Культура Русского зарубежья

Проблема культурной адаптации за рубежом

Русское зарубежье XX в. — уникальное по своим масштабам и культурному значению явление, занимающее важное место в Золотом фонде культуры не только России, но и всего мира. Однако формирование этого исторического феномена связано с трагическими страницами нашей истории, что предопределило его противоречивость и неоднозначность. Культурноцивилизационный раскол 1917 г. и последовавшая за ним социальная катастрофа в виде Гражданской войны поставила перед представителями всех классов и сословий дореволюционной России: от высшей аристократии до крестьян, от военных до неполитизированной части интеллигенции проблему выбора: остаться в тяжелый час на родине, когда решалась ее геополитическая и историческая судьба, или бежать за границу. Для многих, не принявших идеи революции, идея бегства с Родины представлялась унизительной. Эти настроения выразил бывший министр продовольствия Временного правительства А. В. Пешехонов в брошюре «Почему я не эмигрировал»: «Мало кто представлял, какой будет жизнь в новой России, многие были весьма далеки от политики, не сочувствовали ни белым, ни красным, даже убежденные противники большевиков считали для себя возможным остаться на родине»^[1]. Но часть русского общества, включавшая представителей всех его социальных и национальных групп, решила покинуть страну. Большинство из них надеялись, что бегство носит временный характер, поэтому рассчитывали вернуться в Россию при первом же улучшении положения в ней. Были и те, которые искали для себя новую родину, где могли бы начать новую жизнь.

В первые годы жизни в эмиграции главной задачей являлась забота о создании своего единого культурного пространства экстерриториального государства Русское зарубежье: выстроить образовательную систему, наладить издание русской прессы, создать систему взаимопомощи между соотечественниками. Все это в целом должно было решить проблему сохранения русской идентичности в чужеродной культурной и языковой среде.

Первостепенное значение имело воспитание подрастающего поколения и забота о детях-сиротах беженцах. Во всех крупных центрах расселения эмигрантов создавались сиротские приюты, школы с полным пансионом, детские сады. Попечительской деятельностью и организацией сети школьных учреждений занялся Земско-городской комитет (Земгор). Организацией русского школьного дела за рубежом ведали также Русский Красный крест, правительственные организации, международные благотворительные фонды.

В начале 1920;х гг. в эмигрантской атмосфере укрепилась уверенность, что приобретенные знания будут востребованы в будущей освобожденной России. Активно создавались русские школы и другие учебные заведения как оплот национальных традиций. Однако не все принимающие государства мирились с такой культурной автономией. В Польше, Прибалтике, Румынии островки русской культуры значились как «частные русские школы в ликвидации». Осуществлялась религиозная, языковая и национальная дискриминация. Однако были и гостеприимные страны. В Чехословакии с 1921 г. по инициативе президента Т. Масарика в стране начала действовать государственная гуманитарная программа помощи эмигрантам из России под названием «русская акция». Власти страны активно привлекали к сотрудничеству русских профессионалов на благо своего государства. Правительство оказывало материальную поддержку студентам, преподавателям и ученым из России, а также способствовало созданию учебных заведений, созданных для эмигрантов. В 1922 г. в Праге были открыты Русский институт транспорта и связи, Русский педагогический институт имени Я. А. Коменского. При Карловом университете был создан Русский юридический факультет.

Благоприятные условия для российской зарубежной школы были и в Югославии, где была создана целая сеть профсоюзов и других эмигрантских объединений в области эмигрантского образования: Союз русских педагогов в Королевстве СХС, Русское педагогическое общество, Союз деятелей русской демократической школы на Балканах, Русские студенческие дома.

В Западной Европе была сформирована широкая сеть русских школ от начальных, церковно-приходских и земских до высших учебных заведений. В Париже в 1920 г. была основана Русская гимназия.

Среди молодежи были популярны организации скаутов и чешское спортивное движение «соколов», которое было распространено также в Королевстве СХС, Германии и Франции.

Среди наших соотечественников, оказавшихся за рубежом, были настоящие подвижники в деле сохранения русской культуры, истории и языка и приобщения к национальным традициям эмигрантской молодежи. Эта небольшая группа людей вела активную борьбу с денационализацией. Среди них следует выделить бывшего министра торговли и промышленности Российской империи М. М. Федорова. Он создал комитет по организации системы высшего образования для эмигрантской молодежи, который занимался решением не только учебных, организационных, но и финансовых вопросов. Бывший министр земледелия российского правительства А. Н. Наумов создал Общество помощи русским учащимся и учащим в Ницце, которое организовывало преподавание русского языка, так называемые «русские уроки».

Высшая школа русской эмиграции привлекла много ученых и опытных преподавателей, которые стремились передать лучшие традиции русского просвещения подрастающему поколению эмигрантов. В 1920;е гг. в Париже были образованы русские отделения при Сорбонне, открыты также Коммерческий, Русский политехнический, Высший технический, Православный богословский институты. В 1921 г. здесь открылся Народный университет, который, по сути, являлся профессионально-техническим училищем. 25 % суммы обучения оплачивал Земгор. С 1925 г. начал работать Франко-русский институт, диплом которого давал право трудоустройства в любом учреждении Франции.

Украшением музыкальной культуры французской столицы с 1923 г. стала (и является поныне) Парижская русская консерватория имени С. В. Рахманинова, первом ректором которой стал известный дирижер Н. Н. Черепнин. Почетным председателем консерватории был избран гениальный русский композитор С. В. Рахманинов, который привлек к преподаванию в ней своего друга, известного оперного баса Ф. И. Шаляпина.

На Дальнем Востоке центром высшего образования русской эмиграции стал Харбин. В начале 1920;х гг. здесь открылись Харбинский политехнический, Коммерческий и Технологический институты, Харбинский юридический факультет. В последнем преподавал известный идеолог сменовеховства и национал-большевизма Н. В. Устрялов.

Почему русская эмиграция 1920;х гг. первостепенное значение придавала сохранению отечественной системы образования? И почему к 1930;м гг. выстроенная система эмигрантских вузов и школ стала рушиться?

Русское студенчество объединялось в различные корпоративные союзы, наиболее крупным из которых было Объединение русских эмигрантских студенческих организаций (ОРЭСО), созданное в 1921 г. Членами ОРЭСО являлись около 12 000 студентов Европы и США. Однако в вузах смогли позволить себе учиться дети из обеспеченных семей.

Большинство же эмигрантов, среди которых были представители высших военных кругов и аристократии, пополнило ряды иностранного пролетариата и селились вокруг заводов и фабрик, образуя колонии-поселения.

Русскую колонию всегда можно было распознать по внешней атрибутике: огороды и цветники с георгинами и подсолнечниками, и построенная из подручных материалов или на базе старых бараков церковь.

Как правило, центром жизни каждой эмигрантской колонии был Русский дом с библиотекой, читальней, радиоаппаратурой. При нем создавалась касса взаимопомощи. Заведование в русских домах было на плечах бывших военных. Русские дома организовывали школы, благотворительные балы и концерты, собирали средства на строительство церквей. Эти клубы соотечественников в 1930;е гг. являлись последним объединяющим оплотом зарубежного русского мира. Чтобы избежать раздоров в кругу соотечественников во многих подобных клубах запрещались политические доклады и дискуссии. Немаловажную роль играли и рабочие синдикаты, которые выхлопатывали пособия для безработных и помогали с трудоустройством, выполняя роль профсоюзов.

К 1930;м гг. надежда многих наших соотечественников вернуться на Родину угасла. Эмиграция, по выражению журналиста К. К. Парчевского, «не только утряслась, но и утрамбовалась». Деньги и средства закончились, а между тем власти стран-реципиентов в связи с Великой депрессией стали вводить жесткую процентную норму для рабочих-эмигрантов, что привело к массовой безработице. Под гнетом нужды многим нашим соотечественникам пришлось натурализоваться. Старшее поколение так и не смогло слиться с иностранной средой, продолжая считать себя русскими, живя прошлыми воспоминаниями. В общественном сознании прослеживались попытки заслонить тоску по родине иллюзией индифферентности или установками, что «там еще хуже»:

Принесла случайная молва Милые, ненужные слова:

Летний Сад, Фонтанка и Нева.

Вы, слова залетные, куда?

Здесь шумят чужие города И чужая плещется вода.

Вас нс взять, не спрятать, нс прогнать.

Надо жить — нс надо вспоминать.

Чтобы больно нс было опять.

Р. Н. Блох «Чужие города» (1932).

А вот строки, написанные М. И. Цветаевой в 1935 г. (через четыре года поэтесса вернулась на Родину):

Тоска по родине! Давно Разоблаченная морока!

Мне совершенно все равно —.

Где совершенно одинокой Быть…

«Тоска по родине! Давно…» (1934).

Но ностальгия оставалась, и русские эмигранты ходили «в Булонский лес обнять березу!».

Дети же первой волны эмиграции, как правило, даже не знали родного языка, имели смутные представления о России и готовились к постоянной жизни за границей. К. К. Парчевский в своих эмигрантских заметках приводит рассказ одного соотечественника из русской колонии в Шампани о том, как семья казаков (муж и жена) работала сутками на заводе, а детей оставляла на попечение француженке, квартирной хозяйке. Времени учить французский у пары не было, как и прививать родной язык своим чадам. В результате в семье возник языковой барьер. Подобные случаи были часты в эмигрантских рабочих семьях. Однако русская школа, русский клуб или русский дом и церковь, которые существовали на общественные гроши, удерживали, насколько могли, подрастающее поколение эмигрантов в русском культурном поле. Но время брало свое, и процесс денационализации шел полным ходом. Крах надежды вернуться на Родину, однообразие эмигрантской жизни, отсутствие новой литературы в эмигрантских библиотеках все больше отдаляло подрастающее поколение от русской жизни. Эмигрантские круги перестали проявлять интерес к политике, центральным общеэмигрантским учреждениям. На первое место вышла проблема личного выживания и жизни русского микромира — колонии. Однако за тем, что происходило в России, пристально следили, читая прессу. Объединить русских эмигрантов могли только культурные события и памятные юбилеи, вроде пушкинского. Измотанная в бедности, в процентных нормах эмиграция к 1930;м гг. устала и стремилась тихо доживать свой век. А подрастающее поколение все более теряло связь с историческими корнями, ассимилируясь в иностранной среде.

• [1] Пешехонов А. В. Почему я не эмигрировал. Берлин: Обелиск, 1923. С. 5.