Процедура дискурсивного анализа

Как же анализировать дискурс? Есть ли на этот счет какие-то самые общие, трансдисциплинарные правила? На чем следует сосредоточить внимание? Какие вопросы ставить в отношении текста как предмета исследования?

Приступая к анализу, прежде всего надо помнить, что «речевое общение обладает… общими свойствами, характеризующими совместную деятельность любого типа»^[1]. Как мы поступаем в практической жизни, обучаясь новому для себя виду деятельности или пытаясь разобраться в устройстве игры, если некому объяснить ее правила и условия? Что, например, мы делаем, когда, оказавшись за границей, осваиваем новую для себя бытовую практику (хотя бы способ оплаты проезда в автобусе)? Спрашиваем ли мы себя о том, что она значит, какие смыслы в себе скрывает? Нет, скорее прикидываем: как нужно себя вести, чтобы принять в ней участие, занять ту или иную адекватную позицию.

Изучение дискурса, подчеркивал Фуко, предполагает нс «закапывание вглубь» в поисках скрытой за словом сущности или глубинной системы значений, а зоркость к тому слою значений, что лежит на поверхности, у всех на виду, но остается невидим — демонстрирует себя в характеристиках речевой формы и в них же прячется. Следует сфокусировать внимание на «регулярностях» (regularites), которые характеризуют речевое или социальное поведение: на первый взгляд неприметная мелочь, например повтор слова, грамматической конструкции или интонационного контура (в устной речи), может оказаться для аналитика ценной «уликой» или важным симптомом. Вы как бы замечаете в незнакомом лесу еле обозначенную тропинку и пытаетесь идти по ней, постепенно выясняя: откуда и куда она ведет, как устроено окружающее смысловое пространство, кем обитаемо, какие роли или формы поведения допускает, а какие нет. Вопросы могут быть поставлены самые разные, и именно поэтому дискурсивный анализ опирается не на единство метода, а на довольно широкий спектр методов и методик.

Говоря более практически, процедура дискурсивного анализа предполагает пристальное чтение текста (всматривание в него — и вслушивание) с последовательной постановкой вопросов: какие действия осуществляются, кем, по отношению к кому, с какой целью, в рамках каких условностей и правил? Мы начинаем с выяснения ситуации — позиций говорящего (автора, повествователя, рассказчика) и адресата (слушателя, читателя). По ходу анализа все глубже вникаем в действия коммуникативных механизмов, сосредоточиваемся на более мелких, тонких структурах текста, обеспечивающих эти действия, охватывая по мере необходимости разные его характеристики, от грамматических (фонологических, синтаксических, лексических, семантических) до эстетических (жанрово-стилистических особенностей, образности, сюжетики и т. п.). При этом текст интересен скорее как процесс, чем объект, и не только в собственных характеристиках, но и в контексте или контекстах, с которыми взаимодействует.

Суммируя, можно сказать, что в фокусе внимания дискурсолога должны оказаться последовательно:

• 1) участники взаимодействия — их статусные, ролевые и иные характеристики;
• 2) условия взаимодействия — среда, подразумеваемые общие знания и их предпосылки;
• 3) порядки взаимодействия — мотивы, цели, ценности, стратегии, актуальные в данных дискурсивных рамках;
• 4) способы взаимодействия — стиль, тональность, модальность, специфические характеристики канала коммуникации.

Норман Фэркло (р. 1941) — британский социолингвист, теоретик и практик критического дискурс-анализа. Основные работы: «Язык и власть» (1989), «Критический дискурс-анализ» (1995), «Язык и глобализация» (2006).

«При анализе текстов фокус внимания должен постоянно сдвигаться, чтобы в него попадали попеременно то „сам текст“, то типы дискурса, используемые в его построении».

Фэркло предлагает говорить о трех этапах, которые непременно должна включать в себя процедура критического дискурс-анализа. Начинать он советует с рассмотрения лексического уровня (важен выбор слов, отношения между ними, стилистическая окрашенность, специфическая экспрессивность, наличие метафор и т. д.), затем перейти к грамматическому уровню (залог глаголов, наличие отрицательных конструкций, личных или безличных форм, характер личных местоимений, преобладание тех или иных синтаксических конструкций) и наконец исследовать самые общие текстовые структуры. При этом желательно удерживать в зоне внимания одновременно все три составляющие дискурса, в которых по-разному проявляются следы идеологических воздействий: языковые формы; подразумеваемые ими виды речевого действия и взаимодействия; объемлющий те и другие социальный контекст.

Критический дискурс-анализ — столько же вид объективного научного исследования, сколько вид ответственной социальной работы. Эту дополнительную, но существенную функцию дискурсивного анализа можно проиллюстрировать на примере изучения распространенной, к сожалению, и потенциально страшной разновидности властной речи, определяемой социолингвистами как «язык вражды», «язык ненависти» (hate speech).

Пример из практики

Акт оскорбления предполагает резко негативное определение идентичности другого субъекта: обидным, унижающим словом он ставится на подчеркнуто низкое место или даже вообще лишается какого-либо места. Слово-оскорбление — ярко выраженный пример перформатива. Как будто бы говорящий всего лишь описывает свой объект («Эй, жирный!» или «рыжий», «черный» и т.и.), но слово ранит, причиняет боль, рождает ответно враждебное чувство — говоря юридическим языком, «разжигает рознь». Разрешением коллизии в прошлые времена мог быть вызов на дуэль или иной, менее «упорядоченный» вид ответного насилия. В наши дни опасный эффект такой речи умножается массовостью коммуникаций и грозит стать неуправляемым. Каковы возможные действия по его нейтрализации? Этот вопрос поднимался и поднимается в спорах, но поводу политической корректности, то есть введения обществом формальных запретов на слова, потенциально обидные для тех или иных социально уязвимых групп населения. Сомнения в том, что проблему возможно решить подобными средствами, высказывались неоднократно — и они небезосновательны. Допустим, мы запрещаем называть человека с черной кожей «ниггером» (в Америке) или выходца с Кавказа — «черным» (в России). Способствует ли это само по себе ослаблению социально-психологической напряженности между этническими группами? Отчасти, безусловно, да, но гарантий — никаких. Слово может вскрывать и очищать гноящуюся рану ненависти или только прикрывать ее, помогать затягиванию или бередить.

Есть основания думать, что опасность речевого акта, несущего в себе негативный заряд, может быть обезврежена по-настоящему не запретами, а тактичной активностью диалога. Именно — и только — в диалоге жертва коммуникативного насилия может проявить свою речевую и социальную компетентность, способность к ответному действию. Отвечая на оскорбление оскорблением, воздавая «око за око», мы лишь еще больше увязаем во вражде — к счастью, речь открывает перед нами и другие возможности (например, умелое, тактичное использование иронии способно отнять у обидчика монополию на однозначное использование ранящего слова, а само слово лишить «жала»). Подоплекой социального неравенства, как правило, является неравенство доступа к дискурсу и участия в коммуникативных ситуациях — оно лишь усугубляется беспомощной покорностью конвенциям, неспособностью говорить иначе как «чужими словами», социальной безъязыкостью или косноязычием.

Тён ван Дейк (р. 1943) — нидерландский лингвист, один из создателей дискурсивного анализа, теоретик и практик критического дискурс-анализа. Автор книг: «Стратегии восприятия дискурса» (1983), «Новости как дискурс» (1988), «Язык. Познание. Коммуникация» (1989), «Дискурс и власть» (2013).

«Властные группы и их представители контролируют или имеют доступ к бесконечно широкому и разнообразному спектру дискурсивных ролей, жанров, условий и стилей. Они контролируют формальные дисмоги с подчиненными, деловые совещания, отдают указания и формулируют правила, пишут различные виды отчетов, книги, инструкции, газетные материалы и производят различные масс-медийные дискурсы. Они не только являются активными участниками большинства коммуникативных ситуаций, но и выступают в роли инициаторов вербальных дискуссий или публичного дискурса, устанавливают „тон “ и стиль дискурса, определяют его темы и решают, кто будет участником или реципиентом их дискурсов».

Из этого очевидным образом следует, что без критически-творческого отношения к языку и его социальному использованию невозможно ответственное отношение к социальному обустройству. Обживая пеструю и притом сверхплотную информационно-коммуникативную среду, пронизанную невидимыми силовыми линиями (косвенно осуществляемой) власти, представляющую невиданное прежде разнообразие групповых и индивидуальных интересов, современный человек оказывается как никогда зависим от дискурсивных систем, им или помимо него производимых. Этим обусловлена высокая востребованность и практическая полезность дискурсивного анализа в наши дни.

Задания на знание прочитанного

• 1. Что такое дискурсивная формация? Что такое дискурсивное сообщество?
• 2. В чем различия в понимании дискурса 3. Харрисом и М. Фуко?
• 3. Какие шаги включает в себя процедура дискурсивного анализа?

Задания на понимание прочитанного

• 1. Раскройте тезис Л. Альтюссера: «Идеология обращается к индивидуумам, чтобы посредством „обращения“ (interpellation) „преобразовать их в субъектов“»^[2].
• 2. Какие принципы упорядочения дискурса рассматривает М. Фуко? Приведите свой пример так или иначе упорядоченного дискурса и прокомментируйте его.
• 3. Раскройте тезис С. Холла: «Идентичность структурирована подобно языку»^[3]. Приведите пример дискурсивного конструирования конкретной идентичности.

• [1] Грайс Г. П. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16: Лингвистическая прагматика. М.: Прогресс, 1985. С. 224—225.
• [2] Альтюссер Л. Идеология и идеологические аппараты государства. URL: http://magazines.russ.ru/nz/201 l/3/al3.htm (дата обращения: 01.11.2015).
• [3] Холл С. Вопрос культурной идентичности // Художественный журнал. 2010. № 77/78.