Русская идея. 
Социоцентрические религии.

Покажем, как возникает философско-религиозная идея избранного народа. Допустим, в коллективном сознании значительной части русского народа Россия предстает такой открытой иным народам срединной целостностью (соединяющей два континента — Азию и Европу), которая вбирает в себя культурные противоположности западных и восточных соседей. Согласно летописцу Нестору, все славяне якобы произошли от Иафета — третьего сына Ноя (его два брата — Сим и Хам). За время своего существования наша страна испытала на себе сильное культурное влияние варягов, греков, хазар и половцев, Орды, поляков и литовцев, голландцев, шведов, немцев, французов, англичан, американцев и др. В русском самосознании возникает картина слияния, переплавки и гармонизации этих противоположностей в громадном евразийском тигле.

Результат наглядного синтеза — воображаемое избавление от односторонностей западных и восточных культур и вывод о естественном праве России на мировое лидерство. России должно быть дело до всего, что происходит в других странах, в каждой восточной и западной точке, до всего на свете. В этом смысле русская культура космополитична (она объединяет на гигантской территории множество этносов и более 60 языков) и отмечена знаком мессианства. Согласно Новому Завету, «последние станут первыми», и в этом смысле нынешняя «отсталость России» есть верный признак ее будущего мирового первенства.

А. П. Петров оценивает мессианство как мироощущение, признающее бытийственную ущербность мира и одновременно наличие в нем онтологического потенциала к его изменению, достаточно одномоментному. Такой потенциал отождествляется с Мессией. Один из атрибутов мессианства — ощущение втянутости в трансцендентное и абсолютное, переживание каждого момента жизни как последнего, чувство постоянного «бытия на грани». Знаком мессианства отмечены все исторические периоды Руси: Киевская Русь, Московская Русь, Российская империя и советская Россия. Русское мессианство есть такое миропонимание, согласно которому именно русский народ есть Мессия, спасающий мир. Русское мессианство является результатом максималистского осмысления исторической роли Руси по христианской модели (см.: Петров А. П. Мессианство русской культуры. Екатеринбург, 1999).

С громадностью России сопряжена склонность русских к масштабности мышления, к размышлениям о бесконечном, вечном и духовном; при этом ослаблено внимание к детализации и кропотливой проработке злободневных проектов. Русская идея едина, многомерна и противоречива; в ней конфликтуют реальное и утопическое, сакрально-религиозное и мирское, эволюционное и эсхатологическое. Одни авторы пытаются разглядеть ее в логике российской истории, другие — в геополитическом положении России и реальной роли русского народа в судьбах человечества, третьи — в сфере русских мечтаний и мифов о будущем.

Многие авторы отмечают, что именно особенности геополитического посредничества обусловливают такие бинарные оппозиции в русском менталитете, как индивидуализм — коллективизм, смирение — бунт, природная стихийность — монашеский аскетизм, тяга к сильной государственности — анархическая вольность, атеизм — монотеизм, великодержавность — мессианский универсализм, западничество — славянофильство.

Ф. М. Достоевский считал, что русская идея когда-нибудь станет синтезом всех национальных идей европейских стран, и трактовал ее как способность к всемирной отзывчивости и всечеловечности русского народа. В своей статье «Русская идея» (1888).

B. С. Соловьев связал эту идею с монотеизмом, мессианизмом, государственностью, внутренней правдивостью, вселенским братством, жертвенностью своим ради других народов; он раскрывал идеал Святой Руси как воспитание в русском человеке чувства священного благоговения перед родной землей, а также толерантности ко всем людям и народам. Н. А. Бердяев в произведении «Русская идея» (1946) особо отметил такие моменты русской идеи, как соборность, всеединство, космизм, антропологизм, сострадательность, коммунигарность, эсхагологичность.

Г. П. Федотов описывал современное русское начало как столкновение революции и традиции. По Л. П. Карсавину, русская идея нагружена целью оптимально добиваться всеединства и бессмертия человечества; в такой трактовке философски преодолевается противоречие между космополитическим принципом христианства и националистическими следствиями из вероучения об избранном русском народе. Отмечают и такие аспекты русской идеи, как почвенность и максимализм. Космизм и диалектику положительного всеединства В. К. Бакшутов считает наиболее важными особенностями русской идеи (Бакшутов В. К. Русский вопрос: Философские очерки и диалоги. Екатеринбург, 2005.

C. 306).

Роль России как посредника-щита в конфликтах между Востоком и Западом вела к тому, что в ней государственная власть устремлялась к тоталитаризму и отчуждалась от гражданского общества; народу приходилось мириться с деспотизмом власти и жестким изъятием прибавочного продукта. По словам нашего великого поэта М. Ю. Лермонтова, Россия — это «страна рабов, страна господ». «Такое положение, — пишет Е. В. Сидорова, — привело к формированию отношения к труду как не дающему материального достатка и к привычке к тому, что результат труда будет отнят государством. Религиозная установка на „не накопление сокровищ“ была дополнена представлением о бессмысленности обогащения и верой в патерналистическое предназначение политической власти» (Сидорова Е. А. Трудовые ценности и установки в менталитете русского народа: авгореф. дис… канд. филос. наук. Ростов н/Д, 2007. С. 10). В. И. Даль заметил, что «русский крепок на трех сваях: авось, небось, да как-нибудь».

Спор славянофилов и западников, возобновляющийся в новых формах в наше время, есть внутренний социоцентрически-религиозный спор о сакральном ядре и стратегии развития русской культуры, о путях спасения России и человечества. И славянофильство, и западничество представляют собой различные формы проявления русского патриотизма, причем в равной степени. Различие между ними заключается в расхождении ответов на три вопроса:

• 1. Сформировалась ли русская культура полностью, а если да, то не требует ли она охраны от дестабилизирующих влияний иноземных культур Запада и Востока и стояния на своей почве («почвенничество»)?
• 2. Оформилась ли русская культура до конца либо ее существо в ближайшее время выявится?
• 3. Не в том ли уникальность русской культуры, что она всегда пребывает только в форме процесса освоения и гармонизации всех иных культур — культур народов, живущих внутри России, и культур иноземных?

В любом варианте ответа русскому народу будут приписаны свойства универсальности, всеединства и превосходства. Согласно этой точке зрения, русский народ превосходит народы Запада потому, что в его культуре сконцентрированы не только лучшие черты западных культур, но есть также «эссенция» Востока. По той же причине он превосходит и восточные народы. Отсюда вытекает его вссчеловсчность, способность воплощать в себе сущность родового человека.

И. А. Ильин подчеркивал энергийный, волевой и творческий характер русской идеи. Если отрицательно ответить на первый вопрос и дать положительные ответы на второй и третий вопросы, тогда надо идти дальше и спросить, чего же на сегодняшний день прежде всего не хватает для внутреннего баланса русской культуры: восточного или западного влияния?

Итак, трем вопросам отвечают три конкурирующие модели:

• 1. Идти своим путем «почвенника», не оглядываясь ни на Запад, ни на Восток, и при особой нужде вообще ограждать себя от них «железным занавесом» (это мы уже «проходили» в эпоху сталинизма);
• 2. Сегодня преимущественно нужна западная политика, ибо «азиатского» у нас уже через край;
• 3. Следует повернуться лицом к Востоку, поскольку мы уже пресытились западной бездуховностью, техницизмом и расчетливостью.

Привлекательность того или иного ответа имеет историческую обусловленность, в разные периоды нашей истории политически и идеологически верх брала одна из этих трех моделей. Политическая история России свидетельствует: сменяется очередной самодержец, изменяется и геополитический вектор деятельности государства. Но действие, как известно, равно противодействию: официальному правительству противостоит «теневой кабинет», а взявшие верх «западники» обвиняются «славянофилами» в непатриотизме (и наоборот).

Будучи политически признанным и сакрализованным массовым сознанием русских, тот или иной мистико-геометрический идеал устойчив в отношении рационалистической критики и обусловливает исторический зигзаг нашего культурного развития. Выходит, русская идея по-своему реалистична. К тому же в своей общей форме она достаточно понятна и наглядна. Вместе с тем более определенные и однозначные формулировки русской идеи никогда не получали всенародного признания.

Русская идея антиномична, а антиномия на то и антиномия, что к обеим ее сторонам поневоле испытываешь одинаковое доверие. Бердяев в трактате «Русская идея» наделил русскую идею эсхатологическим измерением и верил, что ее проявление будет усиливаться по мере завершения всемирной истории и приближения Царства Небесного. В социальном аспекте русскую идею, как правило, сближают с «соборностью», в государственном — с формулой С. С. Уварова «Православие. Самодержавие. Народность», а в юридическом — с массовым представлением не о верховенстве закона, а о верховенстве властей.

Русские неоязычники, отвергая тезис РПЦ об исконно христианской сущности русской идеи, утверждают, что «вся смысловая и календарно-обрядовая стороны православного богослужения целиком построены на иудейской философии, истории и мыслеобразах» (Д. Юрьев). Одно из доказательств тому — хрестоматийный пример обращения священнослужителя к супружеской паре в ходе православного обряда венчания: «Возвеличься, жених, как Авраам, благословись, как Исаак, и умножись, как Иаков. И ты, невеста, возвеличься, как Сарра, возвеселись, как Ревекка, и умножись, как Рахиль».

В истории России были две самые мощные сакрализованные интернациональные идеи, которые способствовали перманентному географическому расширению империи: 1) православная идея Святой Руси как Третьего Рима; 2) марксистско-ленинская идея строительства великим советским народом коммунистического царства трудящихся на Земле. Других идей, равных по величию православной и коммунистической идеям, в нашем отечестве пока не появилось (правда, некоторые авторы предлагают объединить обе эти идеи в некую синтетическую идею «православного коммунизма»).