Диссонанс и самоубеждение

Исходя из того, что возникновение диссонанса тесно связано с самосознанием человека, Клод Стилл и коллеги предположили, что индивиды меняют свои установки всякий раз, когда их поведение не соответствует позитивному представлению о самих себе, т. е. положительному самосознанию. Совершив какие-либо действия, угрожающие самооценке (ложь, подлость, глупость и т. п.), люди прибегают к самооправданию, самоубеждению, для чего и изменяют свои установки. Переживая состояние диссонанса, индивид оказывается перед альтернативой: либо допустить в самосознание уничижительные самооценки, наподобие «Я глуп», «Я подлец», «Я лгун» и т. д. (вариант, конечно, возможный, но довольно редкий), либо убедить себя, что все в порядке, что поступок вовсе не такой уж плохой, глупый и т. д. Одним словом, человек приводит установки в соответствие с самосознанием и таким образом самооправдывается. Как мы уже неоднократно отмечали, данная когнитивная процедура является ije чем иным, как самоподтверждением. Кстати, Стилл и коллеги доказали свою гипотезу в ряде лабораторных экспериментов. Когда они давали участникам возможность самоподтвердиться способом, альтернативным изменению установок (например, через заполнение вопросников, где испытуемые излагали свои установки), те не изменяли установок.

Роберт Чалдини в связи с диссонансом обращает внимание на более чем странное поведение людей, оказавшихся в ситуации выбора и испытывающих из-за этого психический дискомфорт. Ими действительно движет психологика, а не здравый смысл. Чалдини ссылается при этом на полевое исследование Роберта Кнокса и Джеймса Инкстера, изучавших на ипподроме Ванкувера забавные стратегии снижения диссонанса, используемые игроками на тотализаторе (Чалдини, 1999). Исследователи опрашивали игроков относительно шансов на победу тех лошадей, на которых люди делали ставки. Выяснилась любопытная закономерность. Игроки, которые еще только стояли в очереди, чтобы сделать ставку, считали, что их лошади имеют лишь некоторые шансы на успех. Опрошенные же сразу после того, как ставки были сделаны, игроки были уже почти на 100 процентов уверены в победе выбранных ими лошадей. Почему так возрастала уверенность людей? Видимо, потому, что, приняв окончательное решение, выбрав лошадь и поставив на нее, каждый индивид, чтобы преодолеть состояние диссонанса, возникавшее у него в период выбора, убеждал себя в правильности собственного решения путем повышения уверенности. Ведь иначе ему пришлось бы признать, что он сделал глупость и выбросил деньги на ветер.

Все это подтверждает теорию психологии масс и психоанализа о том, что большинство людей стремятся не к разумности своего поведения, а к приданию ему видимой логичности и последовательности. Высокая самооценка для человека гораздо важнее, чем ясное осознание истинного положения дел. Самоубеждение, ведущее к самодовольству, — лучший способ избежать психического дискомфорта.

Сделав свой выбор из двух или более вариантов поведения, многие люди для достижения эффекта самоубеждения ищут и находят аргументы не только в поддержку своего решения, но и против отвергнутых альтернатив. Проше говоря, если вы мучительно решаете для себя дилемму, куда пойти: с друзьями на вечеринку или одному в библиотеку, и наконец делаете выбор в пользу первого варианта, то, вероятно, вы убедите себя не только в том, как приятно, весело и полезно пить, плясать и веселиться, но и в том, как плохо, скучно и вредно читать книжки и писать конспекты. Понятно, что если вы, взвесив все «за» и «против», приняли свое вполне обоснованное и отлично аргументированное решение в пользу вечеринки и уже отправились на нее, но вас все же продолжают мучить сомнения, то вам придется прибегнуть еще к одному способу снижения диссонанса, о котором мы уже не раз говорили в предыдущих разделах. Уж он-то, без сомнения, укрепит вас в принятом решении и поможет окончательно изменить установку в отношении учебы. Речь идет об избирательном подходе к информации. Дело в том, что, определившись с решением по любому вопросу, люди, как правило, начинают целенаправленно искать лишь ту информацию, которая подтверждает правильность их решения, игнорируя ту, которая с ним не согласуется. Ну, а если не находится ничего подходящего, то можно что-нибудь выдумать и самому.

Справедливости ради отмечу, что так происходит не всегда. Если человек совершенно уверен в своей правоте, то он, напротив, будет искать возможность успешно опровергнуть противоречащие его взглядам сведения, получая от этого удовольствие. Кроме того, если индивид больше озабочен интересами своего дела, чем повышением самооценки, или осознает свои потребности, то он не будет обращаться к избирательности, а наоборот, постарается уделить больше внимания диссонирующей информации.

Правда, бывают еще более захватывающие и драматические решения и выборы. Об этом свидетельствует, в частности, включенное полевое исследование Лиона Фестингера, Генри Риккена и Стэнли Шехтера, которые наблюдали поведение так называемой Чикагской группы (Фестингер, Риккен, Шехтер, 1956).

Чикагская группа представляла собой образец нетрадиционной секты. Ее лидеры, Томас Армстронг и Мэриан Кич, собрали группу единомышленников и уверили их, что в ближайшем будущем произойдет новый всемирный потоп и спасутся только избранные, которых на летающей тарелке вывезут из зоны бедствия инопланетяне. Кич утверждала, что контактирует с инопланетянами посредством телепатии и возможность спастись будет только у ее верных последователей.

Фестингера и коллег заинтересовало то, что избранные инопланетянами «праведники» делали публичные заявления о грядущей катастрофе. Поэтому Фестингер, Риккен и Шехтер решили на время стать членами секты и посмотреть, что станет с убеждениями и верой людей, если потопа не случится. Как они разрешат диссонанс между своей уверенностью в скором конце света и фактами, свидетельствующими о том, что они ошибались?

Что же стало с верой членов секты после того, как катастрофы не произошло? Любой человек, рассуждающий с позиции простого здравого смысла, вправе предположить, что обманутые верующие должны были устыдиться своих недавних убеждений перед лицом очевидного факта и перестать верить в инопланетных спасателей. Но ничего подобного не произошло. Напротив, они стали демонстрировать еще большую убежденность, но теперь в том, что конец света на неопределенное время откладывается. Вот как это объясняет Р. Чалдини: «Члены группы зашли слишком далеко, отказались от слишком многого во имя своих верований. Они не смогли бы выдержать разрушения своей веры, стыд, экономические издержки, осмеяния. Сектанты изо всех сил цеплялись за свое верование» (Чалдини, 1999, с. 120). Эти выводы убедительно иллюстрируют признание доктора Армстронга, сделанное им одному из исследователей через 4 часа после «отмены потопа»: «Я прошел трудный путь. Я отказался почти от всего. Я разорвал все свои связи. Я сжег все мосты. Я повернулся спиной к миру. Я не могу позволить себе усомниться. Я должен верить. И нет никакой другой истины» (Там же).

В рамках теории когнитивного диссонанса была выдвинута и еще одна гипотеза, способная объяснить упорство членов Чикагской группы. Суть ее сводится к тому, что люди, которые много претерпели, многим пожертвовали или приложили немалые усилия, чтобы стать членами некоей группы, начинают ценить ее очень высоко, больше переживают из-за нее, больше ее любят и соответственно очень гордятся членством в ней. Активным сторонником и последователем этой гипотезы является Элиот Аронсон, который в 1950;1960;х гг. провел ряд ее экспериментальных проверок. В одном из своих наиболее известных экспериментов такого рода Элиот Аронсон и его коллега Мерил Карлсмит объясняли студенткам одного из колледжей, согласившихся принять участие в исследовании, что им предстоит участвовать в дискуссиях по проблемам психологии пола. Частично это было правдой, по в основном, как мы уже знаем, испытуемых вводили в заблуждение, проще говоря, обманывали (вспомним наше обсуждение этики исследований).

Каждая студентка в индивидуальном порядке беседовала с исследователем, который сообщал ей, что экспериментаторов интересует ход, динамика, структура и т. д. групповой дискуссии. Затем он сетовал на то, что выбранная тема исследования сковывает участников обсуждения, вызывает у них стеснение. После чего, разумеется, испытуемую без обиняков спрашивали — способна ли она (в отличие от других) свободно обсуждать такие темы. Понятно, что после такой доверительности со стороны экспериментатора все ответы были утвердительными.

На втором этапе исследования всех испытуемых, используя принцип случайности (рандомизации), разбивали на три группы. Членам каждой группы предстояло пройти различные по степени тяжести психологические испытания. Собственно говоря, «испытаниям» подверглись только две группы. В одной группе студенток сразу попросили приступить к обсуждению предложенной темы. Студентки из второй группы должны были в присутствии мужчин-экспериментаторов вслух прочитать слова, связанные с сексом. Наконец, участницы из третьей группы подверглись «настоящей» психологической инициации — им предлагали пройти тест на способность действительно раскованно вести дискуссию на сексуальные темы, для чего они должны были в присутствии мужчин-экспериментаторов прочесть вслух 12 нецензурных слов и пару впечатляющих описаний полового акта из художественной литературы (Шихирев, 1999).

На третьем этапе исследования каждая из испытуемых в изолированной кабине через наушники слушала якобы действительно происходящую дискуссию, а на самом деле — запись ранее состоявшегося обсуждения. При этом все студентки слушали один и тот же вариант записи. Самим участницам предписывалось только слушать, что говорят другие, поскольку в этом обсуждении их участия пока не предусматривалось, а изоляция объяснялась стремлением создать более свободную атмосферу.

По окончании прослушивания дискуссии каждую студентку просили оценить выслушанное ими выступление по специальной шкале. Результаты подтвердили гипотезу Аронсона. Те участницы, которые прошли самое тяжелое психологическое испытание, наиболее высоко оценили дискуссионную группу. Понятно, что студентки, не подвергшиеся испытанию, а просто побеседовавшие на гендерные темы, были невысокого мнения о прослушанной ими дискуссии.

Таким образом, теория когнитивного диссонанса имеет в современной социальной психологии очень широкий спектр применения, выступая в качестве объяснительной гипотезы для самых различных социальных ситуаций.

Конфликт интерпретаций: диссонанс или самопонимание?

Классическое исследование когнитивного диссонанса провели Л. Фестингер и М. Карлсмит в 1959 г. Суть их эксперимента состояла в следующем: исследователи просили студентов-испытуемых обманывать друг друга и при этом платили за ложь одним по 20 долларов, другим — по 1 доллару. Дело в том, что испытуемым приходилось в ходе эксперимента выполнять бессмысленное, глупое задание: перекладывать в течение часа катушки с подноса на стол и обратно со стола на поднос. И вот после того, как одни участники эксперимента «отрабатывали» свою долю бессмыслицы, их просили, чтобы они сказали другим студентам, ожидавшим своей очереди для участия в эксперименте, что это исследование очень полезно, поучительно и в высшей степени интересно. При этом, как уже говорилось, одним за обман платили по доллару, другим — по 20. Позднее в вопросниках об отношении к эксперименту каждый участник, за плату обманывавший других, высказывал свое отношение к исследованию. Фестингер и Карлсмит установили, что те испытуемые, которым заплатили по 1 доллару, более высоко оиенивали эксперимент, находя его интересным, в отличие от тех, кому было заплачено по 20 долларов.

Исследователи объяснили полученный результат тем, что участники, получившие по 20 долларов, могли легко оправдать свое поведение хорошей оплатой, те же, кому заплатили по 1 доллару, вынуждены были искать другое оправдание своему поступку, и у них оставался только один простой способ объяснить причину своего поведения так, чтобы не считать себя человеком, готовым соврать за 1 доллар: убедить себя, что исследование реально было интересным и что участие в нем действительно доставило им удовольствие. В итоге ситуация выглядела для них так — они никого не обманывали, а говорили истинную правду, и доллар, полученный ими, здесь совсем ни при чем.

Результаты, полученные в исследовании, были тем более поразительными, что они противоречили базовому постулату бихевиоризма. Ведь принцип подкрепления гласит: чем больше вознаграждение, тем вероятнее и р адикальнее меняются поведение и установки. Поэтому неудивительно, что Аерил Бем, исследователь бихевиористской ориентации, предложил для объяснения результатов описанного эксперимента альтернативную теории диссонанса теорию самопонимания. Она, как мы уже знаем, исходит из того, что люди узнают о своих установках, анализируя собственное действие. Бем утверждал, что участники эксперимента не переживали диссонанса, они просто изучали свое поведение и уясняли собственные установки.

Чтобы подтвердить свои рассуждения, Бем провел собственное исследование, в котором рассказывал участникам об эксперименте Фестингера и просил их предсказать результаты. Предсказанные результаты почти совпадали с реальными, что, по мнению Бема, свидетельствовало о том, что вовсе не требуется переживать состояние диссонанса, но просто само участие в эксперименте Фестингера было интересным для испытуемых. Другими словами, Бем утверждал, что испытуемые в эксперименте совсем не кривили душой, говоря, что исследование им понравилось, поскольку 1 доллар — не такие большие деньги, чтобы побудить кого-либо ко лжи.

Каждая из сторон, Фестингер и Бем, оставались при своем мнении. Теоретическая тяжба между ними длилась до тех пор, пока в 1977 г. Рассел Фазио, Марк Занна и Джоэл Купер (1977) не заявили, что правы обе стороны. Внимательное изучение результатов исследования, полученных как сторонниками одной, так и другой теории, показало, что теория самопонимания лучше подходит для объяснения ординарных ситуаций, где поведение незначительно расходится с установкой, в то время как теория диссонанса может лучше объяснять ситуации, где поведение людей существенно отличается от их установок.