1960-1990-е годы. 
История русской литературы xx-xxi веков

«Деревенская проза». В. Распутин. В. Белов

В начале 1960;х гг. в литературу пришло поколение писателей — выходцев из деревни. Ф. Абрамов, В. Белов, Б. Можаев, В. Распутин, В. Шукшин отобразили крестьянский мир, народный характер, национальное бытие, показали судьбу деревни в эпоху социальных катаклизмов и ломки традиционного уклада жизни. На общем фоне тогдашней «ура-советской» литературы они выделялись вниманием к нравственным ценностям прошлой жизни.

В XX в. в России завершилась история крестьянской цивилизации. В начале столетия понятия «русский народ» и «русское крестьянство» были синонимами. Первая мировая и гражданская войны, «раскрестьянивание» в процессе коллективизации, голод 1932—1933 гг., о котором впервые поведал М. Алексеев в романе «Драчуны» (1981), привели к значительной убыли сельского населения, нравственно надломили деревню.

Великая Отечественная война стала новым испытанием для деревни, о чем рассказал в романе «Братья и сестры» (1958) Ф. Абрамов. С ее окончанием облегчения не наступило. Завышенные планы поставок сельхозпродукции, принудительная подписка на государственные «займы» не оставляли возможности колхозам платить за труд, а людям — подняться из нужды. Различия в уровне жизни города и деревни с ее «трудоднем пустопорожним и трудоночью не полней» (А. Твардовский), «волевые» методы руководства, отсутствие паспортов у колхозников, хрущевский курс на уничтожение личного подворья, переселение «неперспективных» деревень, и дальнейшая урбанизация страны явились причиной постоянного оттока сельских жителей.

В 1960;е гг. городское и сельское население сравнялись. Материально деревня стала жить лучше, но то, что она начала ориентироваться на городской образ жизни, имело свои минусы. Вековые традиции рушились, исчезал общинный образ жизни. Массовое превращение колхозов в совхозы привело к изменению психологии селянина, который утратил ответственность за землю. Социально-экономический, философско-исторический и нравственный смысл этих перемен стал содержанием «деревенской прозы», одного из самых ярких и масштабных явлений литературы второй половины XX в.

«Деревенская проза» просуществовала около сорока лет и прошла заметную эволюцию. Ее истоком были социально-экономические очерки начала 1950;х гг., созданные писателями старшего поколения, а завершением — трилогия В. Белова «Час шестый» («Кануны», 1972—1987; «Год великого перелома», 1989—1991; «Час шестый», 1994—1998; третий роман дал название всей трилогии, «часом шестым» в Евангелии названо время распятия Христа).

В 1952—1956 гг. вышел цикл очерков В. Овечкина «Районные будни». Они выделялись на фоне послевоенных идиллических книг о деревне. В открывающем цикл очерке «Борзов и Мартынов» противопоставлены два типа руководителя. Первый секретарь райкома Борзов — авторитарный исполнитель, главное для него — взять хлеб любой ценой. Идут дожди, нужно подождать с уборкой, но «план превыше всего», даже если урожай сгниет на полях. Такие методы экономически невыгодны, приводят к апатии, а значит, возникает потребность в новых «борзовых». В «Трудной весне» избранный главой райкома Мартынов приходит к выводу о необходимости экономических реформ. «Районные будни» носят программный характер, автор указывает пути решения проблем села. Программность задана характером Мартынова. Эта проблематика легла в основание деревенского очерка. Постепенно происходит беллетризация очерка. Овечкин вводит дневник Мартынова, вставные новеллы — истории героев.

Очерки «Из записок агронома» (1953) Г. Троепольского близки к рассказам. «Падение Ивана Чупрова» (1953) В. Тендрякова — сплав очерка и повести — история председателя колхоза, который растратил колхозные деньги. Есть вина героя, но «виноваты» и социальные обстоятельства. Почему колхозы не могут распоряжаться своими средствами, почему должны «доставать» все необходимое, почему централизованное снабжение отстает от нужд хозяйства? В Рассказе «Рычаги» (1957) А. Яшин раскрыл психологию человека на переломе от сталинской эпохи к «оттепели». Название иронично: сельских коммунистов называли рычагами политики партии в деревне. Да, они неравнодушны, но страх и лицемерие сильнее. Перед партийным собранием герои говорят о разрыве между руководством и народом, а в официальных речах одобряют все происходящее.

Во второй половине 1950;х гг. к теме деревни обращается лирическая проза, рожденная интересом к личности в эпоху «оттепели»: «Деревенский дневник» Е. Дороша (1956—1972), «Владимирские проселки» (1957) и «Капля росы» (1958) В. Солоухина, «Вологодская свадьба» А. Яшина (1962), «Линяги» С. Крутилина, (1965). Социально-экономические проблемы в них раскрываются через образ лирического героя-повествователя. Новизна лирической прозы состоит в раскованности сюжета, монтажности композиции, эмоциональности, автобиографизме — проблеме памяти. «Владимирские проселки» — это печальный дневник пешего путешествия по Владимирско-Суздальской земле с ее древней культурой. «Капля росы», повесть «Липяги» — своеобразные летописи родных сел авторов, но в них художественно преломилась драматичная жизнь России.

Тема исторической и родовой памяти, мотив возвращения повлияли и на личную судьбу авторов — Ф. Абрамова, В. Белова, В. Распутина, А. Яшина. В юности они уехали на учебу в города, а став известными, по-своему возвращаются к истокам детства и народного бытия. В творческой биографии Ф. Абрамова село Веркола на реке Пинеге, что в Архангельской области, вологодская деревня Тимониха для В. Белова и вологодский Бобришный угор для А. Яшина, распутинская Аталановка на берегу Ангары сопоставимы с пушкинским Михайловским.

1960—1980;е гг. — расцвет «деревенской прозы». Вобрав в себя проблемы «производственного» очерка и темы, поставленные лирической прозой, «деревенская проза» раскрывает их через судьбу обычного человека. Обращение к личности, семейным ценностям и вместе с тем к социальным, философским проблемам делает ее наследницей русской классики и говорит о качественно новом этапе развития советской литературы.

В 1960;е гг. ведущим жанром «деревенской прозы» становится социально-бытовая повесть, в центре которой народный характер — «Привычное дело» В. Белова (1966), «Живой (Из жизни Федора Кузькина)» Б. Можаева (1966), «Пелагея» (1969) и «Деревянные кони» (1970) Ф. Абрамова, «Последний срок» (1970) и «Прощание с Матёрой» (1976) В. Распутина. Иван Африканович В. Белова, распутинские старухи являют собой тип «естественного человека», живущего в согласии с природой. Доминантой характера являются труд, жизнь «в миру» как отражение русской соборности, приятие жизненных обстоятельств как судьбы, совестливость. «Лучше уж совсем на свете не жить, чем без совести», — так выразит их убеждения одна из героинь романа «Пути-перепутья» (1973) Ф. Абрамова.

Но «деревенская проза» — далеко не идиллическая литература, защищающая патриархальные устои, в чем ее упрекала критика. «Деревенская проза» опоэтизировала «крестьянский космос» и рассказала о социальном неблагополучии мужика, ослаблении национального единства, о конфликте человека и власти. Сюжетная коллизия повести «Живой» Б. Можаева, действие которой происходит в начале 1950;х гг., связана с противостоянием Федора Фомича Кузькина, «маленького человека» с поистине золотыми руками, с председателем колхоза Гузёнковым и председателем райисполкома Мотяковым, олицетворяющими произвол и бездушие власти. Кузькин, чтобы прокормить пятерых детей, вынужден уйти из колхоза. Символика заглавия, говорящие фамилии, персонажи-«помощники» из числа руководителей среднего звена, относительно благополучный финал произведения, навеянный атмосферой «оттепели», говорят о победе живой жизни.

Ф. Абрамов в «Пелагее» также ставит вопрос о вине времени, которое заставило героиню искать жизни «на особицу». Уйдя из доярок на пекарню, став «нужным» человеком в послевоенной голодной деревне, Пелагея принялась «складывать сытые дни про запас» — копить добро в сундуки. Надорвавшись на тяжелой работе, «сладкой каторге», оставшись одна после смерти мужа и побега дочери в город, она осознает крах своей жизни, ушедшей на то, «что нынче тряпками зовется». При этом и умирая, не отказывается от привычки делить людей на «нужных» и «ненужных».

В социально-психологическом аспекте проблема отчуждения человека от почвы в «деревенской прозе» предстает как распад народного «лада», разрушение дома, отказ городских «детей» деревни от «патриархального» уклада. Это найдет отражение в цикле рассказов «Воспитание по доктору Споку» (1982) и романе «Все впереди» (1986) В. Белова повестях В. Распутина, романе Ф. Абрамова «Дом» (1978). Тема «промежуточного» маргинального человека, утратившего духовные и нравственные ориентиры, выработанные веками, и усвоившего внешние приметы «культурной» жизни, так и не понявшего, что такое подлинная городская культура, пройдет и через все творчество В. Шукшина.

Повести В. Распутина «Последний срок» и «Прощание с Матёрой», философское осмысление человеческого существования, изображение «пороговой» ситуации жизни и смерти, смены цивилизаций и самого типа человека перевели «деревенскую прозу» на новый художественный уровень. В «Матрёнином дворе» А. Солженицына (1960), творчестве В. Распутина, В. Белова, Ф. Абрамова появляются христианские мотивы и тип героя-праведника, прежде всего, в женском варианте.

В 1970—1980;е гг. «деревенская проза» приобретает эпический характер, судьба персонажей соотносится с социально-историческим путем народа, что предопределило развитие жанра романа. С одной стороны, такие романы, как «Вечный зов» (1973) А. Иванова, «Судьба» (1973) П. Проскурина, «И дольше века длится день» (1980) Ч. Айтматова продолжали традиции социалистического реализма с его историческим оптимизмом, но их авторы показали противоречивость времени, неоднозначность характеров, воссоздали трагические коллизии гражданской войны, эпохи сталинизма. С другой стороны, именно «деревенская проза» разрушила социалистический канон, восстановила христианское сознание.

В рамках эпической прозы происходит переосмысление коллективизации. Первой ласточкой была повесть Сергея Павловича Залыгина (1913— 2000) «На Иртыше» (1964). Степан Чаузов — середняк, воевал против Колчака, верит, что советская власть детям «жизнь обещает». Но его объявляют врагом и арестовывают, так как он проявил милосердие, приютив жену и детей крестьянина, который поджег колхозный амбар с зерном после того, как у него отобрали весь хлеб. Герои повести выступают против произвола: «Ежели власть и дальше будет делить нас на кулаков и бедняков, то где остановятся, — рассуждал Хромой Нечай. Ведь мужик, он изначально — хозяин. Иначе он — не мужик. А власть-то новая хозяев не признает… И получается, что любого из нас кулаком можно объявить».

В романе Владимира Федоровича Тендрякова (1923—1984) «Кончина» (1968) фабульная ситуация — смерть бессменного председателя богатого колхоза Лыкова — проецируется на конец сталинской эпохи и смерть вождя. За фасадом благополучного колхоза с хорошим урожаем скрывается убогое существование колхозников, рабски зависящих от Хозяина. Автор ставит проблему внешней и внутренней свободы: умер Лыков, но не умерла «лыковщина». Роман завершается победой молодых сил, что соответствовало духу «отттепели».

В начале 1970;х гг. появляется первая часть романа В. Белова «Кануны» (1972—1977). Вслед за ним к эпохе конца 20-х — начала 30-х гг. XX в. обратятся Б. Можаев в романе «Мужики и бабы» (1972—1980), И. Акулов в «Касьяне остудном» (1985). Наследуя традиции М. Шолохова, «деревенская проза» по-иному раскрыла суть коллективизации. В «Поднятой целине» Шолохова идея коллективного переустройства села не подвергалась сомнению, а трагическое в судьбе народа объяснялось «перегибами» местных властей. Герои В. Белова и Б. Можаева вначале нс выступают против идеи обобществления, ибо общинность была отличительной чертой крестьянского мира, и в 1920;е гг. существовали равные формы кооперации — маслоартели, общественные мельницы, ТОЗы (товарищества по совместной обработке земли). Мужики ратуют за их сохранение, за добровольное вступление в колхоз, протестуя против сплошной коллективизации в сжатые сроки. Но углубляясь в прошлое, Белов и Можаев прошли заметную эволюцию в отношении к коллективизации, осмыслив ее как трагедию земли и народа.

Положительные герои — Павел Пачин у Белова, Бородин у Можаева — середняки-труженики, воплощение народных нравственных ценностей и лучших черт русского национального характера. Они боятся не коллективного хозяйствования, а действий местных властей и ретивых активистов, которые безжалостно борются с мужиками — Игнахи Сопронова в «Канунах», Сенечки и Возвышаева в «Мужиках и бабах», Егора Сиротки в «Касьяне остудном», не умеющих и не желающих работать, питающих зависть к чужому, честно нажитому благополучию.

Пружиной фабульного движения становится не борьба старого и нового, что было характерно для прозы 1920—1930;х гг., а столкновение между «своими» — крестьянами, принявшими советскую власть и ожидающими от нее социальной справедливости, и теми, кто считает себя единственной силой, способной управлять «темной массой», и подавляет саму возможность самостоятельно мыслить и жить. На первый план выходит противостояние двух правд — народа и государства, которому нужен хлеб для проведения индустриализации, что, в свою очередь, ведет к ужесточению крестьянской политики. За социальными коллизиями кроется конфликт двух эпох — тысячелетней крестьянской и новой, урбанистической. Но правда государства утверждается насилием и репрессиями, подтверждением чему являются судьбы персонажей — аресты, ссылки, гибель.

Завершая свои эпические произведения, Белов и Можаев показали коллективизацию как трагическую ошибку. Примечательно, что в финале трилогии Белова, в его же «Повести об одной деревне» (1995—1996) утверждается идея неистребимости живой жизни в русской деревне и в тяжелые 1930;е гг.; и тем не менее деревня стремительно исчезнет в конце XX столетия.

Начав с конкретных социально-экономических проблем, проза о деревне поднялась на высоту художественного эпоса русской национальной жизни 1930—1980;х гг. Русская деревня ушла в прошлое, как затонувшая Атлантида, и деревенская проза показала читателю, «как надо жить, как надо умирать» (Г. А. Белая)^[1], дав толчок развитию национального сознания.

Василий Иванович Белов (1932—2012) — один из самых значительных авторов «деревенской прозы», продолжатель классической русской литературы, сам ставший классиком. Он — признанный глава «вологодской школы», куда относят А. Яшина, Н. Рубцова, О. Фокину, В. Коротаева, С. Викулова.

Биография писателя типична для его поколения — многодетная крестьянская семья, безотцовщина (отец погиб на фронте), необходимость помогать матери в колхозе, сельская семилетка, ФЗО (школа фабрично-заводского обучения). Его не столько поманил город, сколько возможность вырваться в «большую жизнь». До службы в армии успел поработать столяром, мотористом, электромонтером. К армейскому периоду относятся публикации стихов в многотиражках. Первая книга — стихи «Деревенька моя лесная» (1961), в которой ощутим мотив возврата к «почве», — вышла из печати во время учебы в Литературном институте (1959—1964). Лирическое начало сохраняется и в прозе Белова. Повесть «Деревня Бердяйка» (1961) и рассказы составили прозаический сборник «Знойное лето» (1963), описывающей обычную жизнь северной деревушки.

Известным Белова сделала повесть «Привычное дело» (1966). С ее появлением деревенская тема привлекает особое внимание, связывается с осмыслением судьбы деревни, с проблемой национального характера.

Главный герой повести Иван Африканович Дрынов многими был воспринят как идеализация «естественного» человека. Но авторское любование сочетается с объективным взглядом на героя. Белов не дает прямой оценки персонажам и социальным обстоятельствам, его позиция выявляется в сюжетном повествовании. События происходят в начале 1960;х гг.: упоминается приход к власти Фиделя Кастро, насаждение кукурузы, социальные притеснения крестьян.

Жизнь деревни предстает подчиненной природному календарю, идея «круглого года» обнаруживается и в композиции. Действие начинается в конце зимы, заканчивается, когда «кралась к здешним деревням первая зимка». Природа формирует созерцательно-философское отношение к миру. Вот Иван Африканович любуется восходом солнца: «Восходит — каждый день восходит, гак все время. Никому не остановить, не осилить… И все добро, все ладно. Ладно, что и родился, ладно, что детей народил. Жись, она и есть жись».

Все крестьянские занятия обусловлены природным временем — зимние поездки на санях за товаром, пахота, сенокос, уборка. И работают жители деревни «по солнцу». Иван Африканович «был раноставом», утром «до свету» он рубит дрова, теща Евстолья растапливает печь. Жена Катерина «в три часа ночи уже на ногах», носит воду с колодца. Белов бесстрастно перечисляет утренние обязанности доярки: принести тридцать ведер воды из речки, накормить и подоить двенадцать коров. Труд воспринимается героями как естественный образ жизни, хотя тяжелая работа на ферме и становится причиной преждевременной смерти Катерины.

В бытийном смысле «круглый год» — это преемственность жизни и смерти. Катерина умирает на сенокосе, но ее «последний прокос» станет «первым прокосом» дочери Катюшки. Постарел Иван Африканович, но «вот уж самый младший, Ванюшка-то, слова говорит».

Сохраняется в сознании персонажей и христианский календарь. Хоть и выменял Иван Африканович семейную Библию на гармонь, чтобы веселить жену, но памятные события он по традиции соотносят с православными праздниками: в Успенье решил «увести замуж» Катерину, заросший во время болезни жены, первый раз побрился на заговенье^[2]. Традиционное, привычное, акцентированное заглавием произведения и ставшее поговоркой героя, выявляется в бытовом укладе, характере героев, миропредставлении, поведении.

Иван Африканович, которому немногим более сорока, единственный из персонажей назван по имени-отчеству. Уважительное отношение, которое символизирует отчество, объясняется семейным статусом многодетного главы семейства. «Горячая любовь», которая связывает Ивана Африкановича с Катериной — это не только страсть, но и дети. С первой женой «у них была холодная любовь: дети не рождались», а уйдя, она «с другим народила четверых ребятишек». Горячая любовь к Катерине заставляет Ивана Африкановича, узнавшего, что ее увезли рожать, бежать за несколько километров в больницу, два дня ютиться в коридорчике, ночевать в кладовке с поленом под головой, чтобы сразу забрать жену домой. Контрастно сниженно описаны отношения между другими персонажами, тракториста Мишки с Дашкой Путанкой, отказывающейся от материнства. А у моряка Митьки, брата Катерины, «бабы все переменные».

Апофеозом любви звучит монолог Ивана Африкановича на могиле Катерины:

«Я ведь дурак был, худо я тебя берег, знаешь сама… Вот один теперь… Как по огню ступаю, по тебе хожу, прости. Худо мне без тебя, вздоху нет. Катя. Уж так худо, думал, за тобой следом… А вот оклемался… А твой голос помню. И всю тебя, Катерина, так помню, что… Я уж… да. Это, буду к тебе ходить-то, а ты меня и жди иногда… Катя… Ты, Катя, где есть-то? Милая, светлая моя, мие-то… Мне-то чего… Ну… что теперече… вой рябины тебе принес… Катя, голубушка…

Иван Африканович весь задрожал. И никто не видел, как горе пластало его на похолодевшей, не обросшей травой земле, — никто этого не видел".

Раскаяние, совестливость связаны не только с осознанием вины перед женой, они определяют поведение героя и тогда, когда «проступок» спровоцирован действиями властей. Дважды конфисковали личное сено, которое Иван Африканович косил ночами с разрешения бригадира соседнего колхоза, а он, понимая, что без коровы семья пропадет, чувствует какое-то странное облегчение. Объясняется это установкой на общепринятые нормы поведения. Несправедливость для него «дело привычное», как и сама жизнь. Лишь один раз взбунтует Иван Африканович: соблазненный посулами Митьки о легких заработках на Севере, заставит сельсовет выдать справку на получение паспорта, но вернется домой через три дня, осознав свою неприкаянность в чужом мире. Именно в эти дни умрет Катерина. Художественная логика соотносит отъезд с трагическими событиями. Авторская вера в необходимость сохранения привычного уклада сочетается с изображением драматических социальных обстоятельств, которые заставляют крестьянина искать счастья на стороне.

В «Плотницких рассказах» (1968) изображены характеры двух стариков. Труженик Олеша Смолин, в соответствии со значением имени Алексей, искренен, живет по правде. В отличие от Ивана Африкановича он способен к социальному анализу, что объясняется и его преклонным возрастом. В его воспоминаниях возникает эпоха 20—30-х гг. XX в., история дружбы-вражды с Авениром Козонковым, которая раскрывается через нравственные понятия справедливости — несправедливости, совести — бессовестности. Имя Авенир (будущее) встречается на русском севере, но у Белова оно имеет семантику неестественности. Авенир — приспособленец с руководящими замашками. Правота Олеши со временем становится очевидной. Но не только время и возраст делают Олешу терпимым к своему вечному оппоненту. При детском неприятии «попов», Олеша впитал в себя христианское всепрощение: «Была вина, да вся прощена».

Костя Зорин, повествователь «Плотницких рассказов», уроженец деревни, городской инженер, станет героем цикла рассказов 1970;х гг. «Воспитание по доктору Споку» («Воспитание, но доктору Споку», «Чок-получок», «Свидания по утрам», «Дневник нарколога»), В основе цикла — «мысль семейная». За темой утраты «горячей любви», распада семьи, главным виновником чего, по мнению героя и автора, является эмансипированная женщина, встает проблема утраты разного рода традиций, доброты, терпимости, умения и желания понять другого. Герои застревают в маргинальной ситуации утраты «своего» и приобщения лишь к вершкам «чужого», что ощущается уже в их жаргонно-клишированной речи.

Город изображен Беловым в спорном романе «Все впереди» (1986), естественно, вызвавшем противоречивые суждения. Заглавие иронично, вызывает вопрос, связанный с будущим цивилизации: «Что впереди?». Почти все персонажи романа — душевно надломленные люди, склонные к пороку, поддающиеся искушениям. Москва предстает здесь новым Вавилоном. Авторская точка зрения передоверена наркологу Иванову, человеку нс безгрешному, но сохранившему представления о добре и зле.

Проблемы урбанистической цивилизации, «ненасытимую гордость голого рационалистического ума», десакрализацию любви писатель рассматривает и в публицистике, идейно сближаясь с религиозным философом И. А. Ильиным. Особенно интенсивно В. Белов работал в публицистике в годы «перестройки» — «Ремесло отчуждения» (1986), «Начать с личного самоограничения» (1988), «Из пепла…» (1991), книга «Внемли себе» (1993).

Трилогия «Час шестый» — итог эпической прозы В. Белова. Ее творческая история заняла тридцать лет. Действие первого романа «Кануны» происходит в 1928 г., накануне коллективизаии. Мужики живут общинной жизнью, привычны «помочи», когда за нехитрое угощение односельчане помогают друг другу в каком-либо деле, непосильном для одной семьи — строительстве дома, мельницы. В первой части романа Белов показывает действия властей, которые Сталин в статье «Головокруженье от успехов» (1930) и Шолохов в «Поднятой целине» назвали «перегибами». В последующих частях писатель приходит к выводу, что речь идет не о «перегибах», а о произволе властей, что коллективизация разрушила основы народной жизни, оторвала мужика от земли, от крестьянства и от христианства. Роман имеет подзаголовок: «Хроника конца 20-х годов». Время говорит в нем материалами местной газеты «Красный север», партийными постановлениями. Хроникально-документальное начало, как часто у Белова, сочетается с лирическим. Любовно воссоздаются крестьянский быт, народные обычаи: святки, гадания, девичьи посиделки, конные скачки, свадебные обряды, фольклорные сочинения. В отображенном быте отражаются столетия бытия. Позже этот пласт содержания романа стал истоком книг «Лад: Очерки о народной эстетике» (1982) и «Повседневная жизнь русского севера» (2000).

Описываемые события происходят не только в деревне, но и в Вологде, Москве: уездный комитет партии, Вологодский губком, канцелярия ЦИК, московские коммуналки (где живут бывшие жители Шибанихи, прообразом которой стала родная деревня автора — Тимониха), завод, а в последующих частях Архангельск, северные лагеря. Белов показывает драматизм «кануна» колхозов: дополнительное налогообложение, несправедливое зачисление в «кулаки», расправы с неугодными. Большое значение в сюжете романа имеет конфликт крестьянина-труженика Павла ПачинаРогова и Игнахи Сопронова, местного «активиста», занятого исключительно искоренением «классово чуждых элементов». Форма имени активиста говорит об оценке героя односельчанами и автором. Символична сцена, когда во время венчания Павла и Веры Игпаха врывается в церковь и начинает читать «доклад». Ущемленное самолюбие, при интуитивном осознании собственной неполноценности, агрессивно. Игнаха провоцирует драку и проявляет крайнюю жестокость. «Зверь, нехристь… Зверь он хоть кого зверем сделает… Убить велит… Убить? Человека убить, Бога убить», — думает Павел. Павел хочет лишь одного — заниматься крестьянским трудом, по которому тоскует даже в дни свадьбы. Эстетика труда, идея служения миру раскрывается в истории постройки мельницы, мысль о которой возникла при виде чудо-сосны. Красота природы вдохновляет на труд. Павел строит для всей деревни, продав часы, самое ценное, что у него было. Личностный конфликт Павла и Сопронова имеет не столько социальный, сколько нравственно-психологический характер. Сопронов лишен способности любить землю, людей. Отношения Павла и Веры, Игнахи и Зойки — контрастное изображение семьи крестьянско-христианской и семьи-сожительства^[3].

«Год великого перелома», «Час шестый» — произведения об уничтожении русского крестьянства: оно становится объектом экономического (раскулачивание), политического (поражение в правах), а затем и физического (ссылка, лагеря) уничтожения. Инициаторами истребления являются «свои», местные — Сопроновы — Игнаха и подросток Селька, «селькор" — доносчик. Меняется масштаб повествования, борьба классов предстает как столкновение вселенских сил зла и добра. Символично, в последней части бывший безбожник Степан Клюшин читает односельчанам «Апокалипсис», а крестьянин Новожил поясняет: «Добро станет жить, а жить станет некому, никого христьян на земле не останется». Писатель цитирует молитвы, обращается к библейским образам и мотивам. Большинство положительных героев трилогии уйдет из жизни до срока, кто в 1930;е гг., кто в Великую Отечественную, но трагизм уравновешивается христианской верой в конечную победу добра, верой в силу народной жизни. Апокалиптические мотивы, осмысление современности как «последних времен» отразятся и в одном из последних произведений В. Белова, в «Повести об одной деревне (Медовый месяц)» (1995—1996).

Экзистенциальная проблематика, внимание к глубинам русской души роднят прозу Валентина Григорьевича Распутина (1937—2015) с прозой Ф. Достоевского, А. Платонова. По происхождению, воспитанию, образованию он плоть от плоти сибирской земли. Писатель родился в селе УстьУда Иркутской области в крестьянской семье, детство провел в ангарской деревне Аталанка, позже переселенной на берег Братского моря. После окончания начальной школы пришлось учиться за пятьдесят километров от дома, жить на квартире. В рассказе «Уроки французского» (1973) Распутин опишет свое детское одиночество, уроки доброты молодой учительницы, которая пытается помочь одиннадцатилетнему мальчику, играющему в азартные игры на деньги, чтобы купить себе еду, но не желающему принимать милостыню.

В 1954 г. Распутин поступил на историко-филологический факультет Иркутского университета. Студентом работал внештатным сотрудником молодежной газеты, не оставит журналистику и после учебы: иркутская телестудия, газеты «Красноярский комсомолец», «Красноярский рабочий». Очерки и рассказы о геологах и строителях отразили романтизм и героику «оттепели» и вошли в сборники 1966 г.: «Костровые новых городов» и «Край возле самого неба». В рассказах о тофаларах — коренном народе Саян — формируется поэтика зрелого Распутина — образы мудрых старух, обращение к мифологии, фольклору.

В основе сюжета первого опубликованного рассказа «Я забыл спросить у Лешки» (1961) романическая и вместе с тем драматическая история дружбы, смерти, поисков смысла жизни молодых героев. Среди ранних рассказов выделяется «Василий и Василиса» (1967), в котором по-бунински сжато выписаны два сильных характера — мужа и жены, проживших сорок лет раздельно, хотя и в одном дворе, один — в амбаре, другая — в доме. Это история любви и прощения измены лишь на пороге смерти.

Повесть «Деньги для Марии» (1967) принесла Распутину известность. Кузьма, муж сельской продавщицы Марии, у которой обнаружена недостача в огромную по тем временам сумму в тысячу рублей, пытается найти деньги в долг, чтобы спасти от тюрьмы честную, но беспомощную в бухгалтерии жену и мать четверых детей — жертву неосмотрительности. Житейская ситуация выявляет суть личности. Если в снах Кузьмы люди легко «выносят» деньги для Марии, которая их собирает, или на общем собрании единогласно решают скинуться по пять рублей, то в реальности ему пришлось испытать и чувство облегчения от людской отзывчивости, и горечь унижения. Денег не хватает, и Кузьма решает ехать в город к брату, с которым не виделся семь лет и которому деревенская родня «что есть, что нету». Финал повести драматично открыт: «Вот он и приехал — молись, Мария. Сейчас ему откроют».

Сжатость повествования (события повести укладываются в несколько дней), ситуация беды, вариативность финала, мотив сна, внутренние монологи, переходящие в несобственно-прямую речь автора, позже станут характерными особенностями прозы Распутина.

С повести «Последний срок» (1970) начался новый период в творчестве писателя. Философская проблематика приводит к возрастанию символики и ослаблению фабульности. В основе сюжета — смерть старой женщины «не того века» и распад семьи. Внешних событий почти нет. К умирающей Анне приезжают дети. Чтобы проститься с ними и осмыслить свою «нехитро» прожитую жизнь, судьба подарила ей три дня «последнего срока». Они вместили воспоминания, «дорогие радости и дорогие печали», думы о детях, фольклорно-мифологические представления о грядущих встречах с предками: «Ей есть к кому уходить и есть от кого уходить». В повести раскрывается христианское сознание героини, что было не совсем обычно для того времени.

Распутин поднимает здесь новую для себя проблему — «отцов» и «детей». Дети Анны не унаследовали ни ее восприятия жизни как «ладной, доброй и послушной», несмотря на бесконечный труд и нужду, ни чувства семьи и долга, ни умения дружить и любить. Когда Люся, тяготившаяся родственниками и не испытывающая желания побыть с матерью, отправилась «на природу», к ней пришли воспоминания о детстве, и горькое осознание: «Забыла, она все забыла». Но катарсиса не произошло: именно Люся предложила брату Илье уехать, не дожидаясь кончины матери. Безразлична к матери и старшая Варвара, живущая недалеко и приезжающая к ней раз в месяц за картошкой. Драма кроется в обрыве родовых связей. В повести немало впечатляющих сцен равнодушия детей: «старательный» плач Варвары, предусмотрительность Люси, успевшей скроить траурное платье, но забывшей о подарках для родни, покупка братьями водки для поминок при еще живой матери. Кульминация — ссора у постели матери: поняв, что никому не нужна и младшая Таньчора не приедет, Анна молит о смерти. После отъезда детей «ночью старуха умерла».

При всем трагизме сюжета и жестокости финала в повести есть «просвет». На символическом уровне он связан с образом солнца, на сюжетном — с младшим сыном, живущим, но традиции в родительском доме, в котором ничего не изменилось за много лет. Михаил — не идеальный герой, не очень заботливый сын и отец, любитель выпить. Сцены пьянства в бане с участием Михаила, описаны в повести весьма натуралистично, что не характерно для писателя. Но Михаил единственный осознает сакральность смерти, размышляет о преемственности поколений и задумывается, почему сейчас «такая необходимость появилась — пить». Причины он справедливо видит в распаде общинной жизни, тягостном грузе ежедневных обязанностей, лишенных высокого смысла. Понимая, как томительно мать ждет Таньчору, он берет вину на себя, солгав, что дал телеграмму не приезжать. В конце повести протрезвевший Михаил просит прощенья у матери, повторяя: «Эх, какой же я дурак был».

Экзистенциальная ситуация «порога», трагическая судьба женщины раскрывается в повести «Живи и помни» (1974). В критике она рассматривалась в контексте военной прозы как история дезертира, в жизни которого роковую роль сыграл случай. Андрей Гуськов «воевал, как все», но к концу войны желание уцелеть рождает страх, и, не получив отпуск после ранения, тайком возвращается домой, открывшись лишь жене Настёне. Осуждая свой проступок («За это, если можно, по три раза расстреливали»), оправдание он ищет в долгожданной беременности жены. Писатель комментирует нравственную деградацию Андрея (отупение, злость, желание досадить людям, кражи, убийство теленка на глазах коровы-матери, вой по-волчьи): «Вина требует вины, пропащая душа ищет пропасти глубже».

Автор подчеркивал, что писал эту повесть «ради Настёны». Сирота, кинувшаяся «в замужество, как в воду», она всегда «мечтала больше отдавать, чем принимать». Настёна берет на себя вину Андрея, помогает ему. Но совместить несовместимое — разделить вину с мужем, существовать «наособь» и жить по совести, смотреть в глаза подруге Надьке, вдове с тремя детьми, радоваться вместе со всеми долгожданной победе — невозможно. Не спасает даже мысль о долгожданном ребенке: «Сладко жить, страшно жить, стыдно жить». Родители мужа подозревают ее в измене, власти — в пособничестве дезертиру. Не выдержав нравственных мук, Настёна бросается в Ангару. Андрей скрылся, о его дальнейшей судьбе автор многозначительно умалчивает.

Повесть «Прощание с Матёрой» (1976) продолжила тему «последнего срока», но уже не одного человека, а русской деревни, «природной цивилизации».

Деревня на острове с символическим названием Матёра, соотносимым с понятиями мать, материк, должна уйти под воду — строится плотина ГЭС. Матёра являет собой модель традиционного крестьянского бытия. Новые времена разрушили церквушку, но не уничтожили христианскую веру и нравственные ценности, завещанные предками. Идея соборности, единения с природой, труда на земле как смысла жизни раскрывается в сцене последнего сенокоса магеринцев.

Идет последнее благодатное лето, большинство жителей уже переселилось в новый поселок, на острове остались одни старухи и старухи — Дарья, Катерина, Настасья, Сима с внуком Колькой, да «блажной» Богодул. Неизбежность конца заставляет размышлять о жизни, о предназначении человека. Олицетворением вечности природного мира предстает могучий листвень, самая старая, но «еще на своих ногах», Дарья Пинигина выражает народную философию, нравственные убеждения народа. Развитие философского сюжета определяется ее монологами, разговорами с товарками, спорами с внуком Андреем, считающим, что человек — царь природы, а ГЭС — символ современности. Дарья живет по наказу отца: «Чтоб совесть иметь и от совести не терпеть». Совесть, ответственность перед предками и потомками, долг перед землей, которая не должна пустеть — вот «правила жизни», от которых уходит современный человек, «потративший душу».

В событийном повествовании ключевыми являются эпизоды, связанные с мотивами совести, долга: поджог молодым крестьянином Петрухой родного дома, прощание Дарьи и Настасьи с избой. Старухи воспринимают зачистку кладбища как мародерство: «Мертвых грабят!» Для них санэпидстанция, отдавшая соответствующее распоряжение, — сатанинское ведомство, а «пожогщики» — «аспиды», «черти», «нехристи». Но вина ложится на всех. Дарья и себя считает виноватой в том, что кладбище зальет водой, и что ей придется лечь «наособицу». Разрушена невидимая, но необходимая, ощущаемая крестьянским миром цепь живых и мертвых. В Матёре объявились свои «пожогщики». Петруха, забыв про мать, сам поджигает дом, чтобы быстрее получить за это деньги. Недоброе сияние пожара становится символом природного Апокалипсиса и предвестием страшного суда над грешниками.

Тема конца мира раскрывается и в сценах прощания с избой. Настасья перед отъездом в город топит печь. Выразительно подробное перечисление предметов крестьянского обихода, «все такое, что перешло еще от отцов и дедов». Женщина хватается за ненужную в городе прялку, а дед Егор не может расстаться с ружьем. Дарья, будто обряжает, белит свой дом накануне сожжения, моет пол и тоже топит печь. Совершается погребальный обряд, омовение избы, Матёры.

Смысл происходящего, затопление деревни, сожжение домов, лесов, раскрывают и мифологические, и библейские образы, мотивы — мистический дух деревни, зверек-«Хозяин», Мировое Древо, вспоминаются ветхозаветные Потоп, тьма, «павшая на Матёру», «новая земля» в виде красиво, но не для жизни построенного поселка. Завершается история Матёры мотивом ее своеобразного отлета-вознесения в горнюю Софию: «Всё: снялась, улетела Матёра, царство ей небесное!» Вместе с ней должен погибнуть и мистический Хозяин острова. Финал повести драматично символичен. Четыре старухи, младенец и Богодул, оставшиеся на острове накануне затопления, воспринимаются как последние праведники, которые то ли уйдут под воду как жители Китежа, то ли вознесутся вместе с Матёрой, а моторная лодка с председателем сельсовета и сыном Дарьи Павлом, заблудившаяся в тумане, становится знаком ложного пути технократической цивилизации. И здесь трагедия заблуждения («Кругом были только вода и туман и ничего, кроме воды и тумана») сопрягается с надеждой. Она проявляется и в слабом шуме мотора, который слышат старухи (на этом заканчивается повесть), и в рассказе о царском листвене, так и не поддавшемся ни огню, ни пиле, и в размышлениях Павла, что в новом поселке все можно наладить, если потрудиться: «Жизнь… она все перенесет и примется везде, хоть и на голом камне и в зыбкой трясине, а понадобится если, — то и под водой».

В социально-публицистической повести «Пожар» (1985) Распутин рассказывает о жизни поселка, построенного для жителей затопленных деревень. Иван Петрович Егоров, родом из деревни Егоровки, мучительно размышляет о жизни поселка без деревцев и палисадников около дома, о том, как изменились «свои», уже не крестьяне, а рабочие леспромхоза, об «архаровцах», пришлых людях «перекати-поле», представляющих агрессивную и разрушительную силу. Горит душа у этого живущего по совести человека, он пытается противостоять злу, но при этом ощущает себя чужим в поселке. Пожар на складах магазина высветил социальные (припрятанные для начальства продукты) и нравственные изъяны (кражи спасенного имущества). Пройдя испытание пожаром и убедившись, что остались еще свои по духу люди, Иван Петрович отказывается от намерений уехать, чувствуя ответственность за новую родину: «Никакая земля не бывает безродной».

В годы перестройки Распутин занимался общественно-политической работой (народный депутат СССР, член Президентского Совета), придерживался антилиберальной позиции, писал статьи о проблемах экологии, работал над книгой «Сибирь, Сибирь…» Ведущим жанром его художественного творчества 1980—1990;х гг. стал рассказ («Не могу-у…», «Век живи — век люби», «Что передать вороне?», «Женский разговор», «В больнице», «Изба», «Видение», «В ту же землю», «Наташа»). Деревенская тема ушла на второй план, его волновала душа современного человека в изменившихся социальных обстоятельствах, взаимоотношения близких людей. При этом углублялся психологизм, усиливается религиозно-мистический элемент.

Последнее нашумевшее произведение Распутина — повесть «Дочь Ивана, мать Ивана» (2004). Ее героиня вершит самосуд над насильником несовершеннолетней дочери, рыночным торговцем. Она не оправдывает себя, но и не жалеет о содеянном, так как преступника укрывает само правосудие. У нее нет иного выхода: растоптан нравственный закон, на котором зиждется мир. Позиция автора двойственна: он не может оправдать выстрел женщины, чье предназначение давать жизнь, но и угнетен безысходностью ситуации. Заглавие символизирует идею нравственной преемственности, восстановление которой связано с сыном.

Вопросы и задания для самоконтроля

• 1. В чем состоит отличие прозы о деревне и «деревенской прозы»?
• 2. Назовите основные этапы жанровой, идейно-тематической эволюции «деревенской прозы».
• 3. Как осмыслены проблемы соборности и коллективизации в «деревенской прозе»?
• 4. Объясните концепцию народного характера в творчестве В. Белова.
• 5. Как раскрывается тема «последнего срока» в повестях В. Распутина?

Темы для индивидуальных сообщений

• 1. Феномен правсдничсства в «деревенской прозе».
• 2. Маргинальный человек в прозе В. Белова и В. Распутина.
• 3. «Мысль семейная» в творчестве В. Белова.
• 4. Библия в художественном мире трилогии В. Белова «Час шестый».
• 5. Мифологические библейские мотивы в прозе В. Распутина.
• 6. Проблема преступления и наказания в творчестве В. Распутина.

Рекомендуемая литература

1. Ковтун, II. В. «Деревенская проза» в зеркале Утопии / Н. В. Ковтун. — Новосибирск: РАН, 2009.

• 2. Смыковская, Т. Е. Национальный образ мира в прозе В. И. Белова: монография / Т. Е. Смыковская. — М.: Флинта, 2010.
• 3. Сирин, А. Д. Свет распутинской прозы / А. Д. Сирин. — Иркутск: Издатель Сапронов, 2007.

• [1] Белая Г. А. Художественный мир современной прозы. М.: Наука, 1983. С. 118.
• [2] Заговенье — в православии день накануне поста.
• [3] Социально-исторические корни характера Игнахи и ему подобных персонажей можноувидеть в повести И. Бунина «Деревня» (1910).