Иконопись на Руси. 
Возрождение и традиции

• Введение 3
• Общая характеристика Русской иконописи 9−16 веков. 4
• Новгородская школа. 9
• Московская школа 13
• Псковская школа 19
• Заключение 20
• Литература 22

Одно из величайших открытий начала 20 В. в плане художественном, и в плане духовном — православная икона. Икона открывается, как одно из величайших совершенств мирового искусства, для одних как наследие далекого прошлого, для других как предмет эстетического любования, для третьих — это толчок к осмыслению иконы. Постепенно начинается процесс духовного проникновения в смысл древней иконы, в ней открывают «умозрение в красках» .

Но приходит Советская власть и внедряет новое мировоззрение, в глазах государства все верования это «опиум для народа», начинается борьба с религией во имя принципа свободы совести. Исчезает механическое производство икон, уничтожаются иконописные предприятия. Русская интеллигенция увозит с собой православные иконы, они постепенно проникают в Западную культуру. Первое, что бросается в глаза при сравнении иконы древнего православного мастера и западного художника, — самый способ изображения. Западная манера — «реалистичнее», ближе к жизненному правдоподобию, тогда как на иконе, так же как и на фреске, мы сразу же замечаем целую систему условностей — плоскость, обратную перспективу, нарушение пропорций человеческого тела и многое другое, что резко отличает православную религиозную живопись от западной .

Русская средневековая икона и фреска — суть философия и богословие, проявленные в особой форме, эстетически реализуемые посредством цветоносного пространства, особым образом организованного. Древние иконописцы были истинными духовидцами. Соприкасаясь в молитвенном аскетическом подвиге с миром горним, постигая его неизреченную тайну, его Свет, они стремились тот свет перенести, насколько это возможно, в мир земной. Художникам, постигавшим свет Христов, было присуще особое видение Истины: не в словесных категориях, а в зримых образах, возникавших перед его духовным взором. Современный человек не сознает этого до конца: он нередко видит в иконе нечто, к чему привык, всему чему его обучила современная живопись. В иконе же красота совершенно иной природы: то красота неземного смысла, красота святости. Эстетическая же сторона иконной живописи есть лишь внешнее выражение этого.

Достигая молитвенным аскетическим усилием проникновения в запредельные сферы, иконописец, при духовном нисхождении в мир дольний, преодолевал незримую границу между двумя мирами, и именно в этот момент его понимание истины обретало зримые символические формы, которые он и запечатлевал в красках. Больше того, важной особенностью иконы была обратная перспектива изображения.

Мы привыкли к перспективе линейной, открытой художниками Возрождения.

При линейной перспективе все линии мысленно сходятся в одной точке, воображаемой где-то, за плоскостью изображения.

Суть обратной перспективы в том, что эта точка находится перед иконой, примерно в том месте, где стоит смотрящий на икону человек. Силовые линии Божественной энергии, исходящие от иконы, концентрируются в душе воспринимающего, верующего и он становится как бы центром мироздания, средоточием Замысла о мире. Вот та главная идея, к выражению которой предназначена икона.

Когда мы всматриваемся в иконы разных веков, нам необходимы объяснения специалистов, подобно тому, как, осматривая древний собор, мы нуждаемся в экскурсоводе, который укажет нам на отличия древних частей здания от позднейших пристроек, обратит внимание на малозаметные на первый взгляд, но очень важные характерные детали, отличающие то или иное время и стиль.

Целью данной работы является показать развитие русской иконописи

IX — XVI веков.

Общая характеристика Русской иконописи 9−16 веков.

Русская школа органически связана многими нитями примитивности с византийским искусством. Уже с конца 10 века образцы византийской иконописи начали попадать на Русь и становились не только предметом поклонения, но и предметом подражания, но русская иконопись не была простым ответвлением византийской. Долгое время она находилась в орбите ее притяжения, но уже с 12 века процесс ее эмансипации. Веками накопленные местные черты перешли постепенно в новое качество, отмеченное начального национального своеобразия. Это был длительный процесс, наиболее интенсивно он протекал на Севере в городах Пскове и Новгороде. Их удаленность от Византии и республиканский образ правления позволили ставить и решать различные проблем, кроме того, в северных областях, не затронутых монголо-татарским нашествием, традиции народного искусства держались особенно крепко и властно напоминали о себе в 13 веке, когда почти прекратились связи с Византией. В пределах Московского княжества процесс эмансипации протекал более медленно. С эпохи Андрея Рублева московская иконопись также обрела свое собственное лицо. С этого момента у нас есть основания говорить о древнерусской иконописи, как о вполне сложившейся национальной школе. Главными иконописными школами были Новгород, Псков, Москва. Все основные иконографические типы Русь унаследовала от Византии.

Русские люди рассматривали иконопись, как самое совершенное из искусств. Хитрость иконную, — читаем мы в одном источнике 14 века, изобрели ни Гигес индийский … ни египтяне, ни коринфяне, но сам Господь небо украсивший звездами и землю цветами в лепоту. К иконе относились с величайшим уважением. Считалось неприличным говорить о продаже или покупки икон. Вместо «икона сгорела» говорили: икона выбыла. Икона была окружена ореолом огромного нравственного авторитета. Церковь считала, что икона может быть сделана только «чистыми руками». В массовом сознании мысль о русском иконописце неизменно связывалась с образом нравственного чистого христианина и никак не мирилась с образом женщины-иконописца. Русский иконописец свято оберегал до 16 века древнюю традицию иконописи от проникновения в нее западных реалистических элементов. Для него школа должна была быть возвышенной по своему строю, должна была парить над чувственной действительностью ее образы должны были воплощать высокие идеалы чистой и нравственной жизни.

В Русской иконописи 15 века фигуры святых изображаются всегда бесплотными, они облачены в широкие неопределенного покроя одеяния, у них округлые лица, в которых нет ничего портретного.

Куртуазное начало, столь сильно дающее о себе знать в зрелой готической живописи полностью отсутствует в иконописи: Мария всегда остается Богоматерью. Если фигуры объединены пейзажем, то последний сводится к простейшем формам. Русская иконопись 16 века является искусством святым и радостным. Византийская созерцательность, так и напряжется экспрессивность готики. Не случайно популярнейшей темой Русской иконописи 15века было «Умиление». Икона с изображением ласкающей своего сына матери это одна из вершин русского художественного творчества. Ни французская готика, ни итальянское возрождение не сумели вложить в этом образ большой теплоты. Они создавали образы человеческие, но не задушевные. Русские иконы «Умиление» оправдывают свое название, так как при взгляде на них зрителя чувство глубокой умилительности. Наиболее ярко индивидуальность русского иконописца проявлялась в его понимании колорита. Краска — это подлинная душа русской иконописи 15века. Если мы видим икону в одноцветном воспроизведении, то утрачиваем значительную роль своего очарования. Цвет был для русского иконописца тем средством, с помощью которого он умел достичь и выразить выражение особой нежности, цвет помогал ему окружать поэтическим ореолом христианскую легенду и делал его искусство настолько прекрасным, что трудно было не поддаться его обаянию. Отношение к цвету русского иконописца было гораздо более непосредственным и импульсивным, хотя ему и приходилось считаться с традиционным цветовым каноном Христа и Богоматери. Иконопись 15века любит и пламенную Киноварь, и сияющее золото и золотистую охру, и изумрудную зелень. В рамках 3-х основных икон — Новгородской, Псковской, Московской, сложились свой колористические традиции и при всей общности стиля икон 15века колорит, является как раз наиболее индивидуальным компонентом стиля, облегчающим классификацию икон по школам. Эти колористические традиции имели преемственную связь с колористическими традициями Византии. Но здесь проявлялись народные вкусы, которые видоизменяли суровый византийский колорит в направлении такой ликующей жизнерадостности, что он приобрел совершенно новое качество. Русскую икону никогда не спутать с Византийской. Не менее существенным средством выражения в руках русского иконописца была линия. Ею он владел в совершенстве, он умел делать ее и угловатой, и прямой, и плавной и каллиграфической и монументальной.

Отличительными свойствами икон 15века, особенно когда их, сопоставляешь с иконами позднейшего времени, является их не многосложность и ясность композиции. В них нет ничего лишнего, ничего второстепенного. Преобладают изображения Евангельских сцен и фигур святых. Русский иконописец крайне смело и свободно объединяет не эпизоды, которые ему кажутся главными и наиболее существенными, он умеет координировать высоту и ширину своей композиции с ее малой глубинной.

Практика русских иконописных мастерских, несомненно, восходит к тем навыкам и приемам, которые были выработанные в Византии, но в этой области Русь внесла свои коррективы, продиктованные местными обычаями и материалами. Доски для икон чаще всего изготовлялись из липы, сосны, реже ели, а кипарис появился только со второй половины 17века. Обычно доски давались иконописцу заказчиком, либо сам иконописец поручал их выполнение плотнику. Обилия на Руси дерева позволяла писать иконы большого размера; из отдельных досок сбивался щит, который укрепляли с тыльной стороны горизонтальными набивными брусьями, либо временными шипами. На лицевой стороне доски вытесывали небольшое углубление (ковчег) с несколько возвышающимися краями (поле). В целях предохранения досок от возможных расстрескиваний на них наклеивали льняную и пеньковую ткань, по которой наносили меловой либо алебастровый грунт. После тщательной шлифовки грунта приступали к предварительному рисунку сделанному углем, контуры голов, фигур и зданий нередко процарапывали, чтобы при нанесении золота и краски легче было ориентироваться. Следующий этапэто золочение фонов и других частей композиции, лишь после этого художник приступал писать красками. Их изготовляли на основе природных минеральных пигментов. В качестве связывающего материала в станковой темперной живописи служил желток куриного яйца. Краски художник накладывал в определенной последовательности он покрывал ровными красочными слоями различных тонов сначала фон, в последнюю очередь открытые части тела. Благодаря такой последовательности художник имел возможность дать себе ясный отчет в распределении основных пятен композиции. Лишь после этого он приступал к обработке, соблюдая порядок: следовать от целого к частностям, от второстепенных элементов к основным и главным. Наконец всю живопись после ее завершения сверху прикрывали пленкой из конопляного масла для усиления глубины и звучности цвета. Эту пленку растирали ладонью руки, после чего икону ставили лицом к свету на несколько месяцев пока не и высохнет пленка. Техника иконописи отличалась большой продуманностью и внутренней логикой обеспечивающий добротность письма, которые сегодня сохраняет большую свежесть красок. Веками складывающиеся ремесленные приемы были настолько тщательно разработаны, что они не нуждаются ни в каких совершенных коррективах.

Как и все средневековые художники, русские мастера пользовались при работе образцами, так бы не возможно было соблюдать верность иконографической традиции так как бумага вошла в употребление с 14века, а пергамент был дорог, то образцы как показали раскопки в Новгороде делали на том материале, на котором писали.

Эти образцы для композиции должны были представлять собой контурные рисунки, процарапанные острым инструментом на бересте. А вот как строил свою композицию русский иконописец единой точки зрения не выработано. Русский иконописец пользовался вспомогательными средствами геометрическими линиями, но, несомненно, и отступал от них, работал по интуиции «на глазок'', здесь проявлялась его искусство, если бы это было не так, то были бы иконы близнецы. В иконах 14−15веков пропорции сторон чаще всего выражались в соотношении ширины и высоты как 3:4 либо 4:5. Поясные одиночные фигуры часто вписывались в треугольник, стоящий в рост в квадрат. Но каков точно пропорциональный строй не выяснено. Несомненно, что в композиции фиксировались вертикальные и поперечные оси, центральная точка, откуда проводилась окружность, а для нимбов фиксировался радиус нимба, у стоящих фигур 1/9 длины фигуры, у сидящих 1/8длины.

Новгородская школа.

В русской иконописи 14−15веков были, строго говоря, только три крупные школы — новгородская, псковская, московская. Их произведения, особенно на зрелых этапах развития, действительно отличены чертами школьной общности. Счастливо избегши татарского нашествия. Новгород испытал в 14−15веках блестящий экономический и культурный расцвет. Этот свободный город с крепкой ремесленной прослойкой вел мировую заморскую торговлю и энергично колонизовал обширные земли Севера, неизменно обогащавший новгородцев. Предприимчивые и решительные, практичные и деловые, они всюду вносили дух личной инициативы. Для Новгородской живописи 14 века огромное значение имело художественное наследие 13 столетия. В век, когда оказались почти прерванными культурные и торговые связи с Византией, когда прекратился ввоз византийских икон, стало, естественно, выйти из-под византийского влияния. Это подготовило почву для широкого усвоения народных мотивов и народных форм, в результате чего Новгородская живопись сделалась в 13 веке более примитивной, но в то же время более полнокровной. В 14 веке фреска была в Новгороде более Византирующим искусством, нежели станковая живопись. Она черпала мощные импульсы из работ заезжих греческих мастеров. Имена двух из них нам называют летописи: Исайя — расписавший в 1338 году Церковь в Иерусалиме, и знаменитый Феофан Грек, украсивший росписью в 1378 году Церковь «Спас Преображения» Сопоставляя новгородские фрески 14 века с современными им иконами, убеждаешься в том, местные традиции гораздо крепче держались в станковой живописи. В силу своей дешевизны икона была более демократичным искусством; икону легко мог заказать и сравнительно небогатый человек. Жители Новгорода охотно заказывали иконы для возводимых в большом количестве деревянных и каменных храмов. Этот процесс начался в 13 веке, но своего полного развития он достиг в 14 столетии. Картина Новгородской иконописи 14 века весьма пестрая и противоречивая. Из-за относительно малого количества сохранившихся икон, к тому же совершенно случайных по подбору, очень трудно высказать ее связанный ход развития. Традиции 13 века давали о себе знать в первой половине 14 столетия. Эта архаическая студия держалась и во второй половине 14 века, что объясняется наличием в Новгороде мастерских, обслуживающих разные круги населения.

С 30 годов 14 века в Новгород проникают образцы палеологического искусства. Большой роли они не играли, хотя и получили отклик в нескольких иконах. Решающая роль в отличие от Москвы принадлежала не тому византийскому течению, а тому местному направлению, которое стало усиливаться в последней четверти 14 века и которое достигло своего апогея к рубежу двух столетий, когда четко обозначились специфические черты Новгородской школы иконописи. В первой половине 14 века, несомненно, писались иконы еще весьма архаические, но строго своих форм. К их числу можно отнести такие иконы, как: «Сошествие во ад», «Никола», «Борис и Глеб», и так же две иконы из Русского музея: «Георгий», «Николай Чудотворец». Особенно интересно появление житейских икон, занесенных на Русь из Византии. Обычно на среднем фоне изображался святой в рост, а в боковых местах размещались сцены из его жития.

Сюжеты этих сцен не редко восходили к апокрифическим источникам, что давало художнику более вольного их толкования, к тому же по мере развития искусства в 14 и 15 веках, в эти сцены начали просачиваться черточки средневекового наблюдения в жизни, например элементы реальной архитектуры и реального быта. К разряду таких житейских икон относятся иконы Русского музея: «Николай Чудотворец», «Святой Георгий Победоносец». Икона Николая Чудотворца написана очень мягко, а житейская икона Святого Георгия Победоносца в жесткой почти плакатной манере. В 70 годы появляется гениальный Феофан Грек и это стимулировало мысль новгородских художников в направлении новых исканий. Им принадлежит знаменитая икона Донской Богоматери с Успением на обороте. Это Успение очень лаконично по композиции и близкое по смелой манере письма. На лицевой стороне иконы представлено традиционное Умиление. Лицо Божией Матери полно печали, но в то же время отражает внутреннюю просветленность, что придает ему оттенок особой мягкости, несвойственный Византийским иконам на эту тему. Общая цветовая гамма густая, поэтому она выпадает из линии развития Новгородского колорита более светлого и звонкого, но с другой стороны, она не похожа и на то, что типично для чисто Византийских икон 14 века с их изысканными полутонам.

Пожалуй, самым счастливым периодом в развитии Новгородской иконописи был рубеж 14−15 веков. В иконах этого времени краски приобрели невиданную дотоле чистоту и звучность. Палитра светлеет и проясняется, из нее исчезают последние остатки былой сумрачности. Излюбленным становится пламенный киноварный цвет, определяющий радостный и мажорный характер всей палитры. Этот киноварь дается в смелом сочетании с золотом фона, с белыми, зелеными, оливковыми красками. Вырабатываются излюбленные композиционные схемы — легко обозримые. Особую популярность получают иконы с изображением в ряд святых. Одновременно складывается свой тип святого, крепкие ладно сбитые приземистые фигурки, почти крупные головы с мелкими чертами лица. Правда существует одна монументальная икона, которая бросает тень на стиль Новгородской иконописи 14 века. Эта икона отклик на ересь «стригольников «занесенную из Пскова в Новгород — так называемое «Отечество». Традиционное Божество представлено в том иконографическом типе, который был известен в Византии, но не встречался на Руси в более ранние времена. Иконописец стремился преподать наглядный урок еретикам, отрицающим равенство и единство Лиц Пресвятой Троицы .

Лишь со второй половины 14 века новгородская религиозность обретает столь ярко выраженные индивидуальные черты, что накладывает глубокую печать на произведения станковой живописи. От религиозности легко перебрасывается мост к практической жизни, она органически впитывает в себя народные думы и чувства, ей присуще подкупающая искренность и импульсивность. Пожалуй, нигде так не дает о себе знать прямая связь иконописного сюжета с реальной жизнью, как в иконе Святого Власия и Спиридона. Эти святые воплотили не отвлеченные метафизические понятия, а были живыми символами насущных интересов земледельца.

Новгородская иконопись 15 века не любит сложных, замысловатых символами сюжетов, столь распространенных в поздней живописи. Художники без труда доносят до зрителя то, что они хотели сказать. В их произведениях есть подкупающая простота. Они упрощают традиционные иконографические типы, отбрасывают все лишние фигуры, довольствуются лишь малым. Их композиции легко обозримы, в них нет столь вредящей иконам 14 века дробности. Основная сюжетная линия не затемняется второстепенными эпизодами. Эта особая скупость в сюжетной и композиционной разработке образа составляет отличительную черту новгородских школ 15 века. Новгородцы предпочитают самые простые иконографические изводы традиционных праздников, они по прежнему охотно изображают святых стоящими в ряд, очень любят полуфигурные образы и житейские иконы, в которых с редкостной наглядностью передаются отдельные сцены из жизни святых, например известная икона Святого Феодора Стратилата.

Сравнивая Новгородскую школу 15 века с современной ей Московской нетрудно заметить, что она менее аристократична, что в ней настойчиво проступают архаические черты, что в целом ей свойственен больший демократизм. Новгородцы отдают предпочтение приземистым фигурам, им нравятся лица ярко выраженного национального типа с резкими даже грубоватыми чертами, во взгляде их святых есть чтото пронзительное. И в 15 веке их излюбленным композиционным приемом остается рядоположение с намеренно широкими интервалами. Они избегают вводить в иконы сильное движение, предпочитая статически разреженные композиции. Их крепко сбитая архитектура менее изящна и менее дифференцирована, их линии более обобщены, их краски более ярки и импульсивны. Лучше всего Новгородская школа опознается по ее звонкому колориту, в котором преобладает огненная киноварь. Палитра Новгородского мастера состоит из чистых, интенсивных красок, даваемых в смелых противопоставлениях. Она менее гармонична, чем Московская палитра, в ней меньше тонких оттенков, но зато ей присущ мужественный волевой характер. В этих незабываемых по своей яркости и цветовой напряженности красках, пожалуй, наиболее полно отразился новгородский вкус.

Искусство Новгорода и его обширных северных владений навсегда останется одной из самых замечательных страниц в истории русского искусства. С падением Новгорода в 1478 году начал падать и его художественный авторитет, началось возвышение Москвы. Русское государство вступило на путь планомерного подавления местных традиций, стремясь растворить их в Московском великокняжеском дворе искусства. Московское влияние начало попадать в Новгород с конца 15 века, и это было началом конца Новгородской художественной школы, как явления глубоко самобытного. Постепенно границы между Новгородской и Московской иконописью стираются, а со второй половины 16 века становится все более трудным провести между ними четкую грань.

Московская школа

Московская школа иконописи сложилась позднее Новгородской и начало ее расцвета почти совпадает с расцветом Псковской школы. Долгое время Москва была незначительным поселением, и ничто в ней не предвещало ее грядущего возвышения. До нас не дошли московские фрески и иконы 10−13 веков, поэтому мы не можем составить представление о живописи этого времени.

В Московской живописи первой половины 14 века несомненно существовали, как и в позднее время различные художественные течения — местные и принесенные извне (из Византии и от южных славян). Перелом в Московской живописи наметился лишь в 40 годах 14 века, после приезда константинопольских живописцев, приглашенных в Москву греческим митрополитом Феогностом. Связи Москвы и Константинополя были весьма оживленные в 14 веке. Проводником греческих влияний были, прежде всего, митрополит и епископы греческого происхождения. В Москве существовала греческая колония, имевшая свой монастырь с церковью Святителя Николая, кроме того рассадником Византийского просвещения был Московский Богоявленский монастырь. В свете этих факторов становится понятным приглашение митрополитом Феогностом греков. Они призваны были показать все тонкости Византийской живописи. Греческие художники принесли с собой в иконописное искусство палеологический стиль, который продержался долгое время. В 90 годах 14 века византирующее течение резко усилилось, что связано с завозом большого числа греческих икон на Русь и деятельностью Феофана Грека. Появление в Москве Феофана Грека было для московских художников большой удачей. В его лице они соприкоснулись с мастером исключительного дарования, занесшего на Русь константинопольскую традицию. На Русь Феофан Грек прибыл не позднее 1378 года в расцвете своего таланта. Он в совершенстве знал все тонкости палеологовской эстетики, несомненно имел при себе богатое собрание новейших образцов. Феофан имел несомненно свою большую мастерскую, в которой сотрудничал с местными мастерами, и его искусство, сильное и экспрессивное, обладало в глазах москвичей неотразимым очарованием. У него были свои ученики и последователи и он способствовал повышению уровня Московской иконописи. Москва интересовалась не одним лишь византийским искусством. В конце 14 века ее внимание привлекали также работы южнославянских мастеров. Художественная жизнь Москвы конца 14 века была богатой и разнообразной и это совпало с Куликовской битвой. После нее вера в светлое будущее Руси стала больше, и эти настроения наиболее полно отразил в своем творчестве Андрей Рублев, чья жизнь была тесно связана с теми кругами русского общества, которые принимали активное участие в освободительном движении.

С появлением на исторической сцене Андрея Рублева начинается новая и самая значительная глава в истории Московской Иконописи. Последняя уже до Андрея Рублева стала оформленной, как особая школа, но свои четкие индивидуальные черты приобрела лишь в первой четверти 15 века. ДО этого времени московские школы были понятием стилистической общности .Они говорят нам о существовании в Москве различных художественных направлений, часто совершенно непонятных и хаотичных. Рублеву удалось сплотить в единое целое местные традиции и все почерпнутое из традиций византийских мастеров. Многим он был обязан Феофану Греку. Однако по складу своего лирического дарования он был антиподом Феофана. Идеалы Рублева были иные — более созерцательные и просветленные. И он сознательно отмел и византийскую переутонченность формы и те из местных традиций, которые продолжали стойко держаться. На этом этапе Рублев выработал столь совершенный художественный язык, что на протяжении всего 15 века его стиль сделался ведущим.

Феофан Грек и Андрей Рублев явились самыми яркими представителями школы, именно благодаря им школа претерпела свой расцвет и сумела объединить в себе Новгородскую и Псковскую школы. Андрей Рублев первым решительно отходит от суровости и аскетизма византийских образцов Он проявляет удивительную для человека того времени восприимчивость к античной традиции к античному этносу. Византийскому, как бы вибрирующему контуру противопоставляет ясный и скупой очерк, позволяющий охватить силуэт фигуры с первого взгляда, сложной системе византийских бликов — графическую четкую трактовку, приводящую к отложению формы. Он берет светлые сияющие краски для своей палитры не из традиционного цветового канона, а из окружающей его русской природы. И эти краски он переводит на высочайший язык искусства, давая их в таких безупречных сочетаниях, что им присуща подобно творениям великого музыканта, абсолютная чистота звучания.

Вершиной творчества Андрея Рублева является знаменитая икона «Троица». Икона была, как говорили в те времена,"в похвалу" преподобному Сергию — то есть как восхваление его духовного подвига и как выражение высшего смысла Его жизни. Создана икона в первой трети 15 века, хотя называются сроки и на 15 лет раньше — но для истории древнерусского искусства такая разница малосущественна. Икона, написанная монахом Андреем Рублевым стала на многие времена для всех иконописцев образцом, приступавших к изображению Троицы. На церковном соборе 1551 года в Москве было прямо указано о каноне изображения Троицы «Писать с древних образцов, как писали греческие живописцы и как писал Андрей Рублев».

Конечно, почти шесть веков существования иконы нанесли ей некоторые утраты: не сохранилось золото фона, заново, хотя и по старым контурам, написано дерево, в некоторых местах поврежден красочный слой, появились трещины. Но главное дошло до нас духовно нетленным. На всех иконах Троицы всегда изображаются три Ангела, явившиеся по библейскому свидетельству, праотцу Аврааму и его жене Сарре с предсказанием о скором рождении у них сына. Обычно на иконах это событие показывалось в подробностях: кроме Ангелов непременно присутствовали на иконе Авраам и Сарра, стол за которым восседают Ангелы — гости, показывался уставленный утварью и приготовленными явствами. То есть иконописцы стремились передать собственно событие, о котором повествует Библия. Преподобный Андрей раскрыл богословскую суть Пресвятой Троицы, рассказ о событии у него отсутствует, хотя атрибуты повествования на иконе изображены. Здесь мы видим лишь трех ангелов, на столе же одиноко стоит чаша жертвенного тельца. Над левым крылом изображен дом Авраама — как символическое указание на то, что изображенное находится внутри дома. Над средним Ангелом помещено дерево, Мамврийский дуб, возле которого произошла встреча праотца с Ангелами. Выше правого Ангела мы видим условно-символическое изображение горы, как части того ландшафта, на фоне которого совершалось сакральное действие. Такая символика характерна для религиозной живописи. Но важнее символика духовная. Явление трех Ангелов Аврааму есть ветхозаветный прообраз триипостасного Богоявления, о котором повествует Новый Завет. Бог Отецэто Ангел, сидящий слева, на что указывает Его символрасположенный над ним дом, ибо творение мира символически уподобляется домостроительству. Дерево над изображением среднего Ангела есть символ Креста, на котором была принесена Божественная жертва во искупление грехов человечества. Дерево символически обозначает таким образом, Бога Сына Христа, принесшего Себя в жертву. Гора, символ духовного возвышения, над фигурой правого Ангела указывает на изображение Бога Духа Святого. Стол вокруг которого сидят Ангелы, здесь не пиршественный стол, но алтарь для принесения жертвы. На столе поэтому нет утвари, но одна жертвенная чаша. Голова тельца в чаше есть прообраз новозаветного Агнца, Христа. Чаша же обретает тем самым евхаристическое значение. Движение руки левого Ангела — благословляющий жест, обращен к чаше и символизирует призыв Сыну принести жертву во имя спасения рода человеческого. Склоненная к Отцу голова Сына — ответный благословляющий жест, направленный к чаше же, есть символ согласия с Отцом, приятия на себя добровольной жертвы. Фигуры Ангелов вписаны в круг-символ вечности, нераздельности Пресвятой Троицы. Особое внимание преподобный Андрей уделил цветовому решению своего творения, например золотой фон. Золото здесь, как и во всякой иконе, есть символ Божественного светаи важно, что изображения Ангелов не освещены извне, но испускают свет, наполняющий собою все пространство, как бы изливающийся с иконы на зрителя.

Кругу преподобного Андрея принадлежит еще один из шедевров древнерусской живописиикона"Архангел Михаил" из Архангельского собора Кремля. Изображение Архистратига Небесного имело особое значение для русского человека на рубеже 14−15 веков. Время борьбы, эпоха битв за Русскую землю требовала истинного осмысления ратного дела. Небесным идеалом был на Руси Архангел Михаил, который и сегодня является покровителем русского воинства.

После смерти Андрея Рублева темп развития московской живописи несколько снизился, традиции Рублева продолжали держаться, но формы делаются более хрупкими, более ломкими, более миниатюрными. Этот этап представлен такими иконами, как икона Божией Матери «Ярославская», «Умиление», которые до сих пор находятся в Троицо-Сергиевой Лавре.

Новую эпоху в истории Московского искусства открывает княжение Ивана Третьего (1466−1505), с 70 годов начинает работать знаменитый Дионисий. Он бывший некогда светским лицом никогда не работал один, а постоянно сотрудничал с другими мастерами. В искусстве Дионисия очень своеобразно переплетались различные идеи его времени. Он подобно Рублеву стремился к воплощению «неземной красоты», к изображению таких людей, весь облик которых звал к очищению и нравственному совершенствованию. И его влекло к этому состояние внутренней сосредоточенности. Ему нравилось передавать в иконе силу мудрости, добротолюбия, смиренномудрия. Все это в какой-то момент сближало его с Андреем Рублевым. Но в его работах настойчиво пробивались новые тенденции. В лицах святых появляется нечто однообразное, снижающее их психологическую выразительность, в пропорциях и очертаниях фигур обнаруживается неведомая Рублеву хрупкость. Все, что было в искусстве 14 века волевым и сильным уступает у Дионисия местом особой мягкости и гармонической закругленности форм. Так светлость Рублева незаметно переходит у Дионисия в «праздничность», что уже само по себе означает снижение одухотворенности иконного образа. Мастерская Дионисия отличалась большой продуктивностью. В одной лишь описи ИосифоВолокаламского монастыря составленной в 1545 году насчитывается порядка 90 икон Дионися, самая ранняя «Одигитрия» датирована 1482 годом.

С последней трети 15 века все больше широкое распространение получили в Москве житейские иконы. Они, занесенные на Русь из Византии, совмещали в себе иконный образ для поклонения, занимавший обычно середину и сцены из жизни святого. Такая композиция усиливала наглядность иконы и ее поучительные возможности, что было особенно важно в годы борьбы с иконоборчеством. Одновременно это раздвигало тематические рамки, обогащая живопись новыми сюжетами, позволяющими вводить в икону ряд деталей, нередко почерпнутых из жизни. Московские художники были весьма сдержанными, они ограничивались лишь самым необходимыми элементами, всегда сохраняя дистанцию между реальным и умозрительным миром.

В 16 веке дионисевские традиции пошли на убыль, что прежде всего сказалось на потускнении иконной палитры и на снижении ритмичности композиции. Иконы становятся излишне многословными, в них усиливаются догматические начала. Темп развития замедляется, Церковь все более ревниво следит за тем, чтобы не проникали смелые новшества. Хотя богословы 16 века призывали писать с переводов, как греческие иконописцы писали и как писал преподобный Андрей Рублев более высокого уровня искусства не удалось достигнуть.

Псковская школа

Псков был древним городом, центром земли северных владений. Как и Новгороду ему удалось избежать татарского ига, что способствовало сохранению накопленной им традиции и ее расцвету в 14−15 веке. Реальная власть принадлежала в отличие от Москвы боярским кругам. Псковская иконопись имеет ярко выраженный характер. Композиция псковских икон чаще всего ассиметрична и малоустойчива, рисует неточные, но по своему выразительные фигуры. Колорит густой и скорее сумрачный с преобладанием изумрудно-зеленых и темно-зеленых, почти черных тонов. Краски с характерным оранжевым либо розовым оттенком. Широчайшее применение находит разделение одеяний с помощью тончайших золотых линий, придающих красочной поверхности мерцающий характер. В колорите с его цветовым контрастом есть что-то порывистое, драматическое. Этому впечатлению способствует совсем особая трактовка желто-коричневого колорита с резким высветлением и с не менее резкими бликами. Манера письма широкая и энергичная с неравномерным распределением красочных пигментов. Художественный язык Псковской школы предельно эспрессивен. Этим он в корне отличается от гармоничного языка Московской школы. Пожалуй, из всех древнерусских иконописных школ Псковская была наиболее демократичная по духу и наиболее непосредственная по формам выражения. Шедевром Псковской живописи является икона «Собор Богоматери», едва ли не самая ранняя русская икона.

Дальнейшее развитие Псковской живописи протекало в замедленном темпе, мастера станковой живописи держались дедовского наследия. Яркий этому пример икона «Троица». Хотя она написана почти на 100 лет после рублевской, но имеет застывшую композицию. Три совершенно одинаковых ангела сидят в строгих фронтальных позах, трапеза перед ними образует строгую горизонталь. Фигура тельца похожа на геральдический знак. Это геральдическое начало очень сильно выражено во всей композиции старой школы. Такова была иррациональная логика развития Псковского искусства. Псков был присоединен к Москве в 1510 году. С утратой его независимости Псковская школа стала сдавать свои художественные традиции.

Заключение

Русская православная икона — одна из высочайших общепризнанных достижений человеческого духа. Сейчас трудно найти в Европе такой храм, где бы не было православной иконы — хотя бы прекрасно репродукции на доске из хорошего, тщательно обработанного дерева, помещенной на самом видном месте.

Для известного философа священника Павла Флоренского икона — это высший род изобразительных искусств, а может быть, и искусств вообще. Уникально ее место в храме и роль в богослужении; не менее велико ее значение и в обычной жизни. Созерцая икону, человек не из вне получает знания, но возбуждает в самом себе память о забытых глубинах бытия, о своей духовной родине, и это воспоминание приносит ему радость обретения забытой истины. В иконе же содержится лишь схема, чувственно воспринимаемая «реконструкция» духовного опыта, невидимого мира.

Священник П. Флоренский напоминает, в своих трудах, что икона исторически произошла от маски — древнеегипетской погребальной маски и в основе своей сохранила ее функции, хотя и в новом, преобразованном в процессе культурного творчества виде. Флоренский прослеживает и исторический путь развития маски в икону. Сначала — это роспись внутреннего деревянного саркофага, затем эллинистический погребальный портрет на доске (сейчас он известен в искусствоведении как фаюмский портрет).

Флоренский усматривает метафизическое родство погребальной маски египтян и христианской иконы. В погребальном культе маска воспринималась не как изображение, а как явление самого усопшего уже в его новом небесном состоянии. Это же «онтология» сохранилась и у египетских христиан: «и для них икона свидетеля была не изображением, а самим свидетелем, ею и чрез неё, посредством неё свидетельствовавшим».

Православному сознанию икона всегда представляется некоторым фактом Божественной действительности; в её основе всегда лежит «подлинный духовный опыт», «подлинное восприятие потустороннего». Если этот опыт впервые закреплён в иконе, она почитается как «первоявленная» или «первообразная». С неё могут быть сняты копии, более или менее близкие к ней по внешнему виду, большего или меньшего мастерства. Однако «духовное содержание» не будет зависеть от их формы и мастерства. Оно у всех не подобное, но — «то же самое», что и у подлинника, хотя и показанное через более или менее «тусклые покровы и мутные среды».

Иконопись не интересуется ничем случайным, её предмет — подлинная природа вещей, «Богозданный мир в его надмирной красоте». Поэтому в иконописном изображении нет (не должно быть) ни одного случайного элемента. Оно всё, во всех своих деталях и подробностях, есть образ первообразного мира — «горних, пренебесных сущностей». Икона, по Флоренскому, это единый, художественный организм.

Иконописцы, которых Флоренский уважительно именует «техниками кисти», не были столь далеки от духовности, чтобы не осознать возвышенности и святости творимого ими дела. Поэтому в церкви они занимают место между служителями алтаря и простыми мирянами. Выдающихся же мастеров иконописания в древности называли философами. И хотя они не написали ни одного слова в теоретическом смысле, они «свидетельствовали воплощённое Слово пальцами своих рук и воистину философствовали красками».

«Троицу» Рублёва, а вслед за ней и наряду с ней русскую живопись XIV — XV веков Флоренский считал «единственной в мировой истории» вершиной изобразительного искусства — «совершенством изобразительности», равным которому он не находил ничего во всемирной истории искусства. Сопоставимой с иконой в определённом смысле он считал только классическую греческую скульптуру.

Напротив, с конца XVI века вместе с оскудением церковной жизни намечается и «измельчение» иконописания. Она утрачивает глубину проникновения в духовный мир и, стремясь скрыть свою духовную слепоту, заменяет общечеловеческие онтологические символы, ставшие уже непонятными, сложными аллегориями, обращенными только к поверхностному рассудку и богословской эрудиции. С утратой духовного опыта иконопись утрачивает и способность создавать иконы в собственно смысле этого слова.

Таким образом, подводя итог всему вышесказанному, можно сказать, что икона в настоящее время в наш мир несёт свидетельство о подлинности иного бытия, иных форм жизненных отношений, иное восприятие мира. Она показывает то, к чему призван человек, кем и чем он должен быть, перспективе окружающего мира в иконе противопоставляется перспектива Евангелия, миру во грехе лежащему мир преображённый, к которому и должен стремиться человек, будучи центром мироздания.

Лазарев В. Н. История византийской живописи. М., 1947.

Лазарев В. Н. Московская школа иконописи. М., 1971.

Лазарев В. Н. Новгородская иконопись. М., 1976.

Лазарев В. Н. Феофан Грек и его школа. М., 1961.

Трубецкой Е. Н., князь. Три очерка о русской иконе. М., 1991.

Успенский Л. А. Богословие иконы Православной церкви. М., 1989.

Фрески Ферапонтова монастыря. М., 1970.

Языкова И. К. Богословие иконы. М., 1995.