Сакральное и рациональное знание в Западной Европе XI— XIV вв.: новые подходы и новые вызовы

Расширение поля интересов европейских интеллектуалов в зрелое Средневековье связано, прежде всего, с расширением круга общения.

Завершение завоевания Испании, активная торговля были гораздо важнее крестовых походов, которые почти не повлияли на расширение кругозора европейских интеллектуалов, малограмотные крестоносцы не собирались привозить ученые трактаты, отдавая предпочтение материальным ценностям. Отвоевание Испании у мавров привело к тому, что арабское знание, скопившееся в библиотеках испанских городов, будучи невостребованным какое-то время, оказалось интересным и поучительным. Запреты на изучение книг Аристотеля по естественной философии (Постановления французских епископов 1210 г. и Устав Парижского университета от 1215 г.) легко обходятся при помощи замены этого имени на нейтральное «Учитель» («Философ»). Корпорации переводчиков, возникшие в разных городах преимущественно Южной Европы как организации — посредники между купцами — христианами и арабскими торговцами, вскоре переросли свои скоромные задачи, переводя не только торговые договоры и списки продаваемой продукции, но и научные и литературные произведения. Качество переводов было разным, ведь сам процесс перевода отнюдь не всегда был прямым — иногда сначала с арабского делался перевод на местные наречия (чаще всего это касалось Испании, где жили переводчики-евреи, владевшие арабским и местным языками), а уже с этих наречий делался второй перевод — на латынь. Но перевод на латынь не означал завершение процесса — иногда надо было редактировать уже готовый перевод, чтобы он был понятен читающему.

Тем не менее корпорации переводчиков в Толедо, Палермо и ряде других городов стали «фабриками текстов», формировавшими книжный климат Западной Европы. Уже в XII в. арабские интеллектуалы становятся авторитетами для европейских книжников — имена Гебера, Ибн-Рушда, Ибн-Сины и Аль-Фараби упоминаются в латинских текстах наряду с именами Аристотеля, Платона, Галена и отцов церкви.

Процесс накопления знаний внешне почти не изменяется, но теперь дело книжника не ограничивается только классификациями знаний и выяснением того, что можно исследовать. Предпринимаются попытки обсудить суть тех или иных процессов или природных явлений. Например, феномен превращения металлов Альберт Великий объясняет наличием в природе цикличности: «Они |металлы) переходят один в другой кругообразно. Соседние металлы имеют сходные свойства, поэтому серебро легко превращается в золото» 113, 94).

В XII—XIII вв. формируются университеты, где готовят «теоретиков» для интеллектуальных битв — теологов, философов, юристов, врачей. Именно этих специалистов чаще всего выпускали четыре основных факультета обычного средневекового университета. Врачи отнесены в разряд «теоретиков» не случайно — врач с университетским дипломом чаще всего не проводил никаких операций, он лишь ставил диагноз и назначал лечение, передавая больного лекарям более низкой квалификации или аптекарям. Исключением в этом ряду была медицинская школа в Салерно (город в Южной Италии), основу которой составляла практическая деятельность, основанная на знании врачом анатомии человека, свойств растений.

Схоластический метод обучения, сформированный в прениях на религиозные темы и отточенный уже в университетских дебатах, демонстрирует большое внимание средневекового книжника к слову. Слово — основа проповеди (главного способа общения с прихожанами), Слово — основа книжного (молчаливого, а значит более сильного) знания, Слово — Христос. Назвать — значит определить, понять, выстроить систему связей с другими словами-понятиями. Не случайно такое огромное значение на протяжении едва ли не всей эпохи Средневековья имел труд Исидора Севильского (VI—VII вв.) «Этимологии». В этой книге автор трактовал слова, относившиеся едва ли не ко всем областям жизни человека^[1].

Классификация знаний и в этот период является важной частью философских трудов. Но есть важное отличие от более ранних работ книжников: классификация рассматривается как первая ступенька для введения читателя в мир знания с тем, чтобы потом вывести его на иной, более высокий уровень понимания знаний, кроме того, номенклатура этих знаний постепенно расширяется, в классификации попадают направления, имеющие практическое значение. При этом логика стала основой для классификации наук. Логика досталась Средневековью в наследство от эпохи Античности и стала фактически основой основ доказательства того или иного явления, объяснения качеств предмета и т. п.

«Наука в Средние века была в основном книжным делом, она опиралась главным образом на абстрактное мышление; при непосредственном обращении к природе она пользовалась, как правило, методами наблюдения, видела свою цель не в том, чтобы способствовать преобразованию природы, а стремилась понять мир таким, каким он предстает в процессе созерцания, не вмешивающегося в естественный ход событий и не руководствующегося соображениями практической пользы» [5, с. 37].

Одним из важных итогов периода XI—XIV вв. стало оформление трех основных направлений философии — реализма, концептуализма и номинализма [5, с. 174]. Эти направления возникли вокруг спора о природе универсалий (общих понятий). Реалисты (вслед за Платоном) утверждали, что реальностью обладают общие понятия, номинализм, напротив, связывал реальность с единичными вещами, концептуалисты занимали некоторую среднюю позицию. Однако рассматривать каждое из направлений средневековой философии отдельно довольно трудно — их носители так или иначе внесли свой вклад едва ли не в каждое из этих направлений. Особенно примечателен номинализм, в котором обнаруживаются и элементы других направлений. Здесь развивалось направление мысли, ведущее к эмпиризму Нового времени.

Надо сказать, что номинализм при всей своей умозрительности, ограниченной лишь словесными описаниями, тем не менее в чем-то стал основой для физики Нового времени. Например, Оккам, а затем и Фома Брадвардин из Мертон-колледжа Оксфорда (ок. 1290—1349 гг.) оформили разделение учения о движении на динамику и кинематику. «Мертоновская группа» (Фома Брадвардин, Уильям Хейтсбери, Ричард Суайнсхед, Джон Дамблтон) фактически предложила рассматривать кинематику не с качественных позиций («верхнее-нижнее», «жесткое-мягкое» и т. д.), но с позиций количественных. Однако обсуждение качеств при исследовании движения продолжало активно использоваться — в работах Мергон-колледжа кинематика дополнялась учением об интенсии и ремиссии качеств, причем под качествами понимались не только физические, но и этические качества. Математический аппарат для описания механического движения, предложенный мертоновцами, был сугубой абстракцией. Единственным из понятий, близких к механике Нового времени, было понятие интенсивности движения и так называемый градус скорости (это понятие должно было количественно показывать интенсивность движения). «Теорема о среднем градусе скорости» (введение понятия средней скорости движения), безусловно, повлияла на Галилео Галилея при создании им теории свободного падения тела [4, с. 315—322]. Эти и другие идеи были развиты французским философом Н. Оремом (ок. 1323—1382 гг.).

На фоне этих теоретических «наук» в Европе XIV в. развивалась практика — астрология и алхимия. Их судьба причудлива — зародившись еще на закате Античности, они вполне счастливо существовали вплоть до XVIII в. Такая долгая жизнь была обусловлена их близостью к практическим нуждам и устремлениям человека — богатству, здоровью, желанию спланировать свою жизнь и узнать свое будущее. Обывательская алхимия с ее стремлением быстро получить золото или эликсир жизни вызывала раздражение у многих интеллектуалов, которые исходили из идеи, взятой от Аристотеля, о том, что сущность вещей неизменна, поэтому преобразование одной вещи в другую путем смешения с другими сущностями невозможно. Позицию интеллектуалов выражает знаменитая характеристика алхимика, данная С. Брантом в поэме «Корабль дураков» (1494):

Алхимия примером служит Тому, как плутни с дурью дружат И как плуты живут — не тужат.

Сказал нам Аристотель вещий:

«Неизменяема суть вещи»,.

Алхимик же в ученом бреде Выводит золото из меди…

Подлинные алхимики, такие как Альберт Великий (1200—1280), дорожившие своей репутацией и знаниями, приводили иные слова, приписывавшиеся Аристотелю: «Недаром Аристотель говорит: „Я не верю, что металлы могут превращаться один в другой без того, чтобы прежде не быть превращенными (transformari) в первоматерию, то есть приведенными к состоянию золы обжиганием на огне. Вот тогда-то и возможно [превращение]“» [1, с. 6] (сегодня эти слова приписывают Авиценне, однако Альберт Великий был уверен в их «аристотелевском» происхождении). Кроме того, приемы работы алхимика и его инструментарий стали базой для химии.

• [1] Не случайно ныне св. Исидор Севильский почитается католиками как небесный покровитель Интернета.