Новаторство автора «Листьев травы», его мощный прорыв к будущему, космизм, раскованность манеры, использование верлибра — все эти особенности, не до конца оцененные современниками, стали прорывными импульсами, повлиявшими на многих поэтов XX столетия. Можно говорить о целом явлении в поэзии — «уитменианстве».
В уитменовском ключе развивалось творчество бельгийского поэта Эмиля Верхарна, который продолжал совершенствовать искусство свободного стиха. Был близок Уитмен и многим выдающимся поэтам Латинской Америки (Рубен Дарио, Габриэла Мистраль, Пабло Неруда). Влияние его ощутимо у Луи Арагона, Поля Элюара, Назыма Хикмета, Рафаэля Альберти и многих других.
Судьба уитменовской традиции на родине поэта — тема, еще до конца не изученная. Однако трудно назвать серьезным поэта США, в творчестве которого не ощутимо в той или иной мере присутствие Уитмена. В начале XX в. его пафос был близок поэтам левой ориентации, в том числе Джону Риду, автору написанной в манере Уитмена неоконченной поэмы «Америка 1918». Прямой наследник Уитмена — Карл Сэндберг, стремившийся дать масштабный образ народной Америки: с особой отчетливостью это ощущается в его эпической по размаху книге стихов «Народ — да!» (1936). Многим обязаны Уитмену и поэты-модернисты Т. С. Элиот и Эзра Паунд, ставшие классиками при жизни.
Уитмен оставил явственный след и в творчестве многих прозаиков. Его интонация, «всеамериканский» размах дают о себе знать в финале романа Томаса Вульфа «Домой возврата нет»; то же относится и к публицистическим отступлениям в романе Джона Стейнбека «Гроздья гнева».
