Митрополит Иона II (1503—1507 гг.)

Результаты победы и укрепившегося через нее положения вел. кн. Елены выразились, между прочим, и в том, что именно по ее предложению в преемники скончавшемуся еще в 1501 г. митр. Иосифу I Болгариновичу был выдвинут самой Еленой кандидат совершенно противоположного, не оппортунистски-униатского, а «москвофильского» настроения. Он был духовником великой княгини. Говорили, что он был родом из москвичей, прибывших в свите Елены. Смолоду был женат и имел детей, затем принял сан и монашество. В начале 1502 г., по протекции вел., кн. Елены, был назначен настоятелем Минского Вознесенского монастыря. Человек простого благочестия в твердом «православном духе. После почти 2-летнего перерыва по смерти униатствовавшего Иосифа Болгариновича, избирается и поставляется на митрополию именно Иона II — фигура символизирующая временную победу над униатской интригой и мир с Москвой. В последние годы своей жизни (t в конце 1506 г.) вел. кн. Александр еще более сблизился с православными, отдалил от себя советников из римо-католиков и приблизил к себе православного кн. Мих. Ивановича Глинского.

С 1501 г. произошло объединение короны польской и литовской в лице единого монарха. Таковым стал Александр с званием «короля польского и вел. кн. литовского». По смерти его в 1506 г., его преемник, родной брат его, Сигизмунд I продолжал объединять корону и носить тот же двойной титул. Сигизмунд, однако, продолжал вместе с тем и мирную по отношению к православию политику покойного брата. При его королевстве создалось самое спокойное время в жизни православной западнорусской церкви. Контроль победоносной Москвы все еще поддерживал это создавшееся положение. Почетному посольству, пришедшему в Москву с известием от Сигизмунда I о вступлении его на королевско-княжеский трон, вел. кн. Василий Иванович заявил: «молвите от нас брату и свату нашему Сигизмунду, чтобы и ныне сестра наша Елена, а его сноха, ведала свой греческий закон во всем, а он бы ее жаловал и берег и держал в чести, как пригоже, и к римскому закону ее не нудил бы ничем». И нужно признать, что Сигизмунд продолжал не только соблюдать привилегии Елены, но и расширять их, жалуя ей новые земли, в частности замок Вельск с двумя городами. А Елена чем могла содействовала миру с Москвой. И твердо стояла на этом, несмотря на изменчивые политические настроения самой русской аристократии. Так, например, в 1507—1508 гг. тот же М. И. Глинский с братьями и другими своими друзьями перешел от Литвы к Москве, а московское войско вошло в его владения. Елена вместе с послами Сигизмунда в Москву отправила совместно и свое собственное посольство, упрашивая московского брата — быть с королем «в любви и в братстве и в приязни» и осуждая Глинского с товарищами в измене. Княгиня-королева Елена дожила до 1513 г. в своем имении Бреславле и погребена была в Виленском Пречистенском соборе.

***.

Для характеристики внутреннего религиозного состояния православной народной массы, независимой от протекающей над ней политико-униатской интриги, очень показательно одно специально на эту тему написанное сочинение краковского каноника Ивана Сакрана, как раз датированное 1500 г.: «Изъяснитель заблуждений русского обряда». «Из всех народов, носящих христианское имя, но отделенных от римской церкви, нет ни одного, который был бы так непоколебимым в защите своего схизматического заблуждения, как народ русский. По упорству в своей схизме русские не верят никакой предлагаемой им истине, не принимают никакого доказательства и на все возражают. Избегают ученых католиков и даже мужей своего обряда (вероятно, подразумеваются люди кружка Иосифа Болгариновича), — ненавидят их учение, отвращаются от их наставлений. Признают только самих себя истинными последователями апостолов и первоначальной церкви. А все анафемы против них из Рима считают для себя вечным благословением». Упомянув далее об изгнании митр. Исидора, Сакран ссылается на жгучие военные события текущего дня. «Всем известен» — пишет он — «у всех перед глазами новый поступок русских, какой совершали они в нынешнем 1500 г. но отношению к той же самой унии. Едва только вел. кн. Литовский Александр возымел намерение и начал в своих обширных владениях кроткими убеждениями обращать их — русских к единству с римской церковью, как князья и вожди их с яростью поспешили предаться московскому великому князю, защитнику их схизмы. А этот последний, считая намерения Александра обидой для себя, рад был случаю напасть на литовские области и произвел в них страшные опустошения. Русски е до того ненавидят веру латинян, что желали бы не только всячески вредить ей, но даже искоренить ее во всем мире». В дальнейшем длинном списке фактических разностей религиозного быта русских и латинян автор свидетельствует о некоторых чертах, характерных для национальной русской религиозности, об ее напряженности и тотальности, которая породила и нашу драму старообрядчества. Например, «русские говорят, что христиане совершают смертный грех, когда бреют себе бороды и едят удавленину или едят мясо в последнее воскресенье перед постом». «Говорят, что священники их впадают в грех, когда убивают воробья или другую птицу, за это они подлежат эпитимии». «Отвращаются от католических икон и бесчестят их, а иконы своего писания почитают, когда они помещены или написаны в их синагогах (!)». «Презирают и поносят католические церкви, не признавая их священными. И не оказывают никакого почтения даже к святейшему таинству, в них совершаемому; говоря, что оно не может совершаться на опресноках».