Возможности выбора путей развития в рамках данной ситуации

Историю нельзя переделывать по своему усмотрению, т. е. произвольно и субъективно. Но история не есть и фатальность, которая управляет людьми и автоматически приводит к тем или иным результатам. Конечно, люди ее сами делают, но они делают ее не так, как им вздумается, а при «обстоятельствах, которые не сами они выбрали, а которые непосредственно имеются налицо, даны им и перешли от прошлого»^[1]. Иначе говоря, люди всегда должны считаться с объективными условиями и исходить из них при решении тех или иных задач. Но внутри самих объективных условий может оказаться несколько вариантов решения этих задач, что свидетельствует о том, что нет в истории однозначных причинно-следственных связей и железного детерминизма. Они всегда имеют сложный и многоаспектный характер.

Тем не менее возможности выбора путей развития детерминируются данными обстоятельствами жизни общества, и невозможно выйти за их пределы. Проиллюстрируем это теоретическое положение историческими фактами. Первый пример связан с положением крепостных крестьян в эпоху царствования Екатерины II. В. О. Ключевский считает, что «можно было тремя способами разверстать отношения крепостных крестьян к землевладельцам: во-первых, их можно было открепить от лица землевладельца, но при этом не прикреплять к земле, следовательно, это было бы безземельным освобождением крестьян»^[2]. Об этом мечтали либеральные дворяне, но, как пишет Ключевский, такое освобождение практически не было возможно, ибо привело бы к политической катастрофе. Во-вторых, можно было бы «открепив крепостных от лица землевладельца, прикрепить их к земле, т. е. сделавши их независимыми от господ, привязать их к земле, выкупленной казной»^[3].

Следствием этого было бы то, что крестьяне превратились бы в крепких государственных плательщиков, и их положение оказалось бы близким к тому, которое сложилось 19 февраля 1861 года. Русский историк справедливо отмечает, что в XVIII веке такое освобождение, связанное со сложными финансовыми операциями выкупа земли, было невозможно. В-третьих, «можно было бы, не открепляя крестьян от лица землевладельцев, прикрепить их к земле государственных хлебопашцев»^[4].

Ключевский считает, что третий способ был наиболее удобным, но императрица отвергла все три способа и просто закрепила господство владельцев над крестьянами в том виде, в каком оно существовало в XVIII веке. Крепостные крестьяне превратились в частную собственность землевладельцев. «Вот почему Екатерину можно назвать виновницей крепостного права не в том смысле, что она создала его, а в том, что это право при ней из колеблющегося факта, оправдываемого временными нуждами государства, превратилось в признанное законом право, ничем не оправдываемое»^[5].

Таким образом, в России в XVIII веке существовало, по крайней мере, три способа решения крестьянского вопроса. Но все они были обусловлены тогдашними объективными обстоятельствами, и нельзя было выйти за их пределы. Нельзя было, например, сразу отменить крепостное право, так как для этого не созрели еще условия. Выражаясь гегелевским языком, оно было необходимо и, следовательно, разумно. Оно пока не мешало развитию российского общества. Но со временем оно стало неразумным и, хотя реально существовало, в нем не было никакой необходимости, так как оно тормозило дальнейшее продвижение России по пути социального прогресса. Это стали осознавать одни раньше, другие позже. Это поняли и верхние эшелоны власти, которые царским манифестом 19 февраля 1861 года отменили крепостное право.

Другой пример связан с Октябрьской революцией, о значении которой английский философ Б. Рассел писал в 1920 году: «Российская революция одно из величайших героических событий в мировой истории. Ее сравнивали с французской революцией, но в действительности ее значение еще более велико. Она сильнее изменяет повседневную жизнь и структуру общества: она вносит также большие перемены в представления и убеждения людей»^[6]. Сразу же после ее победы и до настоящего времени многие философы, политики, писатели, политологи, публицисты и просто любящие поговорить о революции утверждают, что эта революция есть отклонение от общей линии мирового развития, что большевики-фанатики взяли власть в свои руки и волюнтаристски навязали народу свои представления о социализме, вообще о путях развития российского общества. Такой ангажированный подход к изучению крупнейшего исторического события мало продуктивен, ибо явление выдается за сущность, а сущность за явление. Задача же науки состоит в том, чтобы исследовать глубинные причины исторических фактов и событий.

Октябрьская социалистическая революция произошла в исключительных обстоятельствах и в чрезвычайно сложной и многообразной стране. И не было ни материальных, ни социальных, ни политических предпосылок для ее свершения. Но если не было предпосылок для социалистической революции, то были предпосылки для захвата власти. Почему? Потому что продолжавшаяся война полностью разрушила экономику, все классы и слои России были недовольны царским режимом, они требовали отречения царя, и последний вынужден был отречься от своего престола. Но и Временное правительство оказалось не в состоянии выправить положение дел и вывести Россию из критической ситуации. Оно выступало за продолжение военных действий, а народ устал. Он требовал хлеба и мира. Армия стала разлагаться и вышла из подчинения. Одним словом, кругом царили хаос и неразбериха.

Временное правительство оказалось неспособным управлять страной в новых, сложных условиях. Его власть все больше и больше наталкивалась на непреодолимые препятствия, что свидетельствовало о том, что любая политически организованная сила могла свергнуть его и взять власть в свои руки. Н. А. Бердяев писал, что «только диктатура могла остановить процесс окончательного разложения и торжества хаоса и анархии. Нужно было взбунтовавшимся массам дать лозунги, во имя которых эти массы согласились организоваться и дисциплинироваться, нужны были заражающие символы. В этот момент большевизм, давно подготовленный Лениным, оказался единственной силой, которая с одной стороны могла докончить разложение старого и с другой стороны организовать новое. Только большевизм оказался способным овладеть положением, только он соответствовал массовым инстинктам и реальным соотношениям»^[7]. Не взяли бы власть большевики, взяли бы другие, о чем свидетельствует августовский мятеж генерала Корнилова. Как говорится, корона валялась, и ее мог подобрать кто угодно.

Октябрьская революция — исключительный продукт российского общества. Она была подготовлена всем ходом развития России. Об этом с исчерпывающей полнотой писал тот же Н. А. Бердяев: «Большевизм воспользовался всем для своего торжества. Он воспользовался бессилием либерально-демократической власти, негодностью ее символики для скрепления взбунтовавшейся массы. Он воспользовался объективной невозможностью дальше вести войну, пафос которой был безнадежно утерян, нежеланием солдат продолжать войну, и он провозгласил мир. Он воспользовался неустроенностью и недовольством крестьян и передал всю землю крестьянам, разрушив остатки феодализма и господства дворян. Он воспользовался русскими традициями деспотического управления сверху и, вместо непривычной демократии, для которой не было навыков, провозгласил диктатуру, более схожую со старым царизмом. Он воспользовался свойствами русской души, во всем противоположной секуляризированному буржуазному обществу, ее религиозностью, ее догматизмом и максимализмом, ее исканием социальной правды и царства Божьего на земле, ее способностью к жертвам и к терпеливому несению страданий, но также к проявлениям грубости и жестокости, воспользовался русским мессианизмом, всегда остающимся, хотя бы в бессознательной форме, русской верой в особые пути России. Он воспользовался историческим расколом между народом и культурным слоем, народным недоверием к интеллигенции и с легкостью разгромил интеллигенцию, ему не подчинившуюся. Он впитал в себя и русское интеллигентское сектантство и русское народничество, преобразовав их согласно требованиям новой эпохи. Он соответствовал отсутствию в русском народе римских понятий о собственности и буржуазных добродетелях, соответствовал русскому коллективизму, имевшему религиозные корни. Он воспользовался крушением патриархального быта в народе и разложением старых религиозных верований»^[8].

Как уже отмечалось, если бы большевики не взяли власть, то ее взяли бы другие, ибо нельзя было не свергать Временное правительство, не оправдавшее ожиданий масс. Иначе говоря, у российского народа в данных исторических условиях не было другого выбора, другой альтернативы. Операция свержения Временного правительства могла бы быть отложена, но все равно, рано или поздно, ее надо было проводить. Конечно, если бы Временное правительство пошло навстречу требованиям масс, то, возможно, ситуация изменилась бы. Однако оно не было на это способно и жестоко расплатилось за свои ошибки.

Итак, у людей есть всегда возможность выбрать тот или иной путь развития, те или иные способы решения социально значимых задач, но все пути и способы находятся внутри данных обстоятельств, а не за их пределами. В античном мире были одни формы решения, в эпоху феодализма другие, в настоящее время совершенно иные. Магистральными путями общественного развития на макроуровне выступают эволюционный и революционный пути. Наиболее оптимальным и желательным является первый путь, для которого характерны постепенные количественные изменения, приводящие в итоге к качественно новому состоянию общества. Он выступает как универсальный путь развития человечества, не связанный с резкой ломкой старых общественных отношений, традиций и обычаев, с огромными людскими жертвами. Революционный путь — это путь насилия, быстрого слома прежних порядков, путь резкого скачкообразного перехода от одного социума к другому. Он не обходится без человеческих жертв и кровопролития. Поэтому он менее всего желателен. Но в истории, как уже отмечалось, не все совершается по воле и желанию людей. И когда складываются соответствующие экономические, социальные, политические, духовные и т. д. условия, когда резко обостряется ситуация и усиливается противостояние классов и социальных слоев, тогда революция становится неминуемой. Выше говорилось о неизбежности Октябрьской революции. Но также была неотвратима Французская революция 1789−1794 годов, связанная с неслыханным насилием, террором, истреблением людей, но расчистившая путь для победы буржуазного способа производства.

Накануне революции резко упал жизненный уровень народа. «Народ стонал под тяжестью налогов, взимаемых государством, оброка, платимого помещику, десятины, получаемой духовенством, и барщины, требуемой всеми тремя. Население целых местностей было доведено до нищеты. В 1777 году была официально установлена цифра в 1100 тыс. нищих. В деревнях голод стал хроническим, он повторялся через короткие промежутки времени и опустошал целые провинции»^[9]. За террор ответственны не только вожди революции и даже не столько они, а обанкротившиеся классы во главе с королем Людовиком XVI. Вообще следует подчеркнуть, что главная причина революций и порождаемых ими гражданских войн заключается в том, что эксплуататорские классы доводят до резкого обострения классовые антагонизмы. В тех странах, где господствующие классы идут на определенные компромиссы, революции не происходят. Там постепенные, эволюционные изменения приводят к качественным изменениям, к улучшению жизни всех слоев общества. И здесь проявляются опять-таки возможности выбора путей развития.

• [1] 1,3 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 8. С. 119.
• [2] Ключевский В. О. Соч. Т. 5. С. 132.
• [3] Там же. С. 133.
• [4] Там же. С. 133.
• [5], 8' Там же. С. 133−134.
• [6] Рассел Б. Практика и теория большевизма. М., 1991. С. 5.
• [7] Бердяев НА. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990.С. 114−115.
• [8] 1,0 Бердяев Н. Л. Истоки и смысл русского коммунизма. С. 115.
• [9] 1,1 Кропоткин П. А. Великая французская революция 1789−1793 гг. М., 1979. С. 17.