Человеческая деятельность: опыт системного анализа (1974)

Введение

Предпосылки, с которых мы начинаем, — не произвольны, они — не догмы; это — действительные предпосылки, от которых можно отвлечься только в воображении. Это — действительные индивиды, их деятельность и материальные условия их жизни, как те, которые они находят уже готовыми, так и те, которые созданы их собственной деятельностью.

К. Маркс и Ф. Энгельс.

«Немецкая идеология».

Казалось бы, предмет настоящего исследования достаточно четко выявлен в его названии. Дело, однако, в том, что смысл самого понятия «деятельность» является крайне неопределенным.

В обычном словоупотреблении «деятельность» понимается как всякого рода практическая активность человека; это значение закрепляют толковые словари: деятельность есть «работа, занятие в какой-либо области»; философско-терминологического значения этого слова словари (даже специальные философские) обычно не дают. Видимо, понятие «деятельность» не обрело еще статуса философской категории. Между тем в последнее время оно привлекает все более пристальное внимание философов, социологов, психологов, не получая, однако, единого и точного истолкования, равно как и определения его соотношения с близкими понятиями — такими, как «активность», «жизнедеятельность», «поведение», «практика». В 1940 г. С. Л. Рубинштейн отмечал, что понятие «деятельность» употребляется «в очень широком и неопределенном смысле. В психологии сплошь и рядом говорят о психической деятельности, отождествляя, по существу, деятельность и активность. Мы различаем эти понятия… Деятельность в собственном смысле слова — это предметная деятельность, это практика». Впрочем, С. Л. Руби нштейн оговаривал правомерность и понятия «теоретическая деятельность» (103, 99)^!. По сей день и в психологической, и в социологической, и в философской литературе понятие «деятельность» употребляется неоднозначно^[1][2].

Представляется, однако, несомненным, что это понятие должно стать категорией марксистской философии и опирающихся на нее гуманитарных наук, ибо без него немыслимо построение философского учения о человеке (напомним известные слова К. Маркса и Ф. Энгельса, взятые в качестве эпиграфа к данной книге).

С нашей точки зрения, под «деятельностью» следует понимать способ существования человека и, соответственно, его самого правомерно определить как действующее существо. Если следовать старинной традиции и искать для человека лаконично-однословное определение, способное указать на главное его отличие от всех других живых существ, то вместо таких формул, как Homo sapiens (человек разумный) или Homo faber (человек создающий), Homo loquens (человек говорящий) или Homo ludens (человек играющий), Homo sociologicus (человек социологический) или Homo psychologicus (человек психологический), мы предложили бы определение Homo agens, т. е. действующий человек. Это определение интегрирует все вышеприведенные, вскрывая односторонность каждого из них и потому его правильность и неправильность в одно и то же время.

Отсюда следует, что деятельность охватывает и материально-практические, и интеллектуальные, духовные операции; и внешние, и внутренние процессы; деятельностью является работа мысли в такой же мере, как и работа руки, процесс познания в такой же мере, как человеческое поведение. К. Маркс писал, что подобно тому, как материальная деятельность есть мое практическое самоопределение и самоутверждение, так «деятельность моего всеобщего сознания как таковая является моим теоретическом бытием как общественного существа» (2, 590).

Таким образом, в деятельности человек раскрывает свое особое место в мире и утверждает себя в нем как существо общественное. Поэтому ответить на вопрос: «Что такое человеческая деятельность?» — значит выяснить, что представляет собой сам человек. Решение этой задачи осуществляет марксистская философия, в которой важное место занимает учение о человеке. Дальнейшая разработка этого учения становится сейчас особенно важной. Ведь чем дальше продвигается общество по пути социализма, тем большее значение приобретает задача формирования человека нового, коммунистического типа, ибо человек, по удачному, на наш взгляд, определению В. Г. Афанасьева, «есть главный компонент социальной системы» (17, 45). Поэтому необходимо хорошо знать не только природу и закономерности экономических процессов, но и природу и закономерности бытия человека. Именно так ставится этот вопрос в Программе КПСС, в решениях последних партийных съездов, в выступлениях Л. И. Брежнева. Сложнейшее дело воспитания человека зависит не только от доброго желания и даже не только от наличия необходимых для этого объективных условий, но и от уровня научного познания человека и его деятельности. Марксистская теория человеческой деятельности призвана теоретически вооружить нашу социально-педагогическую практику. Следует признать безусловную правоту С. Л. Рубинштейна, утверждавшего, что «все мировоззренческие вопросы, ответ на которые определяет то, как человеку жить и в чем искать смысл своей жизни, при всем их неисчерпаемом разнообразии, и богатство сходятся, в конечном счете, в одной точке, в одном вопросе — о природе человека (что есть человек) и его месте в мире» (103, 382).

Поэтому нельзя согласиться с встречающимся иногда в философской литературе отождествлением общества и человека. Н. Ф. Наумова, например, утверждает: «…общество и история в конечном счете тождественны, равны человеку. Это тождество может выступать даже как некоторый методологический принцип» (89, 63). Подобное отождествление, как в свое время писал С. Л. Рубинштейн, ведет к тому, что «из учения о категориях, в том числе даже из учения о действительности, бытии, выпадает человек. Он, очевидно, идет только по ведомству исторического материализма — как носитель общественных отношений; как человек он — нигде…» (103, 259).

Между тем достаточно привести известный тезис К. Маркса: «…как само общество производит человека как человека, так и он производит общество» (2, 589), чтобы стало очевидным, сколь нетождественными были для него эти два явления. Но это означает, что каждое из них должно стать предметом самостоятельной теоретической разработки, ибо философская социология не поглощает философскую антропологию, но лишь пересекается с ней — человек принадлежит ведь и миру социальному, и миру природы.

Вопрос о праве антропологии быть особым разделом философии — наряду с социологией, гносеологией, аксиологией и т. д. — должен решаться, лишь исходя из выяснения особенностей исследуемого объекта. Речь должна идти, иначе говоря, о том, нуждается ли человек как объект изучения в его специальном дополнительном философском рассмотрении, при том, что его успешно изучает целая группа конкретных наук — психология, педагогика, этнография, политическая экономия, история, юриспруденция, цикл медицинских наук и т. д., и с другой стороны, при том, что его изучают и все философские дисциплины — социология, гносеология, логика, этика, эстетика, научный атеизм?

Мы решаемся ответить на этот вопрос безусловно утвердительно, ибо все другие науки и все другие разделы философского знания подходят к человеку лишь в соответствии со своими специфическими задачами и возможностями. Но в том-то и дело, что в этой раздробленности направлений познания человека исчезает его целостность. «Собрать» это целое воедино и рассмотреть его именно как целое, как сложную, сверхсложную, сложнодинамическую систему, способна только философия — это соответствует именно ее и только ее научному профилю. Лишь она способна и призвана рассмотреть человека в единстве его биологических и социальных параметров, а не в той односторонности, которая неизбежна и в естественных, и в общественных науках, изучающих человека; лишь она способна и призвана рассмотреть человека в единство его социально-общих, социологически-групповых и индивидуально неповторимых качеств, а не в выделении в нем только общечеловеческого, как это делают психология и медицина, или только особенного, как это делают социология и социальная психология, или только индивидуального, личностного, как это пытаются сделать педагогика и медицинская практика. Именно философская антропология способна и призвана рассмотреть человека в единстве различных видов и форм его деятельности, а не в односторонности той или иной конкретной деятельности.

Одна из первых «заявок» философской антропологии на самостоятельное существование, как это ни покажется странным, относится к 1773 г. Мы имеем в виду знаменитый трактат Гельвеция «О человеке…», который начинается следующими словами: «Наука о человеке, взятая во всем своем объеме, необъятна; изучение ее — дело долгое и трудное. Человек есть модель, выставленная для обозрения ее различными художниками: каждый рассматривает некоторые стороны ее, никто еще не охватил ее кругом» (36, 4).

Нет ничего удивительного в том, что идеалистические и позитивистские устои буржуазной философии не позволяли плодотворно развить такую интегральную концепцию человека. Более того — буржуазная философия не имеет даже прочных теоретических оснований для отграничения философской антропологии от других разделов философии, так как не способна правильно определить место человека в мире, его отношение к природе и к обществу. Оттого учение о человеке то растворяется в других философских науках — в философии природы или в философии духа, в этике или в позитивистски трактованной социологии, то, напротив, грозит поглотить всю философию, приравнять ее к общей теории человека. Уже фейербаховское понятие «антропологический принцип в философии» говорило о той редукции философии к антропологии, которая будет развита затем целым рядом школ конца XIX — XX вв. — философией жизни, персонализмом, экзистенциализмом, феноменологией.

Только марксизм с его диалектическим пониманием принадлежности человека одновременно к природе и к обществу, с его знанием законов социальной жизни способен адекватно определить место человека в мире, а значит — и место философского учения о человеке в общей системе философских наук. Разработка такого учения имеет и громадное идеологическое значение, ибо она опровергает клеветнические утверждения многих буржуазных философов, будто в концепции К. Маркса, Ф. Энгельса и В. И. Ленина нет места для теории человека.

Нам кажется, что прав Т. Ярошевский, когда, подвергая критике экзистенциалистскую антропологию, структуралистскую антропологию и разные модификации христианского персонализма, говорит о «философской антропологии Маркса» (142, 46). Нельзя также не согласиться с Л. Сэвом, который, показав несостоятельность попыток дополнить марксизм экзистенциалистской антропологией (Ж.-П. Сартр), ревизионистски интерпретировать Марксово учение о человеке (Р. Гароди), доказать ненужность такого учения марксизму (Л. Альтюссер), наконец, структуралистски ликвидировать саму проблему человека (К. ЛевиСтросс), ставит вопрос о теоретической и практической необходимости «развивать марксистскую антропологию» (112, 570).

Появление в самое последнее время в советской науке сборников статей, специально посвященных проблеме человека в марксистской философии, монографий 3. М. Какабадзе «Человек как философская проблема» (Тбилиси, 1970), А. Г. Мысливченко «Человек как предмет философского познания» (М., 1972), Б. Т. Григорьяна «Философия о сущности человека» (М., 1973), С. Л. Рубинштейна «Человек и мир» (в сб. «Проблемы общей психологии». М., 1973), Г. Л. Смирнова «Советский человек» (М., 1971), перевод па русский язык упомянутых монографий зарубежных философов-марксистов свидетельствуют о все более активной разработке марксистской философской антропологии. И все же, как справедливо отметил А. Г. Мысливченко, пока не существует «общепризнанной точки зрения в отношении того, какие вопросы включает в себя философский подход к проблеме человека. Нередко можно наблюдать фактическое сведение философского аспекта к вопросам гуманизма, социологии личности и т. д.» (86, 34).

Посильный вклад в исследование данной темы, в разработку марксистского учения о человеке попытался внести и автор настоящей книги. Он исходил при этом из того, что решение такой задачи может быть успешным лишь на путях системного исследования.

• [1] Здесь и далее цифры в скобках обозначают: порядковый помер цитируемой работы (см. приведенный в конце книги список), том и страницу.
• [2] См., например, обзор интерпретаций понятия «деятельность», осуществленныйЛ. В. Маргулисом (81, 5—28).