Философское основание криминалистического учения о фиксации доказательственной информации

Поскольку преступления, совершаемые их субъектами, чаще всего не наблюдаются сторонними людьми от начала и до конца и поскольку возмещение причиненного вреда всегда связано с исследованием преступных последствий, то вполне ясно, что всегда была, есть и останется необходимость анализа материальных последствий преступлений. А раз имеет место такая потребность, то вполне очевидно, что наличествует необходимость и в фиксации этих последствий с тем, чтобы по отмеченной на материальном носителе отраженной информации можно было представить себе картину происшедшего события преступления.

Разработка наиболее целостного учения о фиксации доказательственной информации в процессе предварительного расследования принадлежит Николаю Николаевичу Лысову, который в 1995 г. написал докторскую диссертацию по этой теме, что, в свою очередь, ему предложил сделать Р. С. Белкин^[1]. Сам Н. Н. Лысов так обосновал необходимость основательного, обобщенного научного изложения комплекса вопросов, охватывающих общеметодологическую, процессуально-правовую, тактико-криминалистическую и техническую стороны фиксации доказательственной информации: «Выявление и фиксация современными техническими средствами признаков и следов преступных действий, последующее использование полученных материалов в ходе доказывания вины конкретных лиц в процессе расследования по уголовным делам значительно облегчает достижение основных задач уголовного судопроизводства. В процессе установления обстоятельств, подлежащих доказыванию по уголовному делу, субъект деятельности по выявлению и раскрытию преступлений, оперирует в качестве доказательств не самими предметами действительности, а зафиксированными в предусмотренной законом форме сведениями об устанавливаемых фактах. Уже одно это обстоятельство говорит о том, что вопросы фиксации доказательственной информации, несомненно, представляют практический и теоретический интерес. В результате развития научно-технического прогресса постоянно расширяется круг средств фиксации информации в различных отраслях человеческой деятельности, что не может не сказаться также на деятельность, но выявлению и раскрытию преступлений. Появление новых объектов фиксации, а отсюда и новых способов, методик, технических средств фиксации требует изучения практики их применения и теоретического осмысления»^[2].

В общем, на сегодня теория фиксации информации в криминалистической науке является одной из наиболее разработанных, полных теорий. Так, исследованию отдельных способов фиксации доказательственной информации посвятили свои диссертации С. Н. Волочай (Волгоград, 2003), Е. П. Ищенко (Свердловск, 1974), Т. А. Макарова (Ижевск, 2004), В. А. Семенцов (Екатеринбург, 1994) и другие — о видеозаписи; Л. И. Гаврилов (Л., 1965), Е. И. Дмитриев (М., 1998), В. Г. Коломацкий (М., 1967), Т. В. Патрушева (Тюмень, 2005), И. В. Постика (Одесса, 1970), А. А. Сафонов (Волгоград, 2002), И. И. Сафронов (М., 1949), Г. Л. Серватинский (Л., 1972), X. М. Тахо-Годи (М., 1951), И. В. Трущенков (М., 2011) и другие — об использовании фотосъемки; Т. А. Макарова (Ижевск, 2004), В. А. Семенцов (Екатеринбург, 1994) и другие — об аудиозаписи; И. Д. Найдис (М., 1967) — о киносъемке; О. О. Анищик (Самара, 2002), Ю. А. Веселова (СПб., 2005), 3. Т. Гулкевич (Киев, 1985), О. А. Малютина (Н. Новгород, 2009), А. Ф. Родин (Волгоград, 2002), X. А. Сабиров (Краснодар, 2000) и другие — о протоколировании; А. Ю. Дементьев (Екатеринбург, 2003) и другие — об общих вопросах фиксации доказательств.

Под фиксацией доказательственной информации Н. Н. Лысов предлагает понимать «особую видо-типовую группу действий при осуществлении деятельности, но выявлению и раскрытию преступлений, с помощью которых отображаются и сохраняются (консервируются) атрибутивные, пространственно-временные, генетические и функциональные характеристики состояний объекта, процессов, явлений, вызванных преступной деятельностью»^[3].

В науке уголовно-процессуального права существует понятие «фиксация доказательств», что определяется как запечатление (закрепление) фактических данных в установленном законом порядке (т.е. в определенных процессуальных формах)^[4].

В литературе по уголовному процессу к основным целям протоколирования относят следующие: сохранение информации, что обеспечивает возможность ее использования участниками уголовного судопроизводства; фиксация содержания следственного действия, что дает возможность передать установленные и закрепленные сведения адресату доказывания (передача информации в пространстве и во времени); предоставление возможности контроля за соблюдением законности в ходе уголовного судопроизводства; отражение изменения, происшедшего вследствие воздействия на объект фиксации субъекта преступления.

Объектами запечатления при фиксации доказательств (или доказательственной информации) являются сами фактические данные (доказательственная информация), а также деятельность дознавателя, следователя, суда по собиранию этой информации, ее ход, условия и результаты.

Информация, заключенная в криминалистически значимом (относящемся к расследуемому событию) объекте, раскрывается поэтапно, она проецируется в сознании следователя в зависимости от того, как меняется в процессе взаимодействия внешняя и внутренняя природа и самого воспринимаемого объекта, и воспринимающего субъекта и объекта (воспринимает и фиксирует информацию не только следователь как личность, но и специальные приспособления, например компьютер, диктофон, видеокамера, фотоаппарат и т. д.). Поэтому в основании рассматриваемого криминалистического учения лежат как собственно юридические — процессуально-правовые — положения, поскольку действия по фиксации протекают в рамках регламентации нормами уголовно-процессуального закона, так и философская материалистическая теория отражения, а также языкознание, психофизиология, теория информации, теория измерений, теоретические положения механики, химии, физики и других отраслей науки и техники.

Фиксация в криминалистике — аналог словосочетания «закрепление [определенными способами] установленного [обнаруженного и выясненного]».

Говоря о содержании теории фиксации в криминалистике, следует учитывать ее философские позиции. Вспомните сделанное нами выше замечание, что философским основанием данной теории является материалистическая теория отражения. «Действия преступников, — пишет Н. II. Лысов, — отображаются через установление связей и отношений состояний преобразованных объектов, что и является главным теоретическим положением для построения основ криминалистического учения о фиксации доказательственной информации»^[5].

С точки зрения указанной философской теории фиксация доказательственной информации есть отражение предварительно оцененного воспринятого криминалистически значимого объекта. Только путем (1) восприятия и (2) мышления мы воспроизводим объект таким, каким он является в объективной действительности во всех его отношениях и связях. Результат такого отражения должен давать максимально полное представление об отражаемом объекте, адекватно передавать его свойства и признаки. Р. С. Белкин указывал, что полнота отражения зависит от условий и средств отражения. А поскольку в нашем случае отражение представляет собой целенаправленный процесс, то его полнота зависит еще и от тех целей, что преследует субъект (следователь, дознаватель), осуществляющий процесс отражения. Поэтому отражение при фиксации имеет избирательный характер: отражается только то и в том объеме, который представляется необходимым субъекту фиксации^[6].

Поскольку фиксация доказательственной информации состоит в облечении ее в соответствующую процессуальную форму, то необходимо запечатлевать сведения о процессе фиксации (об условиях, применявшихся средствах и способах фиксации), без чего невозможно достаточно полно и объективно оценить результаты фиксации, иными словами, решить вопрос о степени точности отражения. С философских позиций, «гносеологически как надо понимать: отражается ли у нас действительность внешнего мира точно как копия, или же это надо иначе понимать? … Ленин, — отмечала доктор философии Любовь Исааковна Аксельрод, — понимает не таким образом,… что это есть копия, что это снимок, что это отражение как в зеркале. … Субъект участвует в представлении об объекте. Если бы не было никакого участия нашего субъекта, тогда вытекало бы два вывода отсюда. Во-первых, невозможно было бы объяснить заблуждение. Если все копия, тогда истина готова и абсолютна, тогда, спрашивается, откуда заблуждение… Во-вторых, если бы это было копией, снимком, полным отражением, тогда наше познание было бы тоже созерцательное, а не действительное, не активное, а мистически пассивное»^[7].

О. А. Малютиной на основании положений теории отражения и проведенных ею исследований выделяется в процессах отражения при фиксации доказательственной информации последовательно четыре ступени отражения: 1. Отражение способа совершения преступной деятельности как результата взаимодействия двух материальных систем. Это образование материальных следов преступления, либо отражение действий субъекта преступления в сознании очевидцев и иных свидетелей — формирование мысленного образа, идеального следа преступления; 2. Отражение следов (и материальных, и идеальных) в сознании субъекта, проводящего расследование. Субъект деятельности по выявлению, раскрытию и расследованию преступлений должен «воспринять» происшедшие изменения в состояниях изучаемых объектов, что возможно посредством проведения процессуальных действий по собиранию и проверке фактических данных. Полученные таким образом сведения — это вторичное отражение; 3. Отражение познанного в процессуальных документах — протоколах следственных действий. Важным на этом этапе является выбор методов, средств и приемов фиксации, от которых зависит, станет ли актуализированная информация доказательством; 4. Отражение зафиксированного в процессуальных документах в сознании участников уголовного судопроизводства^[8].

Протоколирование — основной способ фиксации доказательственной информации — осуществляется методом описания. С помощью данного метода информация органов чувств переводится на язык знаков (письменных знаков, условных обозначений и т. п.). Описание осуществляется на базе естественного языка (нет нужды доказывать, что знание русского языка накладывает отпечаток на точность отражения сущности описываемого) и языка криминалистики, который отличается логической строгостью и однозначностью. «Методологической основой использования языка криминалистики в протоколах следственных действий выступает взаимосвязь и взаимообусловленность теории отражения, учения о фиксации криминалистической информации и учения о языке. Эта взаимосвязь проявляется в процессе многоступенчатого отражения, каждая последующая ступень которого предполагает процедуру вербализации познанного посредством языковых средств»^[9].

Обеспечение точности содержания протокола процессуального действия достигается не только правильной и единообразной терминологией языка криминалистики, но и измерениями размеров, расстояний, координат, отказом от использования в протоколе приблизительных, неопределенных описаний, а также выводов, предположений и т. д. В протокол вносятся те признаки объекта, которые, несомненно, были наблюдаемы участниками процессуального действия в ходе его проведения. В идеале содержание протокола должно так отобразить воспринятое субъектом фиксации, чтобы затем можно было мысленно представить в наиболее полном объеме объект фиксации и проследить весь ход и условия данного процессуального действия; иными словами, создать при чтении протокола как бы эффект присутствия читающего при процессуальном действии.

Теоретический и практический интерес представляет вопрос о доказательственном значении приложений к протоколам. В силу ч. 1,8 ст. 166 УПК РФ к протоколам могут быть приложены стенографическая запись, фотографические негативы и снимки, материалы кино-, аудиои видеозаписи, диапозитивы, чертежи, планы, схемы, слепки и оттиски следов, а также электронные носители информации, полученной или скопированной с других электронных носителей информации в ходе производства следственного действия (ч. 9^[9] ст. 182, ч. З^[9] ст. 183, ч. 3 ст. 186^[9] УПК РФ). Иногда роль приложений к протоколу сводят к иллюстрации его содержания, что не является верным. Планы, схемы, чертежи, фотоснимки, оттиски следов и т. д., по сути, являются составной частью протокола и их доказательственное значение неотделимо от протокольного описания. Наличие приложений дает возможность проверить полноту и точность записей в протоколе путем сопоставления. В случае пробелов в протоколе приложения предоставляют иногда возможность их восполнить. И. М. Лузгин справедливо отмечал, что протокольная фиксация позволяет передать главным образом содержание фактов, связь между ними; что же касается признаков, характеризующих форму предмета, размеры его частей, положение в пространстве, то представление о них значительно полнее и точнее передается в приложениях к протоколам в виде фотографий, зарисовок, схем и т. п.^[13]

При наличии у субъекта фиксации существующих средств фиксации и умения (опыта) ими пользоваться выбор дополнительного способа фиксации или их нескольких зависит прежде всего от задачи фиксации, а также от свойств объекта фиксации.

Так, видиофиксация используется для детализации протоколов данными о динамических признаках фиксируемых объектов. (Кинофиксация фактически не используется в судебно-следственной практике.) Фотофиксация применяется в отношении статических объектов фиксации. В этой связи хотелось бы обратить внимание на следующее. В ст. 190 УПК РФ, посвященной особенностям составления протокола допроса, указывается, в частности, на возможность применения фотографирования как на один из технических способов фиксации хода допроса. Проведенный нами анализ современной практики применения технических средств при производстве допроса показал, что чаще всего для фиксации используются видеозапись (87% опрошенных следователей), а также аудиозапись (13% опрошенных). Фотографирование при проведении допросов практически не применяется (0% из участвовавших в опросе следователей заявили о применении фотосъемки)*, так как никакой доказательственной информации оно не содержит. Зато отвлекает внимание допрашиваемого, оказывает на него психологическое давление, мешает допрашивающему наладить контакт с допрашиваемым и сосредоточиться обоим на предмете допроса. Например, видеозапись (аудиозапись) показаний сознавшегося подозреваемого возможно использовать как тактический прием при воспроизведении другим, несознавшимся подозреваемым. Это также позволит не прибегать к очной ставке, если есть опасность, что иод давлением не сознавшегося подозреваемого лицо, дающее против него показания, может отказаться от них и стать на позицию защиты этого подозреваемого. Наконец, в случае (что бывает, к сожалению нередко), если, будучи подсудимым, он изменит свою линию защиты в суде под предлогом якобы оказанного психологического и (или) физического воздействия, откажется от показаний, данных им на предварительном следствии, то на позицию суда может оказать существенное влияние просмотр видеозаписей первоначальных допросов подозреваемого, а также заключение психолого-вокалографической экспертизы по видеозаписям допросов подозреваемого, т. е. суд сможет удостовериться не только в том, что, но и как раньше говорил допрашиваемый (соединения слов, построения предложений, дополнения слов междометиями или другими коммуникативными наполнителями (интонация, мимика, словесные ударения, жестикуляция), паузы).

Аудиозапись в практике расследования преступлений нашла широкое применение с середины 1960;х гг. Например, следственными аппаратами в Пермской области в 1967 г. по 164 уголовным делам применялась магнитофонная запись^[14][15]. Этому способствовали выпуск отечественной промышленностью высококачественных магнитофонов (катушечный магнитофон «Комета МГ-201М», кассетный магнитофон под компакт-кассету Philips

EL3300 «Десна», миниатюрный катушечный магнитофон (диктофон) «Электрон-52Д» и пр.), а также изменение редакции ст. 141 «Протокол следственного действия» (в ч. 2 которой стало говориться о применении звукозаписи при производстве следственного действия и в ч. 5 — о фонограмме как приложении к протоколу следственного действия) и введение новой ст. 141^[16] «Применение звукозаписи при допросе» в УПК РСФСР 1960 г.*.

В отношении современного весьма широкого применения видеофиксации хода и результатов осуществления процессуальных и оперативноразыскных действий выглядят пророчески слова одного из пионеров отечественной криминалистики В. И. Громова, написанные 100 лет назад: «Представим себе, что через 100—200 лет. Когда будет признано, что в целях исследования истины органами власти требуются не только фотографические аппараты Бертильона, но и другие точные фиксаторы действительности, — сыскные и полицейские управления будут иметь в своем распоряжении синематографические съемные аппараты»^[17].

Фиксация есть отпечаток отпечатка отражающего объекта, который, вполне ясно и бесспорно, хуже отпечатка. Поэтому достижение цели надежности, полноты и объективности фиксирования насущно. Нынешние технические средства, используемые для фиксации процессуальных действий, позволяют достичь указанной цели. И более того, позволяют посредством их полученную информацию при необходимости использовать для дальнейших, в том числе экспертных, исследований. От того, насколько верно происходит подбор средств и методов фиксации, напрямую зависит адекватность отражения и связанное с ней существо доказательства.

Итак, в философском основании учения о фиксации доказательственной информации лежат положения теории отражения. Если подлежащие фиксации следы преступления (фактические данные) являются отражением совершенного преступления в окружающей действительности, то результат их фиксации есть отражение отражения.

• [1] См.: Белкин Р. С. История отечественной криминалистики. С. 454.
• [2] Лысов Н. Н. Указ. соч. С. 6.
• [3] Лысов Н. Н. Указ. соч. С. 31.
• [4] См., например: Сорокин В. С. Особенности процессуального доказывания в уголовномсудопроизводстве: монография. Гродно, 2002. С. 36; Смиронов А. В., Калиновский К. Б. Уголовный процесс: учебник / под общ. ред. А. В. Смирнова. 4-е изд., перераб. и доп. М., 2008.С. 209.
• [5] Лысов Н. Н. Указ. соч. С. 28.
• [6] См.: Белкин Р. С. Курс криминалистики. В 3 т. М., 1997. С. 118.
• [7] Аксельрод Л. О борьбе Ленина с философским ревизионизмом и вопросы теории отражения // Под знаменем марксизма (философский и общественно-экономический журнал).1934. № 4 (июль — август). С. 141.
• [8] См.: Малютина О. А. Указ. соч. С. 14.
• [9] Малютина О. А. Указ. соч. С. 9.
• [10] Малютина О. А. Указ. соч. С. 9.
• [11] Малютина О. А. Указ. соч. С. 9.
• [12] Малютина О. А. Указ. соч. С. 9.
• [13] См.: Лузгин И. М. Расследование как процесс познания: учеб, пособие. М., 1969. С. 40.
• [14] См.: Лапин Е. С. Теория и практика расследования преступлений против интеллектуальной собственности: монография / иод рсд. А. Ф. Волынского. М., 2011. С. 269.
• [15] См.: Жогин II. Совершенствовать следственную работу, усилить прокурорский надзор // Социалистическая законность. 1968. № 6. С. 21.
• [16] См.: Указ Президиума Верховного Совета РСФСР от 31 августа 1966 г. «О внесенииизменений и дополнений в Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР» // Ведомости Верховного Совета РСФСР. 1966. № 36. Ст. 1018.
• [17] Громов В. И. Преступления скопища. Массовые преступления и техника их расследования // Журнал Министерства юстиции. 1916. № 6. С. 119—120.