Введение.
Историография: западные земли домонгольской руси в историко-археологическом осмыслении
3] Следует отметить, что работа Н. Л. Рубинштейна была вехой в отечественной историографии. С одной стороны, исследователь опирался на труды дореволюционных авторов, с другой — указал направление последующего изучения истории отечественнойнауки. При этом самому Рубинштейну было необходимо выработать свое пониманиепредмета историографии. До революции такие ученые, как М. О. Коялович, В. О… Читать ещё >
Введение. Историография: западные земли домонгольской руси в историко-археологическом осмыслении (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
Предлагаемая работа представляет собой третью книгу исследования ранней истории Западнорусских земель. Предыдущие две книги, объединенные общим названием «Западные земли Домонгольской Руси: очерки истории, археологии, культуры», были опубликованы в 2006 г. Они стали итогом изучения региона, занимавшего более трети территории Древнерусского государства, и знакомили читателя непосредственно с политической, социально-экономической и культурной историей края. Обе книги были основаны на трудах археологов, этнологов, искусствоведов, лингвистов, работавших в течение нескольких столетий, а также полевых работах самого автора. У читателя не может не возникнуть вопрос, кто были те труженики, которым так обязаны ныне их потомки; какими методами и в какой общественно-политической обстановке велись исследования, позволившие провести работы столь крупного масштаба. В проблематику третьего тома входит историографическое осмысление обширной литературы (от Средних веков до Новейшего времени), посвященной проблемам ранней истории, археологии, источниковедения Полоцких, Турово-Пинских и Смоленских земель.
Объект и предмет исследования
Знания о прошлом распадаются на две составляющие: работы профессиональных историков и социальную память. При этом они существуют автономно, но далеко не изолированно друг от друга. Как профессиональные исследователи нередко занимаются трансляцией своих достижений на широкую аудиторию, так и непрофессионалы часто пытаются влиять на процесс научного познания. В этой связи четко разделять историческое знание на научно-ориентированное и на социально-ориентированное не совсем верно [Маловичко С. И., Румянцева М. Ф., 2013]. Они существуют параллельно, оказывая взаимное влияние друг на друга1. При этом и та и другая составляющая развиваются в одних и тех же исторических условиях, на них влияют одни[1]
и те же общественно-политические факторы1. Предлагаемая работа строится по хронологическом принципу: рассмотрение проблем изучения западнорусских земель от Средневековья до сегодняшнего дня. В рамках выделяемых периодов авторы обращают внимание на четыре аспекта:
- — общественно-политическая обстановка,
- — научное изучение (как общие историографические подходы, так и конкретные достижения в изучении западнорусских древностей),
- — инфраструктура историко-археологических исследований,
- — социальная память о западнорусских древностях.
Таким образом, объект исследования можно определить как история русской исторической мысли, предмет — судьбы историкоархеологического осмысления западнорусских земель домонгольского периода.
В свою очередь, термин «Западнорусские земли» (или «Западные земли Руси») включает в себя древние Полоцкую, Смоленскую и ТуровоПинскую земли. Это обширный регион бассейна рек Западная Двина и Днепр, населенный с IX в. восточно-славянскими племенами кривичей и дреговичей, ставший одним из важных центров древнерусской государственности. Работы Л. В. Алексеева показали, что эта территория была важным ответвлением знаменитого торгового Пути из Варяг в Греки. Несмотря на общий начальный этап становления, дальнейшая история земель, которые в древности входили в этот регион, была различна. Если Смоленские и Турово-Пинские земли в XI—XII вв. полностью втянулись в орбиту общерусской жизни, то Полоцкая земля сохранила свою некоторую обособленность: в ней правили потомки не Ярослава Мудрого, как во всех древнерусских землях, а Изяслава, другого сына Владимира Святого. Ни белорусские, ни смоленские земли не подверглись набегу татар в конце 1230-е гг. Хотя именно ослабление государственной власти из-за татаро-монгольского нашествия привело к тому, что в течение XIII—XIV вв. Полоцкие и Турово-Пинские земли вышли из состава некогда единого Древнерусского государства и вплоть до XVIII в. были втянуты в политическую орбиту Литвы, а затем и Речи Посполитой. Смоленск — пограничный город — тоже переходил из рук в руки, но большую часть своей истории находился в составе России. В этом плане примечательно предание о Меркурии Смоленском, защитившим город от войск Батыя. Эта легенда (окончательно сложившаяся к XVI в.), апеллируя к общерусской трагедии, вписывала Смоленск в судьбы именно русских земель, к тому времени оказавшихся под властью московских князей.[2]
Заметим также, что разные исторические судьбы отдельных территорий, входящих в рассматриваемый регион, определили и разную степень их историко-археологического изучения.
Историография
Любая наука требует осмысления наработок предшествующего времени на широком историко-культурном фоне. Это порождает два основных понимания предмета историографии. По сути дела, они с разных сторон характеризуют общий вывод Н. Л. Рубинштейна, что историография есть история исторической мысли и задача ее как науки — показать историю развития исторической науки в связи с общим развитием общественной и научной мысли [Рубинштейн, 1941. С. 3—5]1. Однако часть исследователей относит к предмету историографии лишь те работы, которые напрямую посвящены историческим (в том числе теоретико-методологическим) проблемам (В. Е. Иллерецкий, И. А. Кудрявцев [1971], А. М. Сахаров [1977; 1978], М. В. Нечкина [1965], Е. Н. Городецкий [1974] и др.[3][4]), другая часть включает в это понятие и распространение исторических знаний в обществе, в том числе отражение прошлого в произведениях литературы и искусства (А. Л. Шапиро [1957], Л. В. Черепнин [1993]), то что в нашей книге называется «социальная память».
Для авторов предлагаемой книги ближе второй подход. В данном пособии изучение западнорусских древностей будет вписано не только в общий историографический контекст, но и по возможности в контекст тех историко-культурных процессов, которые происходили в период создания тех или иных трудов. Анализ конкретных научных произведений, от восточно-европейских хроник (М. Стрыйковского, Я. Длугоша и др.) до крупнейших исследований современности (В. В. Седова, Э. М. Загорульского, Е. А. Шмидта, Г. В. Штыхова и др.), будет дан на фоне научных и общественно-политических процессов, происходивших в России и сопредельных странах в XVI—XXI вв.
Истории отечественной археологии посвящен ряд исследований. Это в первую очередь работы А. А. Формозова (Формозов, 1961; Формозов, 1986 и др.), посвященные развитию отечественной археологии в дореволюционный период. Обощающая монография Г. С. Лебедева [, Лебедева Г. С., 1992], формально посвящена развитию археологии 1700—1917 гг. Однако она выходит за указанные рамки. В частности, в заключении автор фактически дает очерк развития советской археологии (1917—1991). Непосредственно советской археологии (правда, периоду в 1920—1930;е гг.) посвящены монографии В. Ф. Генинга и А. Д. Пряхина (Генинг, 1982; Пряхин, 1986). Работа В. Ф. Генинга была первой и охватывает период от начала советской власти до середины 1930;х годов, примерно до принятия постановления Совета народных комиссаров и ЦК ВКП (б) от 16 мая 1934 г. «О преподавании гражданской истории в школах СССР». Однако исследование А. Д. Пряхина, доведенное до конца 1930;х годов (до создания кафедр археологии в вузах страны) и написанное на основе не только опубликованных археологических работ, но и на архивных материалах, в значительной степени перекрывает работу Генинга. Книга Пряхина распадается на два больших раздела, посвященных, соответственно, первому и второму десятилетию развития советской археологии. В работе нашел отражение анализ не только археологических исследований 1920—1930;х годов, но и институционального развития советской археологической науки. Особый интерес представляют главы о системе подготовки кадров советских археологов, обзоры конференций и проводившихся дискуссий в рассматриваемый период и т. д. Кроме того, по материалам личных дел, делопроизводственных документов научных учреждений и работ выдающихся деятелей археологии (В. А. Городцова, А. А. Спицына, Ю. В. Готье и др.) даются историко-культурные портреты этих ученых, анализируется их вклад в отечественную археологию. В работах А. А. Формозова, В. Ф. Генинга и А. Д. Пряхина рассматриваются общие вопросы развития отечественной археологии. Кроме того, для нашей темы представляют интерес книга В. А. Бердинских (2003) и учебное пособие А. М. Селиванова (2005), освещающие изучение местной истории и организацию краеведческих исследований в нашей стране в XVIII—XX вв.
Имеются две книги, посвященные непосредственно археологическому изучению Западно-русских земель. Это работы Г. А. Кохановского [Каханоуст Г. А., 1984] и Л. В. Алексеева [Алексеев Л. В., 1996]. Собрав много интересных материалов, Кохановский, как нам кажется, неудачно сгруппировал их, уделив истории белорусской археологии первой половины XIX в. (когда археологии как науки еще почти не было) 72 страницы, а второй половине — всего шесть. Кроме того, он ввел разделы о музейном деле и охране памятников, что ограничило его возможности рассматривать историю белорусской археологии на фоне развития археологии всей России и т. д. Как отмечалось рецензентами этой книги, Г. А. Кохановский был вынужден «слишком бегло говорить об отдельных краеведах, работы которых заслуживают более подробного анализа». Коротко говорилось не только о краеведах, но и о серьезных деятелях (Н. П. Румянцев), а некоторые из них не были даже названы (Е. Ф. Канкрин и др.). Однако это первое сравнительно большое издание на данную тему. Многие материалы приводятся в ней впервые. Как справедливо отмечали рецензенты, весьма положительной ее стороной является обилие найденного в архивах материала, привлечение картографических источников XVI—XVIII вв. и др. Сведения об археологических материалах частных коллекций магнатов Великого княжества Литовского, приводимые Г. А. Кохановским, используются и в данной книге.
Работа Л. В. Алексеева была посвящена большему количеству сюжетов, связанных с изучением западнорусских древностей. Хронологически она охватывала период с XVI в. (работа М. Стрыйковского) до 1930;х годов, сложного времени для исторической науки. Внимание автора привлекли не только масштабные фигуры таких признанных исследователей региона, как Н. П. Авенариус, А. П. Сапунов и десятки других, но и фигуры, не отождествлявшиеся с проблемами изучения Западнорусских земель, например, государственный деятель Е. Ф. Канкрин или этнограф К. Н. Иков. Само же исследование было поделено на девять глав, соответствующих разным этапам изучения региона.
Таким образом, авторы предлагаемой книги опирались не только на исследования конкретно-исторических сюжетов, но на труды по истории самой исторической науки. В связи с новым изданием книги В. П. Богдановым были также учтены новейшие публикации по историографии и источниковедению [Наумова Г. Р., 2018; Источниковедение, 2015 и др.]. Следует отметить, что недавно вышло новая книга по белорусской археологии [Шамов В. П., 2014]. Впрочем, она больше ориентирована на туризм, в ней дан краеведческий анализ природных и исторических объектов, литературных источников. Особое внимание уделено жизни и научной деятельности исследователей белорусского края.
Источники
Основными источниками по рассматриваемой теме стали разнообразные материалы: от широко известных монографий до забытых ныне публикаций в региональной периодике. Для понимания того, насколько ранняя история Полоцких, Турово-Пинских и Смоленских земель была известна непрофессиональной публике, авторы обращались также к произведениям художественной литературы и изобразительного искусства, в которых так или иначе присутствовали западнорусские сюжеты. В целом, источниками исследования стали традиционные для историографических работ материалы [Источниковедение, 2015. С. 525—563], которые распадаются на несколько групп.
Первая группа — это, главным образом, монографии, статьи, оказавшие значительное влияние на исследовательский процесс; для более современного периода — курсы лекций, учебные пособия и т. д. То есть все то, что зафиксировало результаты творческого поиска профессиональных ученых. Подавляющее большинство данного рода материалов опубликовано, поскольку изначально предназначено для дальнейшей трансляции научного знания.
Вторая группа представляет собой источники личного происхождения, оставленные как исследователями, так и их современниками. Они тоже, как правило, опубликованы, хотя некоторая часть по-прежнему доступна только в архивах.
Наконец, третья группа, это разного рода делопроизводственные материалы: инструкции, отчеты экспедиций, «открытые листы» и т. д., то, что всегда скрыто от широкого читателя.
Все эти источники характеризуют работу профессиональных исследователей. Однако, как уже было сказано, рассматривать профессиональную историографию в отрыве от общественно-политического контекста и социальной памяти неправильно. В этой связи следует выявить и четвертую группу источников — это то, что представляет собой художественное осмысление западнорусских реалий: литературные произведения и памятники изобразительного искусства.
Наконец, пятую группу источников составили памятники, отразившие раннюю историю западнорусских земель и представления об этой истории. Речь идет о летописях и фольклорных текстах, которые в период Раннего Средневековья были единственными формами фиксации и трансляции не только социальной памяти, но и научной традиции. Впрочем, и в новейшее время фольклорные представления старожилов могут существенно помочь профессиональному исследователю в его работе.
В совокупности эти пять групп источников позволяют увидеть масштабы и глубину изучения истории западнорусских земель домонгольского периода.
- [1] Л. В. Алексеев, составляя карту белорусских древностей, нанося данные о древнихкурганах и городищах, много общался с местными жителями. Интересно, что старожилыв конце 1940;х годов охотно показывали исторические достопримечательности и многоговорили о них. Спустя десять лет, в конце 1950;х годов, другое поколение старожиловпрактически ничего не могло подсказать исследователю. Таким образом, научное изучение Западнорусских земель много позаимствовало из бытовой социальной памяти.
- [2] Так и Н. М. Карамзин, создававший свою «Историю Государства Российского», и граф Н. П. Румянцев и Е. Ф. Канкрин, делавшие первые попытки научного историкоархеологического осмысления западно-русских древностей, и К. Ф. Рылеев, писавшийпоэмы «Думы», где также фигурировали древние западно-русские реалии, жили и работали в одно и то же время: патриотического подъема после победы в войне 1812 г. и преддекабристскую эпоху.
- [3] Следует отметить, что работа Н. Л. Рубинштейна была вехой в отечественной историографии. С одной стороны, исследователь опирался на труды дореволюционных авторов, с другой — указал направление последующего изучения истории отечественнойнауки. При этом самому Рубинштейну было необходимо выработать свое пониманиепредмета историографии. До революции такие ученые, как М. О. Коялович, В. О. Ключевский, П. Н. Милюков, А. С. Лаппо-Данилевский, видели предмет историографиив изучении смены исторических концепций (тем самым сближая ее с историей философии), а С. М. Соловьёв, К. Н. Бестужев-Рюмин, В. С. Иконников подразумевали под нимбиографии отдельных ученых с библиографией их трудов, а также изучение инфраструктуры (истории архивов, работы университетов и т. д.). Во втором случае историографиясближалась с источниковедением и исторической библиографией [Лачаева М. Ю., 2001.Т. 1. С. 5—12].
- [4] Авторы учебника «Историография истории России до 1917 года» [М., 2003, Т. 1;М., 2004. Т. 2] представляют как разные взгляды Иллерецкого-Кудрявцева и Сахарова-Нечкиной-Городецкого. Однако, на наш взгляд, они достаточно близки и вполне могутбыть объединены.