Состав и система гласных фонем

§ 21. Функциональное единство слога в целом не препятствует парадигматическому выделению гласных в их отличии от согласных. В праславянском языке именно гласный являлся ведущим элементом слога, поскольку с гласным была связана основная характеристика слога (интонация) и поскольку гласный мог употребляться самостоятельно, например позиционно в начале слова {огнь, утро) и даже в качестве самостоятельного слова (ср. предлоги и союзы типа а, о, у). Согласный был связанным элементом слога: если качество гласных нс зависело от качества соседних согласных, то согласные варьировали в зависимости от следующего гласного (ср.: [д] в словоформе [сада] и [д‘] в словоформе [сад'ё]).

В начале X в. праславянская система гласных фонем включала 12 гласных. В обширном лексическом материале, дошедшем до нас, можно выделить такие минимальные пары слов, которые отличаются друг от друга только одной гласной фонемой; ср.:

1) сгълъ — саль (род. п. мн. ч. от сало) — сель — силь — сълъ (‘посол') —.

сылъ — соулъ: (ё—а—е—и—ъ—ы—у) даль — долъ — дгълъ — д/клъ: (а—о—ё—q) лгъвь — львъ — лавъ — ловъ: (ё—ь—а—о) мгьхь — мъхъ — махъ —моухъ: (ё—ъ—а—у);

2) стол[ъ] — стол[а] — стол[у] — стол[е] — стол[ё] — стол[и] —.

стол[ы]: (ъ—а—у—е—ё—и—ы).

стоп[ а] — стоп[ы] — стоп[с] — стоп[ о] — cmon[Q] — стоп[ у] — стоп[ъ) (а—ы—ё—о—Q—у—ъ).

((ь, q) могут встречаться только в «мягком» варианте склонения). Число сопоставлений, доказывающих различительную способность представленных гласных, можно было бы увеличить за счет не совсем подобных пар, например пар типа соулица (‘копье') — скличь (‘по направлению к'). Для установления фонем важно положение в одинаковых фонетических условиях, которое здесь соблюдается: гласные (у, q) находятся после твердого перед палатализованным согласным.

Из многочисленных сопоставлений подобного рода можно сделать несколько выводов, важных для наших целей.

Во-первых, в случаях самой редкой оппозиции, например в парах (ё—о, ё—ъ, и—ь), ряд противопоставлений мы можем дополнить наиболее распространенными фонемами (а, о, у). Напротив, имеются оппозиции, связанные с употреблением (а, о, у), которые не удается расширить за счет сопоставлений с фонемами (ъ, ь, q, о), иногда и (ё). Это значит, что (а, о, е, и, у, ы) являлись функционально сильными, очень употребительными фонемами; кроме того, они могут встречаться и без предшествующего согласного, т. е. не в составе слога. Фонемы (q, ъ, ь, ё) — функционально слабые в системе праславянского языка. Функциональная слабость этих фонем объясняется и их редкостью. Фонема (ё) встречалась примерно в 240 корневых и в десятке флективных и суффиксальных морфем; (q, q) встречались еще реже ((q) обслуживала около 55, (q) — около 75 корневых морфем). Только в 16 грамматических формах возможно появление носового гласного, причем, как правило, в конце слова — в фонетически самом слабом слоге. Различались по своей употребительности гласные и в потоке речи. Сравнение употребления гласных в одном и том же тексте по старославянскому 3EXI и по древнерусскому ОЕЮ56 показывает, что употребительность (ъ, ь) постепенно уменьшается и одновременно образуется ряд низкочастотных фонем — как раз тех, которые впоследствии исчезли в системе русского вокализма; ср. по ОЕЮ56 убывающую последовательность гласных (и—а—е—о—ъ— ь—у—^—Q—ё—ы), что соответственно в процентах составляет: 18— 16−16—14,4—10—6,9—4,7−4,3—3,6—3,3—2,8 = 100%.

Во-вторых, между фонетически близкими фонемами число оппозиций максимально ограничено, а у некоторых фонем таких противопоставлений вообще никогда не было. Противопоставление (q—у) или (q—а) отмечается только в нескольких корнях [из квазиомонимов ср.: лжкъ (‘оружие') — лоукъ (‘овощь'), лАда — лада, падь — пАдь, радъ —рАдъ] и в конечном слоге слова (ср. формы дат. п. ед. ч. имен мужского рода робоу и вин. п. ед. ч. имен женского рода роб ж, но уже у глагольных форм такого противопоставления нет: нес/г" — 1-е л. ед. ч. наст. вр.). Фонемы (ъ—о, ь—е) различали словоформы одного слова (например, сель — село или конь — коне), но никогда не охватывали противопоставлений в корневых морфемах. Напротив, (ъ—ь, о—е) противопоставлялись друг другу только в корневых морфемах (ср. в форме род. п. мн. ч. дънъ — дьнъ), тогда как в конечном слоге слова они находились в дополнительном распределении, заменяли друг друга в зависимости от предыдущего согласного. Ср. следующие формы местоимений тъ, съ (с привлечением других вспомогательных форм):

Эту таблицу можно расширить за счет таких слогов, которые входили в состав какого-нибудь слова, но сами по себе отдельными словами не являлись (приведены в скобках). В фонетической транскрипции это соответствовало следующим возможным в праславянском языке сочетаниям «согласный + гласный»:

Аналогичную картину дают флексии твердых и мягких основ, которые приведены выше; ср.: конь — конь, жено — землк, что также указывает на соотношение (ъ—ь, о—е) в пределах одной и той же грамматической формы.

По своему происхождению представленные имена существительные не одного типа склонения: конь — из числа *у77-основ, конь — из числа *о-основ, жена — из числа *J-основ, земля — из числа *ё-основ. После ряда изменений в праславянском языке эти основы стали осознаваться как варианты одного типа — «мягкого» или «твердого», т. е. *о- и *jo-, также *а- и *у'а-основ. Гласные, составлявшие основу флексии, вступили в морфологическое чередование: различаясь фонетически и представляя собой разные фонемы, морфологически они имели одно и то же значение. К этим двум парам гласных следует еще отнести (и—ё), поскольку они вступали в аналогичное отношение по общности морфологического значения; ср.: конгъ —кони (местн. п. ед. ч.), женгь — земли (дат. п. ед. ч.). От чередования (и/е) чередование (о/е) отличалось тем, что еще с праиндоевропейского периода представляло собой морфонологическос чередование, являясь результатом аблаута (т. е. чередования фонем, выступающего в морфологическом значении), который получил морфологическую функцию (ср. чередования в славянских глагольных корнях типа веду — водиши, несу — носиши). После сокращения (I > ь, й > ъ) и редуцированные вступили в аблаутные чередования, т. е. по своей морфологической функции совпали с чередованием (е/о) (см. § 88). Все славянские языки отражают результат сближения (ъ, ь) с (о, е), поэтому можно предполагать его праславянское происхождение. Что же касается чередования (и/ё), то оно характерно не для всех славянских языков, и даже в одном каком-нибудь языке, например в древнерусском, наблюдается расхождение по диалектам. Аблаут с долгим по происхождению гласным вообще развился очень поздно, поэтому и оформление чередования (и/ё) в каждом славянском языке происходило самостоятельно. Впоследствии сама возможность вступать в морфологические чередования с той или иной фонемой определила направление в изменении утрачиваемой языком фонемы (ср. в древнерусском языке изменения (ь > е, ъ > о), тогда как (ё) совпадает либо с (и), либо с (е)).

Таким образом, в древнерусской фонологической системе (ъ, ь) и (о, е) морфологически, в словоформах одного слова, не противопоставлены друг другу, но они противопоставлены всем прочим гласным фонемам системы; они выполняют не форморазличительную, а смыслоразличительную функцию (могут различать значения разных слов).

§ 22*. Некоторые косвенные данные позволяют уточнить фонемный статус гласных в исходной системе. Отрывочность сведений, полученных из разных памятников, перекрывается возможностью сопоставить сразу несколько источников. Воспользуемся графикоорфографическими характеристиками древнеславянских букв, фонетическим анализом древнейших славянских заимствований и характеристикой фонемных признаков, исходя из их системы в индоевропейском праязыке.

В основу первой славянской азбуки положен фонематический принцип: отдельная буква передает самостоятельную фонему, поскольку фонетические особенности речи, варьирующие в разных праславянских диалектах, не получили графического выражения в письме, предназначенном для всех славян. Никаких различий в обозначении разных по происхождению вариантов гласных также не наблюдается (буквой гь обозначаются и «этимологически» долгое (ё), и дифтонги). Первая азбука, таким образом, строго синхронична, она по возможности точно передает фонологическую систему праславянского языка середины IX в.

Привлекает внимание наличие диграфов. В числе первых букв нет еще (А, но уже имеется нк; создатели славянской письменности выделяют три носовых гласных, давая каждому свое обозначение: ж, а, т. е. Ясно, что (j) в нк обозначает не мягкость предшествующего согласного (как в русском ю в отличие от у), потому что в данной системе нет еще знака для передачи мягкости перед, а (нет еще буквы ьь). Вместе с тем графическое изображение гласных определенным образом различается. Позднейшая книжная традиция (сведения дошли от XIV в., но они, несомненно, более раннего происхождения) строго различает буквы «назнамснательныс» (или «начальнейшие», т. е. исходные) а, е, /, о, ъ, ь и «внятельные» (или «тем способные», т. е. вторичные) а, гъ, ы, ж, оу, ик.

Интересны также обозначения букв, сохранившиеся в древних грамматических сочинениях; приведем их, оставляя в стороне детали графического характера (например, различия между и и i и т. д.):

а — гласъ прость (‘прямой, открытый, чистый*).

о — гласъ остръ (‘быстрый, резкий').

ы — гласъ широкъ (‘просторный, свободный').

оу — гласъ пространенъ и доволенъ (‘широкий, свободный, долгий').

е — гласъ скуденъ (‘недостаточный, редкий, скудный').

и — гласъ узокъ и плоскъ (‘тесный, узкий').

гъ — гласъ гибокъ (‘гибкий, переходящий, длительный').

ъ — гласъ толсть и кратокъ (‘густой, низкий, краткий').

ь — гласъ тонокъ и кратокъ (‘высокий, краткий').

ж — гласъ гугнивъ и произволенъ (‘носовой, широкий, долгий').

а — гласъ внятеленъ (‘производный, усложненный').

tM (ю) — гласъ крепокъ (‘сильный, громкий, долгий').

Из этих обозначений ясно, что древний книжник имел в виду не зрительные, а слуховые (звуковые) характеристики, следовательно, говорил о гласных звуках (о гласах, т. е. в нашем понимании о фонемах). Некоторое смешение с буквенными обозначениями здесь вторично; в XIV в. невозможно уже было соотнести произношение со всем набором графем. Отсюда и ряд пропусков в характеристиках, уже неясных, потому что фонемный состав славянских языков к тому времени изменился; например, здесь отсутствуют какие-либо указания на противопоставление гласных по ряду и по лабиализации, хотя ясно, что такие обозначения сложились до вторичного смягчения согласных и до утраты редуцированных. Четко они выделяют лишь три различительных признака: долгота противопоставлена краткости, верхние гласные — неверхним, носовые — неносовым.

Методом антонимического противопоставления терминов, представленных в средневековых грамматиках, можно определить те попарные противопоставления, которые казались существенными древнему книжнику, а на этом основании и те признаки, на которых строилась вся система вокализма. Выясняется, что краткими были (о, е, ъ, ь), долгота специально подчеркивается для непередних (a, Q, у), для остальных гласных этот признак оказывается неважным, у © он связан с дифтонгоидностью. Как носовой гласный специально выделяется только ж ((q) в противопоставлении к (а)), из чего можно установить вторичность всех определений, связанных с носовыми. По подъему как наиболее узкие (верхние) выделяются (у, и, ь), но в пару к ним в качестве неверхних показаны соответственно (а, е, ъ). Маркированный член оппозиции всегда дается в противопоставлении к немаркированному по данному признаку, вот почему в данной систс;

ме обозначений все неверхние гласные в дальнейших своих различиях не дифференцируются. В целом же попарные соотношения (противопоставление по подъему) представлены следующим образом: (ы—И, а—Q, о—у, ъ—ь, ё—е, q—ф>.

Самым неопределенным по своим характеристикам является гласный (е) — он принципиально дан как недостаточный. Чтобы уточнить его количественную неопределенность, книжник прибегает к толкованию графического варианта буквы е, именно е — последняя является «гласом довольнымъ» (‘свободным, долгим'). По отношению к (е) все соседние гласные определяются как узкий (и), открытый (а), просторный (у), острый (о). Тем самым (е) выступает своеобразной фонематической точкой отсчета для всех прочих гласных; фонетической точкой отсчета для гласных является (а) — гласный, который максимально лишен всех фонетических характеристик в данной системе обозначений.

§ 23*. Если рассмотреть соотношение славянских гласных фонем с гласными тех языков, которые имеют древнейшие заимствования из славянского, окажется, что все эти языки последовательно отражают славянские гласные (а, и, у, ы, о, а, ё, ъ, ь), причем (а) обычно выступает как долгий (в литовском языке передается только посредством (б)), а все прочие долгие представлены как дифтонгоиды, т. е. (и) как [ic], (у) как [ио], (ы) как [ui, ои], (q) как [иоп].

Расхождения между языками обнаруживаются уже в передаче носовых гласных. В латышском языке заимствования появились после X в., в литовском также мало достоверных заимствований из восточнославянских диалектов столь раннего времени. Древнейшие заимствования в балтийских языках отражают ту стадию утраты носовых гласных, когда (q > u), a (q > е) (или (а)), ср.: латыш, svets (‘святой'), metelis (‘метель') < мАтель (в литовском также долгое (с", т. е. так же, как в этих заимствованиях, передается и исконная фонема (ё). Более ранние заимствования находим в скандинавских и финских языках, они еще отражают наличие носовых гласных в праславянском. Заимствования в греческом, румынском и германских языках менее показательны, так как могут быть связаны с длительным сохранением носовых гласных в южнославянской области. В целом заимствования показывают постепенное изменение тембра носовых гласных: (q) > [am > um], (s) [en > ап].

Третий носовой гласный (ф) в лексические заимствования проникнуть не мог, потому что встречается он только во флексиях (см. § 33), его фонетическую характеристику можно установить лишь косвенно. В славянских рукописях до XII в. греческое и передается буквами у, ю, и, но теми же буквами в XI в. заменяется и славянская фонема (ф) (ик). Совпадение славянского ж и греческого и в знаке y («ижица») показывает близость (ф) и (г>) по основным характеристикам.

В X—XI вв. греческое (у) произносилось как [й] — лабиализованный гласный переднего ряда. Учитывая все последующие изменения славянского (ф), те же фонетические признаки следует отнести и к нему (см. § 73).

Наибольшие изменения произошли у фонем (ё, о). Древнейшие заимствования устанавливают близость (ё) к (е) по качеству и к (а) по количеству: (ё) — долгий, среднего подъема гласный, он относится к (е), как долгий к краткому. Скандинавские и романские заимствования отражают еще более древнюю стадию изменения (ё), близость этой фонемы к (а) и по качеству (передается сочетаниями [ja, еа]). Заимствования в финские языки определенно двузначны: сначала славянская фонема (ё) передавалась как [аа], впоследствии же как [ie]: рус. мгьра, фин. таага, карел, те dr а, вот. тага, эст. таг, рус. вгьра, карел, uiero; рус. вгьеть, фин. uiesti, карел, viest’i и др. Одно из этих обозначений древнее, другое ([ie]) вторично, возникло в связи с изменением качества /ь в севернорусских говорах (см. § 114).

Почти все источники указывают на близость праславянского (о) к (а) в других языках раннего Средневековья. Только в заимствованиях позже IX в. немецкое, латинское и греческое (а) сохраняются в славянском произношении как [а], до этого они передавались обычно славянским [о], и обратные заимствования из славянских диалектов также давали [а] на месте славянского (о). Сопоставление западнофинского (а) с реализациями этого гласного в других финских языках показывает, что западнофинскому (и мордовскому) (а) соответствует лабиализованное (о) других финских языков: лапл. [Об], мери [й, о], коми [о], но з.-фин. [а] и морд. [а]. В прафинский период, когда происходило заимствование из языка восточных славян, это была лабиализованная фонема (а), именно сю и передается восточнославянское (о): рус. попъ, фин.рарри. В обратных заимствованиях финское (а) передается славянским (о): Karjala = Коргъла, Vatja = Водь, Lappi =Лопъ. Финское (о) передавалось в славянских заимствованиях через (у), то же происходило и в древних заимствованиях из греческого. В среднегреческом языке (о) было закрытым, ближе к (у); например, греч. oksos славяне заимствовали как уксусъ. Не только славянские, но и латинские слова с (и) греки передавали через (о); наоборот, в поздних латинских заимствованиях из греческого (о) передается через (и). Только с XII в. греческое (о) становится более нижним по образованию и с этого времени постоянно соотносится уже с латинским и со славянским (о).

Таким образом, передача славянской фонемы (о) через (а) вовсе не отражает праславянского «аканья», как иногда думают (см. § 119). Замещение фонем происходит на основе фонологически важных для заимствующего языка признаков фонемы. Все соседи славян отражают неверхнее по образованию, первоначально нелабиализованное и всегда краткое (о) (в фонематической записи (а)).

§ 24+. Основные признаки гласных фонем в исходной системе частично объясняются праславянскими изменениями вокализма, они изучались в курсе старославянского языка. Сравнительная грамматика славянских языков представляет следующие соответствия древнерусских фонем праиндоевропсйским:

Из этих сопоставлений вытекает следующее. Противопоставление по долготе—краткости является «исконным», т. е. обязано своим происхождением совпадению долгих гласных с долгими и кратких с краткими. Исконно долгими были (а, ы, и, ё, у). Поскольку количественные противопоставления со временем утрачены (стали признаком слога, т. е. просодическим признаком), еще в праславянском языке могло произойти разложение фонологической долготы на фонетическую дифтонгоидность (см. выше); исконно краткими были (а, е, ъ, ь). Двойственными в отношении этого признака оказались носовые гласные: среди них были и долгие, и краткие по происхождению звуки. Однако с переходом признака количества на просодический уровень слога все носовые гласные стали фонематически долгими, потому что все они образовались из дифтонгических сочетаний и были, таким образом, двухморными, т. е. имели две степени длительности. Как и на всех двухморных гласных, на них возникли интонационные различия. Это еще больше выделило носовые из числа всех прочих гласных: фонетически они могли быть долгими и краткими, в просодическом отношении — всегда долгими, по происхождению связаны с краткими, но функционально в праславянской системе — обязательно долгие.

Особых замечаний требует фонема (ф). Она возникла из определенных сочетаний (а) с согласными и, подобно фонеме ($), почти не встречалась в позиции начала слова. Фонологизация (ф) совершилась после делабиализации гласных, потому что в противном случае мы ожидали бы совпадения (*j'q > $) (cm. § 29). На самом деле произошло изменение (*jo > ф) с сохранением лабиализации, что указывает, между прочим, на то, что к моменту такого изменения (q) и (ф) уже не были гласными одного и того же среднего подъема: (q) перешло в число средневерхних гласных.

Что же касается признака количества, то он вряд ли был существенным для системы гласных в X в. Он и объединял бы самые разнородные по своим фонетическим основаниям факты: «сверхкраткий — дифтонг» ((ъ—ы)), «долгий — сверхкраткий» ((и—ь)), «дифтонг — долгий» ((ы—у)), «долгий — краткий» ((а—а)) и т. д. Фонетическая разнородность оказывается нс подчиненной единому фонематическому принципу, следовательно, она несущественна на фонологическом уровне.

Признак лабиализации уже действует в праславянской системе. Этот признак вошел в систему после монофтонгизации дифтонгов [аи, ей] и появления фонемы (у) (оу). Это вызвало перераспределение нового признака среди других непередних гласных, и уже к X в. восточные славяне имели в системе вокализма лабиализованные (у, о, Q, ф). Распределение гласных в начале слова показывает, что в противопоставлении по лабиализованности маркированным был лабиализованный гласный. Только он возможен в абсолютном начале слова. Иногда в число лабиализованных включают также (ъ) на том основании, что эта фонема восходит к лабиализованному (й), в древнерусском же языке она совпала впоследствии с (о). Первое справедливо, однако к X в. завершились все изменения, связанные с «исконной» лабиализованностью гласных: она была перекрыта новой фонематической лабиализацией, связанной с включением (у) в систему фонем; поэтому прежде лабиализованные гласные утратили данный признак как фонематический. Самым ярким свидетельством этого является выделение протстичсского (в) в начале слова в таких словах, как въпль, выдра: парадигматическая лабиализация в исконных *й°р-, *u°dr- растворилась в синтагматическом выделении признака лабиализованности, дав сочетания *ийр-, uUdr-. Замечание о том, что только лабиализованный (ъ) мог впоследствии совпасть с лабиализованным же (о), неубедительно. В тех славянских языках, в которых рефлексы сильных (ъ, ь) совпали при утрате редуцированных в одном гласном, они совпали в средних (э) или (а) (западнославянские, сербский языки). Разница в рефлексе (совпадение с (э) или (а)) объясняется различным изменением других гласных, например (q > а) или (q > е). В восточнославянских языках, где (ъ, ь) не совпали друг с другом, они не совпали именно в средних по тембру гласных, т. е. ни в (а), ни в (э) (близко к (ы)). Поскольку же в своих последующих изменениях (ъ, ь) должны были стать либо передними ((ь > е)), либо непередними ((ъ > о)) и поскольку непередние одновременно с тем были и лабиализованными, то (ъ) совпал с лабиализованным (о). Таково фонологическое основание этого изменения, фонетические же этапы его теперь трудно определить. Можно только предполагать, что в ряде сочетаний (ъ) лабиализовался еще до окончательного совпадения с (о). Это видно на тех примерах, в которых впоследствии (ъ) дал закрытое (6), хотя по общему правилу этого не должно было случиться. В словах любъвь, кръвь, плъть по соседству с лабиовелярными согласными (б, п, к) могла развиваться позиционная лабиализация, которая и привела к неожиданному результату, к изменению в (6), а не в (о): любовь [л'убуов], плоть [плубт']. Однако именно эти исключения и подчеркивают, что во всех остальных случаях (ъ) не имел фонематического признака лабиализованности: ведь (6, о) одинаково лабиализованные гласные, которые различались другим признаком (см. § 116).

Признак подъема, по-видимому, еще не сформировался окончательно. И фонетика заимствований, и названия букв, и общие соображения о характере исходной системы указывают на две степени подъема: верхние—неверхние. Верхние обычно передаются гласными (и, у), неверхние — (а, е). В названиях букв специально по подъему маркируются (и, о, у, ь), для всех прочих этот признак оказывается неважным. Действительно, по происхождению верхние и неверхние гласные подразделяются на две группы: долгие и краткие. Некоторые историки языка вообще выделяют две подсистемы гласных в позднем праславянском языке: фонетически долгие и фонетически краткие. Однако по отношению к X в. это было бы натяжкой, потому что количественный признак уже не являлся в это время фонемным. Условно выделяя четыре степени подъема, свойственные русскому языку в его диалектах вплоть до XX в., мы должны оговорить две различительные степени подъема (было бы лучше называть их иначе: различием по напряженности).

Признак ряда остается важным для системы вокализма X в. Прошедшие до того изменения (прежде всего делабиализация непередних гласных) привели к образованию гласных среднего ряда, куда вошли все нелабиализованные передние гласные. Признаки лабиализации и ряда уже нс совмещались, как это было до монофтонгизации дифтонгов и как это случалось после утраты носовых гласных.

Для различения 12 гласных фонем необходимо и достаточно четырех различительных признаков; в позднем праславянском языке это были признаки напряженности, лабиализованности, тембра (различие по ряду) и ринезма (выделение носовых гласных).

В этой системе ближайшие фонемы противопоставлены по одному признаку, и этот признак в основном — количество. Мы ожидали бы позиционного совпадения (е) с (б), (и) с (ь), (ы) с (ъ), потому что противопоставление по количеству перестает быть фонемным. Действительно, новгородские рукописи XI—XII вв. дают примеры смешения букв е с >ъ, и с ь_у ы с ъ (см. § 81), но в конечном счете никаких смешений этих гласных не произошло, потому что образовалось противопоставление гласных по четырем степеням подъема.

Одним признаком отличались друг от друга и пары фонем (ь—е, ф—Q, ъ—ь, и—ы, ы—у, ы—а, б—а). Фонологическая граница между ними была более четкой, потому что эти противопоставления обеспечивались нс количественным признаком, очень слабым в древнерусском языке, действовавшим на синтагматическом уровне слога, а собственно фонемными признаками, в том числе и сильными (лабиализация). Тем не менее и эти фонемы могли утрачивать противопоставленность друг другу в слабых позициях, и в древнерусских рукописях мы находим отражение подобной нейтрализации противопоставления по одному признаку (см. § 74, 75, 81,90).

По двум признакам различались фонемы (и—ф, е—q, е—о, е—а, q—а, о—а, ъ—о). Эти оппозиции были более сильными, долгое время мы не обнаруживаем в древних источниках следов нейтрализации данных противопоставлений в слабой позиции (таковой вообще и нет). Что же касается оппозиций с большим числом различительных признаков, то они в истории русского языка нс привели к нейтрализации в слабой позиции или ко взаимному совпадению этих фонем; ср. оппозиции по трем признакам: (ь—Q, ъ—Q, ъ—a, q—о), по четырем признакам: (ъ—q) и т. д.

Относительную силу фонемной оппозиции необходимо принимать во внимание, потому что во всех фонемных изменениях важно, к каким именно соседним фонемам системы данная фонема находится ближе всего. Так, (ф) (д") в древнерусском языке совпадает не с (и) (буква и), к которому было очень близко, а с (у) (оу) и (q) (лт), от которых (ф) отличалось только признаком ряда.

Вопросы для повторения.

• 1. По каким различительным признакам выделяются гласные фонемы «исходной системы» древнерусского языка?
• 2. Почему такие различия материальным своим признаком связаны только с отдельными группами гласных, не являясь всеобщими для всех гласных фонем?
• 3. Сколько гласных фонем можно выделить в «исходной системе»?