Исламский фактор в современной жизни стран Западной Европы

КУРСОВАЯ РАБОТА

на тему:

" Исламский фактор в современной жизни стран Западной Европы"

В ХХ веке численность населения Земли увеличилась в четыре раза и превысила 6,5 млрд. человек. Особенностью демографических процессов последних десятилетий стал быстрый рост численности мусульман. С 1990 г. численность мусульман на земном шаре увеличилась с 880 миллионов до 1 миллиарда человек. Ислам стал самой быстрорастущей по числу приверженцев мировой религией и согласно имеющимся прогнозам, к 2030 г. мусульман на Земле будет не менее двух миллиардов при численности населения в 8 миллиардов, т. е. четвертая часть (в 1900 г. на них приходилось всего 4,2% населения).

В настоящее время ислам уже является второй по численности последователей (после христианства) мировой религией. Более двух третей мусульман живет в Азии, где они составляют свыше 20% населения, почти 30% - в Африке (половина населения континента). Мусульманские общины существуют более чем в 120 странах мира, в 35 из них они составляют свыше 80% населения (большинство их них находится в странах Северной Африки и Западной Азии). Наиболее крупные по абсолютной численности мусульманские общины проживают в Индонезии, Индии, Пакистане и Бангладеш. Социологи прогнозируют, что к 2010 г. в США исламская община станет второй по численности после христиан, обогнав иудейскую.

Особенно стремительно увеличивается количество мусульман в Европе. Самая крупная мусульманская община — во Франции: от 5 до 7 миллионов (до 10% от общего числа населения), ислам стал здесь второй по численности религией страны после католицизма. Многочисленные общины последователей ислама сформировались в Германии (4 млн.), Великобритании (1,7 млн.), Италии и Голландии (по 1 млн.). Значительные мусульманские общины разбросаны по всем без исключения западноевропейским странам.

Актуальность данной курсовой работы заключается в том, что реальное количество мусульман в Западной Европе не знает никто, так как наряду с легальными иммигрантами и их потомками здесь проживают многие миллионы нелегальных, которые отсутствуют в данных официальной статистики. По разным подсчетам в Западной Европе сейчас проживает от 15 до 24 миллионов мусульман. Демографы предсказывают, что к 2015 году численность мусульман в Европе удвоится благодаря высокому уровню рождаемости и массовой иммиграции из стран Северной Африки и Ближнего Востока.

В Западную Европу ислам пришел всего несколько десятилетий назад. До конца 1940;х мусульман здесь практически не было или было совсем немного (больше всего во Франции — 120 тыс. в середине 1920;х гг.). Первая массовая миграция была связана с войной в Алжире (1954;1962). После вынужденного согласия Франции на провозглашение независимости этого североафриканского государства сотни тысяч местных мусульман воспользовались появившейся возможностью переехать в свою бывшую метрополию.

В результате массовых миграций из развивающихся стран постоянно возрастает уровень этнической и конфессиональной раздробленности населения тех государств Европы, которые еще несколько десятилетий назад были довольно однородными. Принципиально важно, что в отличие от прошлых лет значительная часть мусульманских мигрантов и их потомков теперь не проявляет желания интегрироваться в новую для себя среду.

Прежняя европейская модель строительства единой гражданской нации в рамках национального государства (как и «плавильный котел» в США[1]) в современных условиях перестает работать. Следствием этого становятся концепции строительства мультикультурных, многоконфессиональных, а с недавнего времени и многоязычных сообществ внутри отдельных государств Западной Европы. Для приверженцев либерализма эти концепции представляются логическим развитием демократии, где права меньшинств гарантированы и защищены государством. При этом не делается никакой разницы между «старым» и «новым» населением: их права на самобытное существование защищаются демократическим государством в равной мере.

Мусульманские районы и пригороды появились в Париже, Берлине, Лондоне и многих других крупных европейских городах. Большинство современных французских мусульман составляют потомки выходцев из арабского Магриба (Алжир, Тунис, Марокко). В Германии, Голландии, Австрии и Дании мусульманское сообщество в основном представлено потомками турецких эмигрантов. Британские мусульмане — в большинстве потомки выходцев из Британской Индии (Пакистан и Бангладеш).

Росту численности европейских мусульман способствует поощряемая государственными социальными программами высокая рождаемость. В мусульманских семьях среднее количество детей, как правило, не ниже четырех. Многодетность мусульманских семей контрастирует с малодетностью и кризисом традиционных семейных ценностей у коренных европейцев. Важнейшим демократическим завоеванием современной западной цивилизации провозглашена свобода гомосексуальных отношений, причем в ряде стран (Голландия, Бельгия, Канада, Испания и Швейцария, а также ряд штатов США) были законодательно разрешены однополые браки.

Наряду с ростом численности сексуальных меньшинств сокращению коренного (атеистического или номинально-христианского) населения Западной Европы способствует сознательный отказ от рождения детей, так как многие европейцы считают, что дети станут для них помехой в карьере или попросту помешают вести привычную и комфортную жизнь. Семьи, которые имеют одного ребенка, редко решаются на рождение второго. Для простого воспроизводства населения средний уровень рождаемости должен составлять 2,1 ребенка. Но женщины в Западной Европе в среднем рожают только 1,4 ребенка. И в условиях прогрессирующего сокращения коренного населения Европы мусульмане с успехом заполняют собой образовавшийся демографический вакуум.

Играет роль и феминистская пропаганда, утверждающая, что дети препятствуют женщинам занимать достойное место в обществе. Отказ от традиционных семейных ценностей и нравственный кризис общества способствуют росту популярности ислама даже в среде коренного населения Европы. Во Франции численность белых французов-мусульман уже превышает 50 тыс. человек, и это значительно превосходит, к примеру, число русских мусульман в России.

Объектом исследования данной работы является Исламизация в Западной Европе.

Целью данной работы является изучение появления ислама в Западной Европе и рассмотрение его влияния на европейскую жизнь. Достижение поставленной цели можно посредством решения следующих задач: 1) изучить сущность исламского фактора в Западной Европе; 2) выявить проблемы сосуществования европейской и мусульманской культуры; 3) рассмотреть влияние ислама на различные сферы европейского общества.

В данной работе были использованы исторический, аналитический, логический, сравнительно-сопоставительный методы.

1. Религиозный фактор

Известная заповедь Спасителя «отдайте Богу — Богово, а Кесарю — кесарево», не применима для сегодняшней политической жизни общества. Церковь, главной задачей которой во все времена было «спасение души», не только не отдаляется от института власти, но в ХХI веке стала играть все более значительную роль в мировом политическом процессе. Именно поэтому, выступая перед дипкорпусом в Париже 18 января 2008 года, президент Франции Н. Саркози, заявил, что, по его мнению, в числе наиболее значимых вызовов, которые повлияют на мировое развитие в ХХI веке, — экологический и религиозный.

Эти высказывания обращают наше внимание на происходящий в мире религиозный ренессанс. Наблюдается очевидная тенденция: чем дальше глобализируются торговля, финансы и технология, тем выше становится стремление наций к самоутверждению неэкономического характера. Особенно наглядно это проявляется в Западной Европе, где в связи с усилением мусульманского компонента налицо не только конфликт культур, но и стремление к национальному обособлению.

Кроме того, имеются основания говорить о том, что религия становится весомой частью разворачивающегося противостояния по линии ценностных ориентиров и моделей развития. Зазвучали голоса о необходимости должного учета в политике нравственных ценностей человечества, которые являются общими у всех основных мировых религий. «Альянс цивилизаций» вряд ли способен полностью заполнить образовавшуюся нишу в новом мировом порядке, учитывая изначально заложенную в него однобокую ориентацию. По этой причине в 2007 году на 62-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН Россия предложила подумать о создании под эгидой ООН консультативного совета религий — для обмена мнениями между представителями основных мировых конфессий.

На Западе Церковь стремится к отдалению от политического процесса.

Автору представляется, что религиозный фактор в настоящее время должен рассматриваться как проявление теократических тенденций в политическом процессе (особенно в условиях масштабного социального конфликта), в рамках которого религия выступает как оружие различных политических сил. Детальное рассмотрение этого вопроса должно являться предметом научного поиска, так как универсальность и усиливающееся проникновение религиозного фактора во все сферы, как международной жизни, так и отдельного государства, свидетельствуют о том, что его роль в мировой и локальной политике будет возрастать.

Такая уверенность автора не случайна, она основана на анализе одного из актуальнейших вызовов современности — идеологическом противостоянии между двумя самыми крупными мировыми конфессиями — христианством и исламом. К сожалению, это противостояние не только смысл теории Самюэля Хантингтона о «столкновении цивилизаций», но и реальность далеко не бесконфликтного конфессионального взаимодействия во многих странах мира. Хантингтон безусловно остроумно обрисовал одну из проблем человечества начала нового тысячелетия: «Человек может быть полу-французом и полу-арабом, и даже гражданином обеих этих стран. Куда сложнее быть полу-католиком и полу-мусульманином». В этом предложении и заключен смысл самой актуальной проблемы глобального мира — ответ на вопрос «Кто ты?»

Сегодня идентификация различных этносов и граждан стран, кардинально отличающихся друг от друга формами управления, зачастую стало возможно лишь по религиозному признаку. Но события последних десятилетий показывают, что выделение этого признака становится началом и стимулом конфликта, как в обществе, так и в государстве.

Несмотря на различные сферы влияния, религия и политика с самого раннего этапа развития человеческой цивилизации шли «рука об руку». Еще в древности наличие в обществе жрецов и шаманов обеспечивало известное равновесие власти, а в дальнейшем абсолютная власть представлялась не иначе, как светский и религиозный союз.

Со второй половины ХХ века в мировой политике начала складываться парадоксальная ситуация, когда большинство западных, христианских государств перешли к светскому управлению, сводя влияние религии исключительно к духовной сфере, а исламские страны, напротив, усилили религиозный компонент в своих политических режимах. Произошло это на фоне разворачивающейся глобализации, которая, с одной стороны предполагала полное исключение религии из политического процесса, а с другой стороны породила «новых верующих» в лице своих противников.

Фундаментом нового глобального мира, в котором мы продолжаем жить и в ХХI веке, стали процессы секуляризации, или выход из-под церковного влияния всех общественных сфер, включая общественное и индивидуальное сознание человека, что означало закрепление преимущества светских ценностей над религиозными.

Этот процесс начался в Европе после Второй мировой войны, в результате установления послевоенной гегемонии США, стремившихся к утверждению своего культурного влияния, основанного на ключевой идее обеспечения непрерывного экономического роста и создания общества массового потребления. Формирование такого общества могла гарантировать только потребительская светская мораль, не отягощенная ограничительными религиозными принципами и нормами, а также американская модель религиозного плюрализма, признающего абсолютно равные права за всеми религиозными сообществами и церквями.

Однако эта модель была чужда европейской традиции, признававшей в той или иной форме особое или монопольное положение традиционной религии. Поэтому вместо принципа равноправия всех религий в качестве базового принципа светскости стали рассматривать свободу совести, то есть право на свободу религиозного и безрелигиозного воззрения.

Характеризуя конфессиональную ситуацию современного европейского общества, исследователи выделяют четыре основополагающих признака: «во-первых, конфессиональный нейтралитет государства и власти, что предполагает государственную автономию в отношении всех религиозных властей и автономию религий относительно государства; во-вторых, признание религиозной свободы и свободы безрелигиозности (отказа от религии); в-третьих, признание автономии индивидуального сознания, то есть личной свободы каждого по отношению ко всем религиозным и философским властям; в-четвертых, критическое осмысление всех областей человеческого духа (религии, политики, науки и пр.), предполагающее свободные дискуссии и столкновение мнений. Другими словами суть и смысл гражданских прав человека в Европе оказались выше, чем религиозные или духовные воззрения отдельной личности. Это не могло не привести к утрате религиозной, подчеркнем, христианской составляющей общественного развития. Сегодня христианство определяется лишь как «религия политкорректности» в Европейских странах, что на практике означает ее полное исключение из политического и общественного процесса, и, как отмечают многие независимые исследователи, «утрату равноправия в межрелигиозных отношениях». «За христианством, — пишет философ В. Шохин, — не стоит ни одно европейской государство, которое строило бы свою политику на защите его приоритетов, а против него очень действенно работают и принимаемые им же «европейские ценности» (в первую очередь идеология прав человека, которая опять-таки исходит из того, что наиболее полноценными «человеками» являются «меньшинства») и сами пустующие христианские храмы, которые нередко за бесценок распродаются на торгах как объекты городской недвижимости, чтобы опять-таки порою быть потом приватизированными нехристианскими общинами». При этом исследователями признается, что Христианская Церковь «еще не до такой степени исчерпала свои ресурсы влияния на населения, чтобы окончательно сдать все свои позиции и отказаться от любых признаков равноправия в межрелигиозных отношениях».

Одновременно с этими процессами, активизировались усилия идеологов ислама по созданию имиджа силы и влияния мусульманского мира, в том числе и в немусульманских странах. Начался так называемый процесс «возрождения Ислама», основанный на отрицании несправедливого мирового порядка, и на утверждении исламских ценностей как наиболее перспективных в построении нового общества, где этническая идентичность вытесняется религиозной и нового теократического государства, противопоставленного светскому.

Процесс этот протекал так бурно, что позволил сформироваться вполне научным концепциям о мусульманской Европе, где через 20−25 лет установится власть, которая присущая исламским государствам. Что позволило мусульманам, которых до конца 1940;х годов ХХ века практически не было в Западной Европе (больше всего мусульман насчитывалось лишь во Франции — 120 тыс. в середине 1920;х гг.), заставить говорить о себе как об одной из актуальнейших европейских проблем?

Первая массовая миграция мусульман в европейские страны была связана с войной в Алжире (1954;1962 гг.). После признания Францией независимости этого североафриканского государства, сотни тысяч местных мусульман воспользовались появившейся возможностью переехать в свою бывшую метрополию. В результате миграции из развивающихся стран приняли массовый характер, и сегодня во Франции находится самая крупная мусульманская община, насчитывающая от 5 до 7 миллионов мусульман, что составляет 10% от общего числа населения. Кроме Франции значительные мусульманские общины насчитываются в Германии (3,4 миллиона), Великобритании (более 2 миллиона) и Италии (1 миллион). Приближается к миллиону мусульманская община Голландии, где в 1997 г. в Роттердаме было открыто первое медресе. Менее значительные мусульманские общины разбросаны по всем без исключения западноевропейским странам, включая Финляндию и Ирландию.

Для приверженцев либерализма эти концепции представляются логическим развитием демократии, где права меньшинств гарантированы и защищены государством. При этом не делается никакой разницы между «старым» и «новым» населением: их права на самобытное существование защищаются демократическим государством в равной мере.

Однако складывающаяся политическая обстановка приобретает новые черты. С 1990;х годов ХХ века в европейской общественной жизни появилось даже понятие «евроислам», введенное в политический словарь духовным лидером европейских мусульман Тариком Рамаданом. Основной тезис Тарика Рамадана заключается в том, что рожденные в Европе мусульмане должны получать европейское образование и активно участвовать в европейской общественно-политической жизни, чтобы содействовать распространению Ислама.

Росту численности европейских мусульман способствует несколько факторов, самый значимый из которых — поощряемая государственными социальными программами высокая рождаемость. В мусульманских семьях среднее количество детей, как правило, не ниже четырех. Многодетность мусульманских семей контрастирует с малодетностью и кризисом традиционных семейных ценностей у коренных европейцев. Важнейшим демократическим завоеванием современной западной цивилизации провозглашена свобода сексуальных отношений, причем в ряде стран (Голландия, Бельгия, Канада, Испания и Швейцария) были законодательно разрешены однополые браки.

Наряду с ростом численности сексуальных меньшинств сокращению коренного (атеистического или номинально-христианского) населения Западной Европы способствует сознательный отказ от рождения детей, так как многие европейцы считают, что дети станут для них помехой в карьере или попросту помешают вести привычную и комфортную жизнь. Семьи, которые имеют одного ребенка, редко решаются на рождение второго. Для простого воспроизводства населения средний уровень рождаемости должен составлять 2,1 ребенка. Но женщины в Западной Европе в среднем рожают только 1,4 ребенка. И в условиях прогрессирующего сокращения коренного населения Европы мусульмане с успехом заполняют собой образовавшийся демографический вакуум.

Одновременно мусульманскими мигрантами осуществляется перенос образа жизни, традиций, обычаев и даже практики устройства общественной жизни, за которыми идут и политические претензии, что нередко вступает в серьезные противоречия со сложившейся культурой народов, с которыми они намерены организовать свою жизнь. Это складывающееся противоречие питает как националистические настроения населения стран Европы, в том числе и в России, так и порождает сопротивление среди мусульман. При этом, по данным социологов, европейские мусульмане не проявляют терпимости к своим согражданам именно в тех странах, которые отличаются наибольшей терпимостью и толерантностью, например, в Великобритании.

Так, «жестокими и враждебно настроенными мусульман считает лишь треть британцев, тогда как в Испании такого мнения придерживаются около 60% коренных жителей, в Германии — 52%, во Франции — 41%. При этом именно в Великобритании отмечается наиболее негативное на Западе отношение местных мусульман к европейским ценностям. Большинство представителей британской уммы считают людей западного мира эгоистичными, заносчивыми, жадными и аморальными и менее других верят в возможность своего существования в западном обществе с сохранением при этом традиционного жизненного уклада и приверженности консервативным ценностям.

В начале третьего тысячелетия европейские мусульмане превратились в активную политическую силу. Весной и летом 2001 г. массовые акции были проведены британскими мусульманами в фабричных городах средней Англии. В 2002 г. во время парламентских выборов во Франции массовые демонстрации французских мусульман в значительной мере парализовали активность правоэкстремистского Национального фронта. Европейские мусульмане во многом способствовали выработке Европой самостоятельной позиции по вопросу войны в Ираке в 2003 г. Зимой 2003;2004 гг. были проведены широкомасштабные акции европейских мусульман, которые были направлены против запрета французским министерством образования ношения хиджаба в школах. В европейских городах постоянно проходят массовые марши в поддержку народа Палестины, против политики США и Израиля. Некоторые исламские деятели выступили даже с требованием автономии для европейских мусульман. Так, директор Мусульманского института К. Сиддики (один из лидеров исламских радикалов в Великобритании) в своем «Мусульманском манифесте» потребовал дать британским мусульманам статус «автономного сообщества».

Европа стала ареной деятельности исламских террористов, организовавших взрывы в Мадриде и Лондоне, а также убийство голландского режиссера Тео Ван Гога в Амстердаме. При этом терроризм порождается не только внутренними причинами, но и теми процессами, которые происходят внутри мусульманских общин Европы. Многие участники террористической атаки на США 11 сентября 2001 г., были мусульманами из европейских стран, где формировалось их мировоззрение, отрицающее либеральные и демократические ценности. Большинство совершивших теракты 11 марта 2004 г. в Мадриде также составляли молодые мусульмане, принадлежащие ко второму или третьему поколению иммигрантов. Они не были связаны с зарубежными террористическими организациями, хотя и заявляли о том, что являются последователями «Аль-Каиды». В состав группы входили жители Мадрида и полноправные граждане Испании (большей частью марокканского происхождения), которые прониклись радикальными идеями под влиянием информации, которую они черпали в Интернете на исламских сайтах. Та же картина наблюдалась в Великобритании, где лондонские теракты 7 июля 2005 г. также были осуществлены молодыми мусульманами — полноценными британскими гражданами.

На наших глазах Ислам превратился в важнейший фактор европейской общественной жизни и без учета этого фактора невозможен сколько-нибудь серьезный прогноз будущего развития Европы, да и всего современного мира. Мы видим, что значительная часть мусульман Европы не интегрировалась в европейскую действительность и сознательно отказывается принимать западноевропейский образ жизни, мораль и ценности. Все большее число мусульман предпочитают жить в рамках собственной общины, исключительно по своим законам и даже не говорить на языках стран своего проживания.

Отказываясь от европейской идентичности, они делают выбор в пользу «чистого» ислама в его аравийской разновидности и ощущают себя в первую очередь частью всемирной мусульманской общины. Именно этим поведение мусульман коренным образом отличается от поведения других меньшинств (китайских, индийских, восточноевропейских и т. п.), которые, сохраняя свои культурные традиции и своеобразие, все же стремятся адаптироваться и интегрироваться в то общество, где они ныне проживают.

Вместе с тем, в условиях построенного на либеральных ценностях европейского общества выработка какой-то особой политики по отношению к мусульманам, само их выделение из числа других меньшинств представляется совершенно недопустимым нарушением демократии. Настойчивое стремление не замечать специфику мусульманских проблем приводило к тому, что такие экстремисты, как египтянин Абу Хамза, без проблем получали британское гражданство и в течение многих лет спокойно жили в Великобритании, занимаясь террористической деятельностью. Но для европейского либерализма было бы немыслимым принятие законодательных актов, аналогичных, к примеру, принятому в сентябре 2006 года австралийскому указу об арабо-мусульманских иммигрантах, от которых «правительство ощущает угрозу терактов». В этом указе говорится, что «мусульманам, желающим жить в Австралии по законам шариата, придется покинуть эту страну». В Европе же высказывания о том, что ислам является угрозой для общества, влекут за собой обвинения в расизме и судебное преследование.

Таким образом, несмотря на очевидный геополитический подтекст проблемы распространения ислама в Европе, политический взгляд на роль внутреннего ислама европейской элитой не одобряется. Честно и беспристрастно оценить деятельность исламских организаций и роль исламских государств в их развитии пытаются лишь независимые исследователи как в европейские, так и российские. Но последние часто навлекают на себя обвинения со стороны европейских интеллектуалов в «политической некорректности», а со стороны мусульман — в «исламофобии» (этот термин, кстати, тоже «изобретение» Тарика Рамадана).

Но, по мнению французского исследователя К. Монике, политическая корректность в отношении ислама приобрела чрезмерный характер. «На Западе позволено критиковать все — христианство, оккультную власть масонства, профсоюзы, капитализм, «можно смеяться над папой, над матерью Терезой, над далай-ламой, но никогда — над исламом, поскольку тут же будешь обвинен в расизме».

Одновременно большинство европейских экспертов и политиков не разделяют мнения о том, что, если допустить исламистов к власти, они «врастут» в демократический процесс, либо дискредитируют себя и уйдут с политической сцены. В действительности же все тяготеющие к теократии режимы, даже если они приходят к власти путем выборов (как, например, в Турции или Палестине), не хотят быть смещенными в результате волеизявления. А в том, что их власть становится тоталитарной, сомнений не возникает.

Таким образом, отсутствие положения, закрепляющего равенство всех религий или равное отношение ко всем религиям, дает возможность европейским государствам сохранять и самостоятельно определять права традиционных религий.

Таким образом, анализ взаимоотношений современного мира и религии позволяет утверждать, что их состояние и формирующиеся тенденции представляют серьезную проблему, которая не только не отступает, но и увеличивается.

Что касается роли европейского религиозного фактора, то анализ утверждения мусульман в Европе приводит к выводу, что ее правящие круги недооценивают или игнорируют как цивилизационный исламский потенциал, так и возможности геополитического проекта исламского единства. Безусловно, ислам, как и любая другая религия, сам по себе не несет угрозы миру и обществу. Угроза возникает лишь тогда, когда ислам перестает быть религией и начинает использоваться в качестве политической идеологии, которая предназначена для захвата власти в отдельных странах, регионах или в планетарном масштабе по имя создания будущего Всемирного халифата.

Будущие перспективы Европы в первую очередь будут зависеть от того, сумеют ли европейские государства выработать адекватную политику по отношению к растущим и все менее интегрированным в общество мусульманским общинам. Такая политика должна не только гарантировать все права, сохранение религиозного и культурного своеобразия европейских мусульман, но и гармонизировать их отношения с обществом, обеспечить интеграцию мусульман в современную европейскую цивилизацию.

В этой связи представляется наиболее продуктивным подход, высказанный директором Международного института исламской мысли при ЮНЕСКО Мохаммедом Местири, который отметил, что «в нынешней Европе у мусульман чувство гражданина должно превалировать над религиозной идентификацией, а только толерантности недостаточно. Нужно реальное уважение прав, свобод и взглядов других людей».

2. Мусульмане Европы

ислам христианство мусульманский культура В свое время страны Европы предприняли попытку решить проблему нехватки рабочих рук, возникшую после Второй мировой войны, за счет привлечения миг рантов преимущественно из невоевавших стран и собственных колоний. Таким образом Великобритания стала прибежищем выходцев из Индии и Пакистана; во Франции значительно увеличилось представительство алжирцев и марокканцев; Германия пополнилась мигрантами из Турции, с которой страну связывали союзнические отношения в период Первой мировой войны и нейтрально-доброжелательные практически до конца Второй мировой.

При наличии политического решения прибегнуть к иностранной рабочей силе последовательная политика интеграции мигрантов в принимающее сообщество на условиях усвоения его основополагающих норм и ценностей отсутствовала. Переселенческая политика как комплекс взаимосвязанных мер в европейских странах не проводилась, и официально они не считались странами иммиграции. Не случайно в их законодательствах понятие «иммигрант» заменялось понятием «иностранец».

Расчет властей на временный[2] характер въезда гастарбайтеров себя не оправдал. Из 20 млн. рекрутированных иностранцев домой вернулась только половина. «Мы хотели рабочих, а получили людей», — охарактеризовал итоги миграционной политики 1960;х гг. швейцарский писатель Макс Фриш. После нефтяного кризиса 1973 г., приведшего к резкому сокращению числа рабочих мест, миграция из решения вопроса нехватки рабочих рук превратилась в проблему. Необдуманные действия властей, попытки урегулировать ситуацию в духе держать и дали обратный эффект. Из опасения навсегда потерять возможность вернуться на территории Европы остались временные трудовые мигранты преимущественно из мусульманских стран Азии и Африки. С воссоединением семей мигрантов начался процесс формирования анклавов компактного проживания мусульманских общин в Европе. Нет ни одной европейской страны, где бы не действовали или не объединились исламские организации. К настоящему времени, основываясь на одних только количественных показателях (см. табл. 1), мы можем смело утверждать, что ислам стал составной частью европейского культурного ландшафта.

Однако в свете терактов в Нью-Йорке, Мадриде и Лондоне, волнений из-за борьбы с хиджабами во Франции, погромов там же осенью 2005 г. и нарастающей исламофобии возникает вопрос, что несут Европе дети и внуки мусульман, составивших большую часть потока трудовых мигрантов 60-х гг. XX в.

2.1 Три поколения — три менталитета

Вплоть до последнего десятилетия политика европейских стран в отношении мусульманских общин ограничивалась признанием ислама на конституционном уровне и обеспечением условий финансовой и политической независимости их членов. Подобное решение проблемы социокультурной адаптации иноэтничного населения с позиции laisser faire обернулось сознательной сегрегацией мусульман Европы. Более того, в процессе своего количественного роста мусульманские общины перешли от стратегии пассивной автаркии к автаркии активной. На современном этапе представляется возможным говорить о трех поколениях мусульман Европы, и лишь старшее демонстрирует достаточную лояльность по отношению к принимающей стороне.

К первому поколению относятся экономические мигранты, прибывшие в 60-е гг. XX в. на волне деколонизации. На сегодняшний день их возраст составляет около 60 лет. Полностью пройдя U-образную кривую адаптации [4], они благополучно преодолели первые симптомы культурного шока в силу того, что сам переезд в другую страну воспринимался ими как способ изменения собственного статуса к лучшему. Показательно, что волнения осени 2005 г. в пригородах Парижа не перекинулись на такие страны новой иммиграции, как Испания или Италия. Проживающие на их территории молодые выходцы из Марокко не предприняли никаких активных действий в связи с французскими событиями во многом благодаря тому, что являются относительно новой иммигрантской группой и как первое поколение иммиграции не претендуют на те блага, которые европейские государства предоставляют своим коренным жителям.

Второе поколение мусульман Европы составляют дети первых трудовых мигрантов, прибывшие в малолетнем возрасте или даже родившиеся и выросшие в европейских странах. Им сегодня порядка 30−40 лет. Если родители были благодарны принимающей стороне за один только допуск в западное общество потребления, их дети видели всю ограниченность своих возможностей в рамках данного социума в сравнении с западными сверстниками.

К третьему поколению принадлежат внуки первых иммигрантов, рожденные, выросшие и получившие образование в Европе, являющиеся гражданами европейских государств. Пройдя европейские образовательные учреждения, ежедневно подвергаясь воздействию европейских СМИ, они должны были бы проникнуться духом секулярной христианско-иудейской цивилизации Запада. Однако исследования констатируют обратное: склонность к радикальному экстремизму, обостренное восприятие принадлежности к умме.

Франция

Иные проблемы связаны с алжирской общиной Франции. Среди западноевропейских стран Франция наиболее тесно связана с миром ислама. В 732 г. Карл Мартел сумел остановить продвижение арабов под Пуатье, что не предотвратило расселение мавров вдоль средиземноморского побережья в течение VIII—IX вв. В XI—XIII вв. Франция стояла во главе крестовых походов европейских монархов, а с XV по XVIII столетие с переменным успехом вела борьбу за контроль над Средиземноморьем. Затем последовали: египетский поход Наполеона Бонапарта (1798 г.), захват Алжира (1830 г.), установление протектората над Тунисом (1883 г.), над Марокко (1912 г.) и окончательная колонизация Северной Африки. Накануне Первой мировой войны во Франции проживало около 30 тыс. североафриканцев. Война привела к массовому использованию африканских мусульман на фронте и в тылу (свыше 300 тыс. человек). Вырванные из привычной социокультурной среды, мусульманские иммигранты не отличались строгим соблюдением собственных религиозных обычаев. Достаточно отметить, что первые молельные помещения для мусульман открывались по инициативе нанимателей-хозяев — для поддержания должного нравственного климата на предприятиях. В 1917 г. правительство приняло постановление, запрещавшее продажу спиртных напитков колониальным рабочим, а в 1918 г. владельцам питейных заведений и вовсе запретили обслуживать выходцев из Северной Африки. Для спасения морали и нравственности в страну были приглашены имамы и талаба (духовные наставники) различных суфийских братств, в железнодорожных депо и в больницах появились мусульманские молельные помещения; были созданы первые крупные мусульманские кладбища. После Второй мировой войны реконструкция и промышленный рост способствовали трудовой иммиграции мусульман. Мусульманское население метрополии пополнялось преимущественно за счет алжирских иммигрантов. Завоевание Алжиром независимости не отразилось на трудовой миграции алжирцев в бывшую метрополию: Эвианские соглашения 1962 г. гарантировали свободное передвижение граждан между Францией и Алжиром. События политической истории Алжира явились причиной формирования холодно-равнодушного отношения мигрантов к своей стране, а потому степень их участия в различного рода ассоциациях значительно ниже, чем у выходцев из Турции.

Первый этап охватывает период с начала и до середины 1970;х гг., когда исламские объединения совершали только первые свои шаги. Проживающие в стране мусульмане не проявляли стремления к религиозному самоутверждению. Экономические мигранты — в силу того, что осознавали временность своего пребывания в стране; французы-мусульмане — поскольку видели в отказе от исламской идентичности залог успешной интеграции в принимающее общество. На внешнеполитической арене также не происходило заметных событий: политический ислам еще не вступил в стадию подъема, а в странах Востока социальный протест находил выражение в марксизме и светском национализме.

Второй этап начинается с экономического кризиса 1973 г. Последовавший за ним спад производства вынудил правительство принять решение о прекращении ввоза иностранной рабочей силы во Францию. Намерение властей остановить поток экономической иммиграции привело к обратному результату: численность мигрантов (в том числе мусульман) возросла примерно в полтора раза. Опасаясь навсегда потерять возможность вернуться, в стране остались находившиеся там временные работники. Это породило проблему воссоединения иммигрантов со своими семьями. Отказ французского правительства предоставить им такую возможность вызвал протест со стороны ряда влиятельных организаций, и в 1976 г. власти были вынуждены пойти на уступки. Во второй половине 1970;х гг. воссоединение семей мигрантов обрело массовый характер, а ощущение принадлежности к исламу стало для мигрантов более важным, нежели осознание исходной национальной принадлежности, социального статуса и т. д. Повышение интереса к исламской религиозной практике выразилось в стихийном оборудовании молельных помещений в общежитиях, на предприятиях (в частности, на автозаводах Renault), а затем и в пригородных рабочих кварталах. При этом администрация нередко оказывала содействие мусульманским активистам, видя в исламе противовес влиянию на рабочих левой агитации.

На рубеже 1970;1980;х гг. — третий этап — мусульманский вопрос становится внутренним делом Европы. По итогам Исламской революции 1979 г. в Иране мусульмане Европы попали под облучение радикального исламизма как в его суннитском варианте (Братья-мусульмане и близкие к ним группы), так и в форме хомейнистского революционаризма. В 1982 г. среди обучающихся в Париже иранских, иракских и ливанских студентов-шиитов возникли два соперничающих течения: одни утверждали общеисламский характер иранской революции, другие воспевали ее как сугубо шиитскую. Группы концентрировались вокруг Иранского культурного центра на улице Жан-Барт, коллективные моления заканчивались жестокими драками между сторонниками и противниками режима Хомейни. Внешнеполитический фон — война в Ливане, захват заложников среди французских граждан — также способствовали формированию негативного стереотипа восприятия ислама как угрозы существованию французского общества. В данном контексте резко возросла популярность правых партий.

Четвертый этап — 1980;е гг. — может быть назван периодом прогрессирующего офранцуживания ислама. О себе как о мусульманах все чаще заявляли потомки харки и беры — родившиеся во Франции дети магрибских иммигрантов, многим из которых возврат к исламу компенсировал неспособность интегрироваться во французское общество. Благодаря проповедям Джамаат ат-таблиг по меньшей мере 30 тыс. коренных французов приняли ислам. Сочетая приверженность мусульманской религии с высокой социальной активностью, они, в отличие от иммигрантов, не имеющих французского гражданства, располагали большими возможностями лоббирования собственных религиозных интересов, в том числе за счет создания избирательных блоков.

В конце 1980;х гг. — пятый этап — произошло превращение ислама во вторую религию Франции. В стране была сформирована развитая исламская инфраструктура в виде мечетей, религиозных ассоциаций, исламских мясных лавок и книжных магазинов, мусульманских кладбищ и т. п. Одновременно среди французских мусульман произошел всплеск исламского фундаментализма, спровоцированный военным переворотом в Алжире и запретом Фронта исламского спасения. Перед Францией остро встал вопрос о статусе ислама в государстве, приверженном традициям секуляризма. СМИ бурно обсуждали дело о платке (инцидент с недопущением к занятиям двух учениц государственной школы, пришедших на уроки в мусульманских платках) и издание аятоллой Хомейни известной фетвы против британского писателя Салмана Рушди, автора нашумевшей книги «Сатанинские стихи».

С середины 1990;х гг. начинается современный шестой этап, связанный с возрастанием проявлений религиозного экстремизма. В 1994;1996 гг. во Франции произошел ряд терактов, организованных исламскими радикалами. Возросла враждебность французского общественного мнения по отношению к исламу. Стремясь снизить накал страстей, ректор мечети на площади Сталинград в Париже Ларби Кешат в феврале 1997 г. обратился к мусульманам и французам с призывом к взаимопониманию, но это привело только к бомбистской атаке его храма.

Как отмечает известный французский исламовед Оливье Руа, социологический портрет исполнителей подобных терактов однотипен. Террористы — потомки мусульманских иммигрантов во втором поколении, выросшие в неблагополучных районах, франкоговорящие, получившие слабое религиозное образование, окончившие школу, но не сделавшие профессиональной карьеры. Этническое происхождение для них менее значимо, нежели ощущение собственной социальной маргинальности. Вернувшись к исламу, они не имеют опыта религиозной практики и сколько-нибудь серьезных познаний в области религии. Соответственно, популярное утверждение об изначальной агрессии, заложенной в ислам, представляется, по меньшей мере, сомнительным. На террористические акты идут отнюдь не практикующие прихожане.

На современном этапе разрозненные общины мусульман Франции концентрируются вокруг следующих организаций: Соборной парижской мечети, Национальной федерации мусульман Франции, Федерации исламских организаций, центра связей Ислам — Запад, отделения Мирового исламского единства, отделения Исламской помощи, Союза исламских организаций Франции.

История первых трех из вышеприведенного списка иллюстрирует три наиболее популярных варианта диалога Европы с внутренним исламом.

Соборная парижская мечеть, построенная по инициативе и на средства французского правительства в качестве жеста благодарности солдатам-мусульманам, воевавшим на стороне Франции в Первой мировой, была призвана символизировать открытость Третьей Республики, содействуя укреплению лояльности мусульман. Однако попытка через соглашение с представителями элит прийти к контролю над всеми мусульманами страны успехом не увенчалась. В начале 1980;х гг. после продолжительной юридической борьбы за владение мечетью, развернувшейся между Алжиром (выступающим в союзе с Тунисом и Марокко) и французским правительством, она была передана под контроль Алжира.

Создание Федерации исламских организаций было проспонсировано Саудовской Аравией. В настоящий момент она объединяет около 150 преимущественно фундаменталистских организаций, а на организуемых ею ежегодных международных конференциях исламские богословы и ученые открыто проповедуют превосходство законов шариата над светским законодательством.

Инициатором создания Национальной федерация мусульман Франции (НФМФ) и вовсе был этнический француз — Даниэль Юсуф-Леклерк — интеллектуал, ставший убежденным мусульманином под влиянием проповедей Джамаат ат-таблиг. До своего избрания на пост главы НФМФ, объединившей на федеративных началах часть исламских ассоциаций, он возглавлял ассоциацию Тайибат (Благие вещи), получившую от Лиги исламского мира монопольное право на присвоение категории халяль производимым во Франции мясным продуктам, предназначенным к употреблению в мусульманских странах. Пятеро из руководителей Федерации являются французами по происхождению. В настоящее время в Федерацию входит до ста сорока мусульманских организаций. В апреле 1992 г. в Париже состоялся съезд Федерации под лозунгом «Мусульмане и ЕС». В работе съезда приняло участие 23 тыс. представителей от 190 исламских обществ Англии, Бельгии, Италии, Швейцарии, Германии, Голландии, Ирландии. Участники съезда отметили, что мусульмане Европы являются неотъемлемой частью Европейского Союза, и заявили о том, что терпимость и уважительное отношение к различным религиям помогут сохранению социального мира в Европе. Съезд потребовал возвращения покрывающих голову девушек во французские школы, призвал другие европейские государства признать исламскую религию.

Однако по причине отсутствия какой-либо единой структуры у мусульманских организаций Франции ни одна из них (в том числе и НФМФ) не имеет возможности говорить от имени всей общины, а значит, служить посредником между ней и государством. Это во многом объясняет неуспех адаптации мигрантов по французской модели, ориентированной на групповую адаптацию.

На современном этапе главной задачей государственной политики Франции в отношении внутреннего ислама является его интеграция в общественную и культурную жизнь страны на условиях, не противоречащих устоям республиканского строя. Но общий международный фон не благоприятствует ее успешному решению. По мнению Катрин де Ванден, специалиста по иммиграции и директора по научной работе Центра международных исследований (Париж): «Мусульмане ощущают себя обесчещенными, в первую очередь, в контексте войны в Персидском заливе. Негативные коннотации, закрепившиеся сегодня за исламом, воспринимаются ими как дополнительное унижение вдобавок к бедности и дискриминации, с которыми многие сталкиваются в повседневной жизни. Отдельные мусульманские страны активно играют на этом, используя факт оккупации Ирака как способ отвлечь внимание от того, насколько плохо обстоит дело с их собственной системой управления. Другой не менее важный фактор — это СМИ. Телевизионные каналы, подобные Аль Джазире, для которой характерны сильная мусульманская идентификация и преимущественная концентрация на конфликтах из серии иракского или палестино-израильского, обладают огромным влиянием на восприятие мусульман, что способствует поляризации мнений. Большая часть мусульман придерживается умеренных взглядов, но радикализация среди маргиналов присутствует, и именно она приковывает к себе внимание».

Великобритания

Вплоть до взрывов в Лондоне 7 июля 2005 г. одной из наиболее благонадежных считалась мусульманская община Великобритании. История присутствия мусульман на Британских островах насчитывает три столетия и самым тесным образом связана с деятельностью Ост-Индской компании. С середины XIX в., особенно после открытия в 1869 г. Суэцкого канала, мусульмане, в основном судовладельцы и торговцы из арабских стран (Йемен и Сомали) и Британской Индии, начали компактно селиться на побережье — в Лондоне, Ливерпуле, Бристоле и Кардиффе. Тогда же в Англии появились первые мусульманские мистические и суфийские движения. Но усиленная мусульманская миграция в метрополию началась уже после Второй мировой войны: сначала из Индии, затем из отделившихся от нее Западного и Восточного (нынешний Бангладеш) Пакистана. В 1960;е гг. исламская иммиграция в Британию достигла своего пика и потребовала от правительства принятия трех актов об иммиграции, ограничивавших въезд в страну. В 1970;1980;е гг. численность выходцев с мусульманского Востока в Великобритании росла уже в основном за счет высокой рождаемости мигрантов первого поколения. На современном этапе в Бирмингеме, Манчестере, Ноттингеме, Ливерпуле, Кардиффе существуют целые мусульманские кварталы. В большинстве своем их жители работают мусорщиками, грузчиками, мелкими служащими и торговцами. По данным специальной Комиссии по расовому равноправию, на протяжении 28 лет осуществлявшей мониторинг политики работодателей в отношении этнических меньшинств, за последние годы разрыв между оплатой их труда по сравнению с коренными британцами был значительно сокращен. Однако дискриминация при найме на работу осталась на прежнем уровне. Для белого выпускника университета вероятность получения места в крупной английской компании в три раза выше, чем для представителя диаспоры. Британцы афро-карибского происхождения в четыре раза чаще своих белых сограждан той же квалификации не проходят собеседование при приеме на работу. При этом закон предоставляет право обжаловать дискриминационное отношение к себе только тем, кто уже получил место. Для мигрантов-мусульман ситуация представляется даже более сложной. Показателен следующий случай. Вскоре после событий 1990;1991;х гг. в зоне Персидского залива одна британская компания в Шеффилде при наборе персонала объявила, что принимать мусульман на работу не будет. Начатый против этой компании судебный процесс по обвинению ее в нарушении закона 1968 г. о равенстве рас ничего не дал, поскольку мусульмане не являются особой расой. Предложенные Комиссией по расовому равноправию меры — поощрение работодателей, ориентирующихся на многонациональный состав сотрудников, вкупе с квотированием рабочих мест по национальному признаку — неприемлемы для английского общества, отличающегося консерватизмом и жесткой стратификацией. Критики системы квот указывают на то, что она противоречит фундаментальным основам западного общества — свободной конкуренции — и приводит к появлению группового фильтра с обратным знаком.

Между тем, по данным последней британской переписи населения, количество представителей этнических меньшинств, не достигших двадцатипятилетнего возраста, составляет 45%, в то время как аналогичный показатель среди белого населения не превышает 35%[13]. Можно предположить, что при сохранении существующих тенденций — сокращении белого населения трудоспособного возраста на фоне омоложения диаспор — работодатели будут вынуждены отказаться от этнических и конфессиональных предрассудков хотя бы по соображениям экономической целесообразности. Но более вероятным выглядит воспроизводство прежней системы скрытого неравенства на новом уровне по правилам «Скотного двора» Джорджа Оруэлла: все равны, но некоторые равнее прочих.

Пока же представители общин все более активно осваивают область малого и среднего бизнеса. По данным международных исследований, этническая экономика Великобритании — это около 250 тыс. фирм и 13 млрд долл. США в казну ежегодно. В начале 2006 г. наследник британской короны принц Чарльз подписал меморандум о взаимопонимании между Исламским банком развития (ИБР) и собственной благотворительной организацией Международный молодежный бизнес. На проходившей в Лондоне конференции по случаю тридцатилетия ИБР он выразил уверенность в том, что «при поддержке Исламского банка развития наши благотворительные организации смогут умножить усилия по разрешению проблем, с которыми мы сталкиваемся в городах Британии, и предоставить помощь молодым мусульманам, не располагающим достаточной поддержкой со стороны общества, для того чтобы на равных участвовать в жизни страны, содействуя укреплению солидарности и развитию совместной предпринимательской деятельности». Создавая фонды, подобные Международному молодежному бизнесу, деятельность которого не ограничивается одной лишь Великобританией, но распространяется на Марокко, Египет и Иорданию, власть стремится наладить каналы опосредованного влияния на представителей общин с тем, чтобы в дальнейшем более успешно контролировать их деятельность. Основная трудность при установлении диалога с мусульманскими общинами заключается в том, что умеренных мусульман Великобритании не отличает высокая степень организованности.