора.

Что можно сказать по поводу этой полемики?

А. Ф. Кони никогда не писал своих речей — и произносил их великолепно. С. А. Андреевский всегда писал свои речи — и произносил их не менее искусно. Все зависит от умения, опыта и способностей оратора. Кони был, несомненно, выдающимся оратором. Его глубочайшие знания, большой ум и эрудиция помогали ему во время речи сосредоточиться всецело на фабуле дела и произнести яркую, последовательную, убедительную речь.

Может ли так поступить каждый, в том числе и молодой судебный деятель? Нам кажется, нет. Письменная подготовка поможет оратору преду смотреть многие детали дела, которые без того легко упустить. Написанная речь придаст ему уверенность в ходе выступления, позволит не упустить главного, не разменяться на мелочи.

Но, если оратор достиг высокого мастерства, может быть, действительно, ему и не следует заранее писать свою речь, а ограничиться просто составлением подробного плана.

Внимательный читатель при знакомстве с книгой Пороховщикова, несомненно, заметит отдельные места и советы, которые неприемлемы для современного судебного деятеля.

Прежде всего неправильно было бы думать, что книга П. С. Пороховщикова может служить чем-то вроде пособия советским юристам. Анализируемые им отдельные речи в судебных процессах опирались на принципы буржуазного права. Несомненно, что современный судебный оратор не может не учитывать этого обстоятельства. Критический подход к содержанию книги поможет ему сделать правильные выводы по выдвигаемым автором вопросам.

Читатель, конечно, заметит и то обстоятельство, что П. Сергеич видит идеал будущего суда в создании института «несменяемых и независимых» коронных судей. Буржуазный либерал по своим убеждениям, он не мог подняться выше позиции своего класса. Понятие справедливости, правосудия, защиты он определяет именно с этой точки зрения. Смутное предчувствие грядущих перемен, надежда на создание иного, свободного суда придают страстность его словам, искренность его утверждениям. Но надежды эти покоятся на зыбкой основе, ибо основа эта не предполагает коренной ломки буржуазных устоев, а в буржуазном обществе, говорил В. И. Ленин, суд только изображал собою защиту порядка.

Категорические суждения П. Сергеича о «вечных нерешимых вопросах о праве суда и наказания» (см. стр. 86—87) ныне уже не представляются таковыми. Советское право и судебная практика выработали твердые и определенные решения по всем этим вопросам.

П. Сергеич — практик, практик думающий, любящий свое дело, опытный и тонко чувствующий. Поэтому многие его мысли и наблюдения продолжают удивлять нас своей остротой. Однако не нужно быть особо проницательным, чтобы заметить коренной недостаток ряда его советов. Судебный процесс, по его собственному выражению, «суровое дело», но в то же время это словесное состязание защиты и обвинения. И здесь наряду с целым рядом приемлемых для нашего времени рекомендаций П. Сергеич советует использовать такие приемы, которые давно уже исчезли из нашей юридической практики. Стремитесь всеми силами расположить к себе присяжных, учит он, корректно подчеркивайте «легкомысленные» ошибки и обмолвки обвинения, старайтесь (опять-таки вежливо и с достоинством) создать у присяжных неблагоприятное впечатление от промахов прокурора.

«Выиграть дело» — в это выражение Сергеич часто вкладывает буквальный смысл. Каждого преступника защита может оправдать или добиться для него смягчения наказания, если будет придерживаться правильной, с его точки зрения, тактики.

П. Сергеич рекомендует адвокату «найти идею, не только объясняющую факт, но и оправдывающую преступление». Долг же советского защитника активно защищать законные права и интересы обвиняемого, имея в виду, что эта защита не должна перерастать в оправдание и защиту преступления.

В книге Сергеича можно найти яркие страницы, призывающие защитников внимательно изучать дело, стараться составить объективную картину преступления и путем логических доказательств вносить ясность в ход судебного процесса. Наряду с этим он считает, что успеха адвокат может добиться, если будет применять всякого рода ораторские приемы. В частности, немалое значение он уделяет вопросам произнесения защитительной речи, тембру голоса и т. п.

Слов нет, советский судебный, да и не только судебный, деятель обязан уметь говорить грамотно, культурно, доходчиво. Никто не станет спорить, что воспитательное значение нашего суда возрастет, если юристы будут говорить не только по-деловому, но и образно, страстно. Однако вряд ли в наши дни защитнику придет в голову пользоваться обмолвками прокурора, чтобы на этом основании в ущерб правосудию требовать безусловного оправдания подсудимого. Задача советского суда в каждом отдельном случае — найти истину. К этой цели направлены усилия и обвинения и защиты.

Однако с точки зрения методики построения судебной речи книга может оказать нашим юристам немалую помощь. Достоинство книги еще и в том, что она рассматривает различные художественные приемы речи в тесной связи с содержанием, причем вопросам содержания явно отдается предпочтение. «Если после судебного следствия, — пишет Пороховщиков, — самое лучшее из всего продуманного вами окажется лишним, будь то половина вашего труда, вы должны выбросить ее из речи со всеми роскошными мелочами… Да, жаль! Там были такие остроумные мысли, такие блестящие картины! Может быть. Но суд не выставка роскоши, а суровое дело».

Отдельные недостатки не умаляют достоинств живой, непосредственной и умной книги П. Сергеича Поэтому и хочется закончить это короткое введение словами А. Ф. Кони «…Читайте со вниманием книгу П. С. Пороховщикова: с ее написанных прекрасным, живым и ярким слогом поучительных страниц веет настоящей любовью к судебному делу, обращающей его в призвание, а не в ремесло…».

А. Толмачев

ИСКУССТВО РЕЧИ НА СУДЕ.

This above all: to thine own sejf be true,.

And ir must follow, as the night the day,.

Thou canst not then be false to any man Hamlet, 1,3.¹

Просмотрите эти заметки, читатель;

Если что покажется полезным, — прочтите; Если нет, — бросьте книгу и будьте здоровы.

• [1] См. Л. Ф. Кони, Искусство речи на суде, Избранные произведения, т. I, Госюриздат, 1959, стр. 113—128.